Читать интересную книгу Наказание и исправление - Анна Малова

расписанными изображениями святых. Как долго не посещал я церковь — и сам того не знаю. Мне машинально вспомнились те немыслимо далёкие дни моего детства, когда меня с сестрёнкой Дуней водили в богатый по убранству рязанский храм… Отец указывал нам на иконы, на алтарь, что-то рассказывал ласково и мудро, и мы начинали молиться. Но Дуня всегда молилась горячо и самозабвенно, а я молился просто потому, что надо было, ведь Бог должен помогать людям. Теперь же что-то подсказывало мне — Он помогает только, если в него веришь, искренне и страстно, как во всё хорошее.

А в церкви тем временем уже вовсю шла пасхальная утренняя служба: на клиросе певчие пели теми неизменными словами и пламя свечей каким-то божественным светом заливало деревянный иконостас. Неизвестно почему, даже в такой скромной церкви служба показалась мне величавой и торжественной. Вдруг я заметил, что около меня молится Соня, подняв глаза на ближайший образ. Она молилась так беззаветно, что свет, казалось, потоками лился с её лица. Вдумался я в смысл прекрасной её молитвы, тронули они моё сердце, и заговорило в нём что-то новое небывалое… Я подумал совсем как в детстве, в благоговенные минуты, что «всё мирское придумано людьми, и недолговечно… А Православная Церковь всегда была… И во веки веков будет!» Припомнились мне и наставления моей матушки — жить по-Божиему, жалеть людей, и молиться о Царствии Небесном. А разве не жалел я людей? Разве я не молился вместе с другими за здравие болящего? Я знал, что это так. Стало быть, я должен быть прощён.

Но тут при воспоминаниях о матушкиных наставлениях, во мне впервые со дня примирения с Соней шевельнулась совесть. «Не достоин ты Царствия Небесного, — свидетельствовала она, — а причиною тому твоë безверие и смертный грех убийства.» Как это получилось, я и сам не знал, но что-то вдруг как бы бросило меня на колени перед образом Божией Матери. Я каялся от чистого сердца, всею страждущею душою, и молил прощение всех грехов, что были у меня, сокрушаясь в их численности и тяжести.

— Пресвятая Богородица, прости меня грешного… — шептал я, судорожно сжав в молитве руки и не утирая слëз раскаяния, ручьями стекавших по моему склонëнному лицу. И вдруг волнение как-то быстро улеглось, и на душе стало светло и покойно. Тогда я понял, что прощение свыше мне даровано, что я готов делать добро всем и верить в Бога даже сквозь все несчастья и невзгоды.

Когда по окончании службы арестанты выходили под радостный звон колоколов, я и Соня встретились взглядами и улыбнулись друг другу. «Христос Воскресе!» — «Воистину Воскресе!» — обменивались каторжане пасхальным приветствием. Эти грубые убийцы, преступные бродяги, как я понял давно, всё же имеют в своих зачерствелых сердцах доброту и любовь — качества, проявляющиеся у них лишь в редкие минуты, когда нужна поддержка, помощь, или же во время всеобщего единения, наступавшего в праздники. Многие из арестантов вели между собой тихие дружеские беседы, а некоторые даже держались за руки. И вдруг я заметил наших псов — Друга и Рыжика, весело играющих на лужайке. И, при взгляде на этих пречистых душой животных, какое-то чувство безграничного умиления и счастья охватило меня. Все люди, которых я только здесь видел, казались мне милыми и ласковыми. Всем им хотелось сделать что-нибудь приятное. Поэтому во время работы я натаскал угля за Афанасия, а Михе Шишигину, когда у него не нашлось в руднике меди, отдал свою. А вечером на острожный двор к нам пришли деревенские женщины — то были и сестра Петьки, и жёны некоторых, и любовницы, и просто добровольно несущие подаяние. Среди них была и Соня, которой все из нашей и других партий тут же, сняв шапки, поклонились со словами: «Матушка наша, Софья Семёновна! Христос Воскресе!»

— Воистину Воскресе! — с кроткой улыбкой ответила Соня, и, вслед за её тихим голосом, зазвенели эти заветные слова громкими и смеющимися голосами других женщин. Гостинцы принесли хорошие: пироги с щавелем, мясом и капустой, и сахарные калачи. Конвойные прежде чем отвести нас на ужин милосердно дали время пообщаться с женщинами: обсудить праздник, справиться о жизни и здравии близких, передать нужные вещи и письма. Большинство этих писем, однако, каторжники доверили Соне, ибо именно она чаще всего писала через них родным, и приносила каторжникам послания от родных. В этот вечер у нас был настоящий пир — впервые за всё время, проведённое на каторге, я почувствовал, что наелся досыта. Мясо из пирога я решил дать моим четвероногим друзьям. Пёс-ключник которого я называл Другом, уже знал меня, и ни к кому не был ласков так, как ко мне. Он радостно и предано лизнул мои руки, но мяса съел совсем немного — наверное, его уже кормили — и продолжил дружески вилять мне хвостом. Откуда-то издалека прибежал, точно маленький огонёк, всегда жизнерадостный Рыжик, на принесённое мною угощение даже внимания не обратил, а сразу встал на задние лапки, пытаясь лизнуть меня в лицо. Отрадное умиление вновь охватило меня; не отдавая себе отчёта, я прижал милого щенка к сердцу.

— Эй, Родион, ты чего? — раздался надо мной изумлённый голос Михи. Я, будто бы опомнившись, посадил Рыжика на землю, и смущённо проговорил:

— Собак кормил…

Миху, казалось, смешила эта сцена. Тут на нас рявкнул конвойный:

— Живо в загон, овцы заблудшие!

Но даже этот грубый казарменный солдат показался мне забавным. Что же касается Михи, то он в ответ на этот приказ и вовсе рассмеялся и сказал конвойному что-то дружеское. Подумать только, что праздник может с человеком сделать! А может, это не праздник, а его православная Благодать сходит даже на самых злых, делая их добрыми, и овевая утешением их сердца…

Апрель, 16

Глава VIII

Деньги кончились неожиданно. Ещё в мае у меня имелась карманная мелочь, чтобы приобрести чай или кусок мяса, но с наступлением июньской работы и жары, все сбережения на сытную еду стремительно вышли. Конечно, летом, ввиду тёплой погоды, есть хочется меньше, но и работа отнимает много сил: палящее солнце и духота после дождя делают своё дело. А недавно нас погнали на широкий пустырь и заставили строить новую крепость. Нет утомительней дела, чем перетаскивать тяжёлые камни и вручную укладывать их. Наверное, от такой «жаркой» работы можно сойти с ума, потому что один из арестантов другой партии то ли серьёзно, то ли нарочно, упал на землю и стал хрипло и исступлëнно требовать