– О, нет! – с гордостью ответил судья. – Куда им! Это дается не каждому!
– Значит, ты судил их за неисполнение законов, которых они даже и не знали?! – воскликнул пророк. – Ну, что же ты? Старался о том, чтоб все знали законы? Старался просвещать незнающих?
– Я судил! – с твердостью ответил судья. – Видя, что законы нарушаются.
– Старался ли ты сделать так, чтоб людям не нужно было нарушать законов?
– Я получал жалованье за то, чтоб судить! – Судья мрачно и подозрительно посмотрел на пророка. Чело судьи наморщилось, глаза были гневны. – Ты говоришь неподходящие вещи, пророк, должен я тебе заметить! – строго сказал он. – Опасные вещи! Ты рассуждаешь слишком вольно, пророк! По твоим рассуждениям я подозреваю, не шиит ли ты, пророк? Суннит так не должен рассуждать, пророк! Твои слова предусмотрены книгами Сунн!
Судья подумал.
– А потому, на основании четвертой книги Сунн, страница сто двадцать третья, четвертая строка сверху, читать со второй половины, и руководствуясь разъяснениями мудрых старцев, наших святых мулл, я обвиняю тебя, пророк…
Тут пророк не выдержал и рассмеялся.
– Иди назад, на землю, судья! – сказал он. – Ты слишком строг для нас. Тут у нас, на небе, гораздо добрее!
И он отослал премудрого судью обратно на землю.
– Но как же это сделать, когда я умер? – воскликнул судья. – Как оформить?
– Прошу считать твою смерть недействительной! – улыбнулся пророк.
– А! Так хорошо! Раз так оформлено, я согласен!
И судья вернулся на землю.
Халиф и грешница
«Во славу Аллаха, единого и всемогущего. Во славу пророка, да будет над ним мир и благословение.
Именем султана и эмира Багдада, халифа всех правоверных и смиренного слуги Аллаха – Гаруна-аль-Рашида, – мы, верховный муфтий города Багдада, объявляем настоящую священную фетву, – да будет ведомо всем.
Вот что, согласно с Кораном, вложил нам в сердце Аллах: Нечестие распространяется по земле, и гибнут царства, гибнут страны, гибнут народы ради роскоши, забав, пиров и изнеженности, забывши Аллаха.
Мы же хотим, чтоб аромат благочестия возносился от нашего города Багдада к небу, как возносится благоухание его садов, как возносятся священные призывы муэдзинов с его минаретов.
Зло в мир идет через женщину.
Они забыли предписания закона, скромность и добрые нравы. Они обвешивают себя драгоценностями с головы до ног. Носят чадры, прозрачные как дым от наргилэ. И если покрываются драгоценными тканями, то только для того, чтобы лучше выставить гибельные прелести своего тела. Свое тело, это создание Аллаха, они сделали орудием соблазна и греха.
Соблазняясь ими, воины теряют храбрость, купцы – богатства, ремесленники – любовь к труду, земледельцы – охоту работать.
Поэтому и решили мы в сердце своем – вырвать у змеи ее смертоносное жало.
Объявляется во сведение всех живущих в великом и славном городе Багдаде:
Всякие пляски, пение и музыка в Багдаде воспрещаются. Запрещается смех, запрещаются шутки.
Женщины должны выходить из дома, закутанные с ног до головы покрывалами из белого полотна.
Им разрешается сделать только небольшие отверстия для глаз, чтобы они, идя по улице, нарочно не натыкались на мужчин.
Всем, – старым и молодым, красивым и безобразным, – всем знать: если у какой-нибудь из них увидят обнаженным хоть кончик мизинца, – она будет обвинена в покушении на гибель всех мужчин и защитников города Багдада и немедленно побита камнями. Таков закон.
Исполнять его, как если бы он был подписан самим халифом, великим Гаруном-аль-Рашидом.
Его милостию и назначением великий муфтий города Багдада шейх Газиф».
Под грохот барабанов, при звуках труб такую фетву прочли глашатаи на базарах, перекрестках и у фонтанов Багдада – и в тот же миг прекратились пение, музыка и пляски в веселом и роскошном Багдаде. Словно чума заглянула в город. В городе стало тихо, как на кладбище.
