— Энджи, это же я! — раздраженно повторил Джим, — Выходи!
Девушка не вышла. Она схватила сломанный прут и, держа его, как кинжал, острым расщепленным концом наставила на Джима.
— Не подходи, дракон, — предостерегла она. — Или я выколю тебе глаза.
— Ты спятила, Энджи! — закричал Джим. — Это же я! Разве я похож на дракона?
— Еще как! — выпалила Энджи.
— Да? Но ведь Генсслер говорил…
В тот же момент потолок обрушился на голову Джима.
Он пришел в сознание и увидел склоненное над его глазами озабоченное лицо Энджи.
— Что произошло? — дрожащим голосом спросил он.
— Не знаю, — ответила она. — Внезапно ты осел и потерял сознание. Джим… неужели это ты, Джим?
— Да, — тупо ответил он.
— …— сказала Энджи.
Он не ухватил смысла сказанного. В голове творилось нечто неправдоподобное, напоминающее ментальный эквивалент двойного видения, сопровождающего тяжелые сотрясения мозга. Он одновременно мыслил двумя сознаниями. Джим предпринял усилие переключиться на один поток мыслей; и в итоге ментальная фокусировка удалась. Очевидно, ему постепенно удастся избавиться и от раздвоенности сознания.
— Ощущение, будто меня огрели по голове дубиной, — сознался он.
Да? Но в действительности ничего подобного не произошло, — с горестными нотками произнесла Энджи. — Ты упал и потерял сознание. Как теперь самочувствие?
— Шампур в голове, — ответил Джим. — Брр, вернее, сумбур.
Он почти перекрыл импульсы, шедшие от второго сознания, но продолжал ощущать, что где-то на задворках, в неведомых глубинах мозга, трепещется бодрствующая, нетронутая часть второго я. Он постарался позабыть о пришельце в собственной голове. Возможно, если его игнорировать, неприятное чувство постепенно уйдет. Он полностью сконцентрировался на Энджи.
— Почему ты поверила только сейчас, а не раньше? — спросил он, усаживаясь на задние лапы.
— Была слишком возбуждена и не заметила, что ты обращался по имени, — объяснила Энджи. — Но когда ты упомянул свое имя, а затем сослался и на Генсслера, я внезапно осознала, что передо мной именно ты. Значит, Генсслер догадался послать тебя на помощь?
— Догадался! Ха! Я налег и пригрозил кретину. Но он ответил, что спровоцирует, нет — спроецирует меня, и я стану невидимым для всех, кроме тебя.
— Но я вижу перед собой дракона. Да, правильно, тебя спроецировали. Но спроецировали твою личность в тело дракона.
— Не понимаю… Обожди, — сказал Джим. — Сперва мне показалось, что я говорю на драконьем языке. Но почему ты понимаешь меня? Ты же должна говорить по-английски!
— Не знаю, — пожала плечами Энджи. — Но и остальных драконов я понимаю запросто. Возможно, все они говорят исключительно по-английски.
— Нет… Прислушайся к словам. К произносимым тобою звукам.
— Но я говорю на обычном, разговорном… — Энджи замолкла. Странное выражение появилось на ее лице. — Нет. Ты прав. Это не английский. Я произношу звуки, идентичные произносимым тобой. Думаю, что так. Скажи: «Думаю».
— Думаю.
— Да, — задумчиво проговорила Энджи. — Те же звуки. С той лишь разницей, что твой голос на четыре октавы ниже моего. Но мы оба говорим на местном диалекте. И люди, и драконы изъясняются на одном языке. Дико как-то…
— Дико — мягко сказано, — возразил Джим. — Невероятно, но как мы в одночасье выучили новый язык?
— Не знаю, — ответила Энджи. — Вероятно, такое возможно в случае субъективной переброски, в результате которой мы здесь и оказались. Если предположить, что в этом мире царят иные законы Вселенной, то возможен и единый универсальный язык. То есть, когда ты говоришь в этом проекционном мире, как я его называю, твои мысли автоматически перекладываются на единый язык, общепринятый и общепонятный…
— Не понимаю, — нахмурившись, подытожил Джим.
— Я тоже. Но это не имеет значения. Главное, что мы понимаем друг друга. А как тебя называл… другой дракон?
— Горбаш. Это имя его внучатого племянника, в чьем теле я как раз и нахожусь. А его самого зовут Смргол. Очевидно, ему лет двести, и у него большой личный авторитет среди драконов. Но не стоит отвлекаться. Я отошлю тебя назад, а это означает, что прежде всего тебя необходимо загипнотизировать.
— Ты сам заставил меня дать клятву, что я никому не позволю себя гипнотизировать.
Сейчас — экстренный случай. Подготовимся к сеансу. Подойди к камню.
И он указал на одиноко лежащий камень, который достигал в высоту талии Энджи. Она подошла к валуну.
— А теперь, — сказал Джим, — положи руку на поверхность, как на стол. Вот так. Сконцентрируйся, представляй или воображай, что ты в лаборатории Генсслера. Твоя рука теряет вес. Она медленно поднимается, поднимается…
— Зачем тебе гипнотизировать меня?
— Энджи, сосредоточься, пожалуйста. Рука становится невесомой. Она поднимается… Она невесомая и все поднимается… поднимается… Рука все невесомей и поднимается все выше…
— Нет, — решительно произнесла Энджи, убрав руку с камня. — Я отказываюсь от гипноза, пока ты не объяснишь, что происходит. Что случится, когда ты меня загипнотизируешь?
— Когда ты полностью сконцентрируешься на возвращении в лабораторию Генсслера, то сразу же окажешься там.
— А что будет с тобой?
— Мое тело осталось в лаборатории, и когда мне надоест торчать в этом мире, я возвращусь назад автоматически.
— Такое возможно при условии, что ты бестелесный дух. Уверен ли ты, что запросто покинешь постороннее тело — например, тело дракона?
— Ну… — замялся Джим, — безусловно, да!
— Безусловно, нет! — воскликнула Энджи. Она выглядела разочарованной. — Это моя вина.
— Вина? В чем? Разумеется, нет. Если кого и винить, так только Генсслера!
— Нет, — заспорила Энджи. — Только меня.
— Я же говорю тебе, нет! Может быть, это и не вина Генсслера. Я допускаю возможность поломки оборудования, следствием которого стало твое перемещение, мне же было суждено зависнуть в теле Горбаша.
— Оборудование было в полном порядке, — настаивала Энджи. — Лоренс, как всегда, очертя голову мчался вперед, не задумываясь над негативными последствиями эксперимента. Поэтому я считаю виновной именно себя. Я знала, что он опрометчивый фанатик, но не признавалась тебе в этом потому, что дополнительный приработок был как нельзя более кстати, а твою реакцию предугадать несложно…
— Несложно? — мрачно переспросил Джим. Ну, предугадай.
— Ты бы раздражался, суетился, волновался, что произойдет непоправимое — и был бы абсолютно прав. Генсслер словно ребенок с яркой заводной машинкой; он играет со своим оборудованием и плевать хочет на последствия. Но все разрешилось…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});