Читать интересную книгу Шаляпин - Виталий Дмитриевский

— Что же, можно мне учиться петь?

— Должно, — был категоричный ответ.

Тогда Федор обрисовал Усатову сложившуюся житейскую ситуацию: он поедет в Казань, заработает денег на учение и вернется в Тифлис.

— Бросьте все это, — отмахнулся Усатов. — Ничего вы не скопите! Да еще едва ли и заплатят вам. Знаю я эти дела! Оставайтесь здесь и учитесь у меня. Денег за ученье я не возьму с вас.

Усатов тут же отправил недоумевающего Федора с запиской к тифлисскому меценату и музыкальному деятелю Константину Николаевичу Алиханову, возглавлявшему Товарищество торговли аптечных складов. Тот назначил ученику Усатова стипендию — десять рублей в месяц. Впервые в жизни Федор мог не думать о ночлеге и хлебе насущном.

А как же Семенов-Самарский? Перовский? Шаляпин написал в Казань: внезапно захворал, приехать не могу. Это, конечно, нехорошо. Но певец утешал себя тем, что многие поступают гораздо хуже ради более низких целей.

В семье Усатова Федору на первых порах было тяжело и даже мучительно: он привык к богемно-босяцкому свободному образу жизни, не утруждал себя «манерами», полагая их ненужной условностью.

— Шаляпин, не надо шмыгать носом во время обеда! Если вы будете есть с ножа, то разрежете себе рот до ушей! — одергивал ученика Усатов.

«Этот превосходный человек и учитель, — скажет в конце жизни Шаляпин, — сыграл в моей артистической карьере огромную роль. С этой встречи с Усатовым начинается моя сознательная художественная жизнь… Он пробудил во мне первые серьезные мысли о театре, научил чувствовать характер различных музыкальных произведений, утончил мой вкус и — что я в течение всей моей карьеры считал и до сих пор считаю самым драгоценным — наглядно обучил музыкальному восприятию и музыкальному выражению исполняемых пьес».

Конечно, строгие уроки «хорошего тона» били по самолюбию, но постепенно Федор научился вести себя «в приличном обществе». В подарок от Усатова он получил нижнее белье и носки, а потом и фрак, правда, слишком широкий в плечах и выглядевший коротким на его долговязой фигуре. Но теперь Федору и самому стало очевидно: благодаря Усатову он попал в среду образованных и культурных людей. Молодые офицеры, студенты, чиновники не чванились, не блюли «сословную дистанцию», относились к Шаляпину по-товарищески, на равных. Братья Корш — два студента и два гимназиста, сыновья уже упоминавшегося заместителя начальника Закавказской железной дороги, — ввели Федора в дом отца. Здесь Федору открылся незнакомый и непривычный мир «интеллигентного общения». Начинающие певцы М. Г. Измирова, А. Г. Рчеулов много способствовали образованию Федора, приносили книги, ноты, звали в оперу, на концерты, на драматические спектакли грузинской, армянской и русской труппы. Они «корректировали» и манеры Федора. По обоюдному согласию он получал предупреждение: кто-нибудь многозначительно щелкал портсигаром, если у Шаляпина вырывалось слишком «смелое» выражение или вдруг «выскакивал» сомнительного вкуса анекдот. Компания, без сомнения, отучала Федора и от «загулов», и от свойственной ему лихой развязности — приходилось считаться с присутствием в музыкальном кружке очаровательных интеллигентных барышень.

Все это было непривычно для Шаляпина, притягивало, волновало его, он жадно впитывал новые впечатления.

На фотографиях, снятых в Тифлисе, Шаляпин мало похож на артиста. «Это был длинноногий парень, худой, нескладный. На нем были косоворотка и какие-то немыслимые брюки (которые он именовал „пьедесталами“). На голове почему-то соломенная шляпа-канотье с черной ленточкой. Дно шляпы было оторвано, держалось сзади на одной ниточке, при ходьбе от ветра поднималось вверх. Немало мы смеялись по поводу этой необыкновенной шляпы», — рассказывала М. Г. Измирова. Но, слушая Шаляпина на концертах, друзья забывали о неуклюжести артиста — внимание приковывал его неповторимый голос, высокий бас редкого «бархатного» тембра, basso cantante.

Усатов точно определил диапазон голоса и научил Шаляпина пользоваться редким богатством обнаружившихся в нем вокальных красок. Он же познакомил Федора с композитором Генарием Осиповичем Коргановым (его «Элегия» на многие годы вошла в концертный репертуар певца), с режиссером И. С. Питоевым, пианистом и педагогом А. В. Мизандари.

В Тифлисском музыкальном кружке — его еще называли «кружком Арцруни» по имени домовладельца — Шаляпину дали концертный дебют, и он вскоре стал участвовать не только в музыкальных, но и драматических вечерах: играл Разлюляева в комедии А. Н. Островского «Бедность не порок», Несчастливцева в «Лесе». Имя Шаляпина попадает в газетные отзывы и рецензии. В статье Василия Давидовича Корганова (1865–1934), известного пианиста и педагога, напечатанной в газете «Кавказ», Шаляпин сравнивался со знаменитым басом Мариинского театра Осипом Петровым.

Прошел год учебы. Для бенефисного концерта в сентябре 1893 года Усатов подготовил с Федором большую программу: партию Мельника из «Русалки», первый акт «Фауста», в котором Шаляпин пел Мефистофеля, несколько русских романсов. «Тифлисский листок» 10 сентября писал: «Голос бенефицианта… звучал превосходно, производя на зрителей приятное впечатление своей свежестью и мягкостью тонов при значительной силе и хорошей фразировке. Играет молодой артист неуверенно, порывисто, нервно, но держит себя на сцене достаточно свободно. Видевшие и слышавшие г. Шаляпина зимой были приятно поражены теми успехами, которые сделал он за это короткое время. Нет сомнения, что при дальнейшей его работе над своим голосом из г. Шаляпина выработается очень и очень недурной исполнитель оперных ролей; для этого он обладает всеми данными: звучным, сильным голосом, музыкальным ухом, хорошими задатками драматического таланта и, что всего важнее, молодостью».

И все же главным для Шаляпина стали в ту пору уроки Усатова. Дмитрий Андреевич — строгий наставник. Когда он не замечал у своего ученика должного усердия, то не стеснялся в средствах «педагогического воздействия». Федор иногда ленился учить партии наизусть, он ставил на пюпитр рояля раскрытые ноты, а сам, отойдя в сторону, скашивал глаза и читал с листа. Усатов заметил это и однажды встал между нотами и певцом. Федор замолчал. Дмитрий Андреевич сильно разгневался, схватил трость и поколотил нерадивого ученика:

— Лодырь, лодырь, ничего не делаешь!

Усатов открыл Шаляпину творчество Мусоргского, с его сочинениями певец в дальнейшем связал свою артистическую судьбу. В «Сцене в корчме» из «Бориса Годунова», поставленной любителями, Федор исполнял партию пристава. «И вот, когда Варлаам начал петь свою тягостную, внешне нелепую песню, в то время как на фоне аккордов оркестра Самозванец ведет разговор с шинкаркой, я вдруг почувствовал, что со мною случилось что-то необыкновенное. Я вдруг почувствовал в этой странной музыке нечто удивительное, родное, знакомое мне. Мне показалось, что вся моя запутанная, нелегкая жизнь шла именно под эту музыку. Она всегда сопровождала меня, живет во мне, в душе моей и более того — она всюду в мире, знакомом мне. Это я теперь так говорю, — писал Шаляпин годы спустя, — а тогда я просто почувствовал какое-то благоговейное слияние тоски и радости. Мне хотелось плакать и смеяться. Первый раз я ощутил тогда, что музыка — это голос души мира, ее безглагольная песнь».

Самыми одаренными учениками Усатова были Федор Шаляпин и Павел Агнивцев (1866–1920). Павел ради сцены оставил успешную офицерскую службу в Мингрельском полку. «Я очень увлекался его чудесным голосом, и мне нравилась его солидная манера держаться», — писал об Агнивцеве Шаляпин.

Когда в конце лета 1893 года помещение казенного театра арендовала оперная антреприза В. Н. Любимова и В. Л. Форкатти, Шаляпин спросил Усатова: не наняться ли ему в труппу?

— Отчего же нет? — азартно поддержал педагог. — Попробуем! Надо выучить несколько опер. «Русалка» и «Фауст» — это ваши кормильцы, так и знайте. Надо еще выучить «Жизнь за царя».

Однажды на репетиции Шаляпин услышал, как дирижер, веселый итальянец Иосиф Антонович Труффи (1850–1925), говорил кому-то:

— Какой хороши колос у этот молодой мальчик!

Радости Федора не было границ.

Дебют на сцене Тифлисского казенного театра — 28 февраля 1893 года — друзья получили одновременно. Их первое выступление отметила пресса. «Совершенно неожиданно весьма сносными исполнителями оказались новички оперной сцены г. Агнивцев (Амонасро) и г. Шаляпин (Рамфис), ученики г. Усатова, известные нам уже по концертам. Оба они пели и держались на сцене весьма прилично, хотя, конечно, нельзя и требовать от них полного знакомства со сценой — спокойного владения своими голосовыми средствами и игрой… Театр был переполнен», — отмечал 30 сентября «Тифлисский листок».