Словно призраки, брели по улицам закутанные с головы до ног в глухие белые покрывала женщины, и только испуганно выглядывали из узких щелочек их глаза.
Обезлюдели базары, исчезли шум и смех, и даже в кофейнях замолкли болтливые рассказчики сказок.
Люди всегда так: бунтуют – так уж бунтуют, а если начнут повиноваться законам, то повинуются так, что даже властям становится противно.
Сам Гарун-аль-Рашид не узнал своего веселого, радостного Багдада.
– Премудрый шейх, – сказал он великому муфтию, – мне кажется, что твоя фетва чересчур уж сурова!
– Повелитель! Законы и собаки должны быть злы, чтобы их боялись! – ответил великий муфтий.
И Гарун-аль-Рашид поклонился ему:
– Быть может, ты и прав, премудрый шейх!
В это время в далеком Каире, городе веселья, смеха, шуток, роскоши, музыки, пения, пляски и прозрачных женских покрывал, жила танцовщица по имени Фатьма-ханум, да простит ей Аллах ее грехи за те радости, которые она доставляла людям. Ей исполнилась ее восемнадцатая весна.
Фатьма-ханум славилась среди танцовщиц Каира, а танцовщицы Каира славились среди танцовщиц всего мира.
Она много слыхала о роскоши и богатствах Востока, а крупнейшим бриллиантом среди Востока, слыхала она, сверкал Багдад.
Весь мир говорил о великом халифе всех правоверных, Гаруне-аль-Рашиде, об его блеске, великолепии, щедрости.
Слух о нем коснулся и ее розовых ушей, и Фатьма-ханум решила поехать на восток, в Багдад, к халифу Гарун-аль-Рашиду – порадовать его взор своими танцами.
– Обычай требует, чтоб каждый правоверный приносил халифу лучшее, что у него есть; принесу и я великому халифу лучшее, что у меня есть, – свои танцы.
Она взяла с собой свои наряды и отправилась в далекий путь. Корабль, на котором она плыла из Александрии в Бейрут, настигла буря. Все потеряли голову.
Фатьма-ханум оделась так, как обычно одевалась для танцев.
– Смотрите! – с ужасом показывали на нее перепуганные путники. – Одна женщина уже сошла с ума!
Но Фатьма-ханум отвечала:
– Чтобы мужчине жить, – ему нужна только сабля, женщине нужно только платье к лицу, – мужчина достанет ей все остальное.
Фатьма-ханум была так же мудра, как и красива. Она знала, что все уже написано в книге Судьбы. Кизмет! [5]
Корабль разбило о прибрежные скалы, и изо всех плывших на корабле одну Фатьму-ханум выкинуло на берег. Именем Аллаха, она с попутными караванами доехала от Бейрута до Багдада.
– А ведь мы везем тебя на смерть! – говорили ей в виде ободрения погонщики и провожатые. – В Багдаде тебя побьют камнями за то, что ты так одета!
– В Каире я была так же одета, и никто меня за это не ударил даже цветком!
– Там нет такого добродетельного муфтия, как шейх Газиф в Багдаде, и он не издавал такой фетвы!
– Но за что же? За что?
– Говорят, что такое платье возбуждает у мужчин превратные мысли!
– Как же я могу отвечать за чужие мысли? Я отвечаю только за собственные!
– Поговори об этом с шейхом Газифом!
Фатьма-ханум прибыла в Багдад с караваном ночью.
Одна, в темном, пустом, мертвом городе бродила она по улицам, пока не увидела дома, где светился огонь. И постучалась. Это был дом великого муфтия.
Так осенью, во время перелета птиц, ветер несет перепелок прямо в сети.
Великий муфтий шейх Газиф не спал.
Он сидел, думал о добродетели и сочинял новую фетву, еще суровее прежней… Услышав стук, он насторожился:
– Уж не сам ли халиф Гарун-аль-Рашид? Ему часто не спится по ночам, и он любит бродить по городу!
Муфтий сам отворил дверь и отступил в изумлении и ужасе.
– Женщина?! Женщина? У меня? У великого муфтия? И в такой одежде?
Фатьма-ханум глубоко поклонилась и сказала:
– Брат моего отца! По твоему величественному виду, по твоей почтенной бороде я вижу, что ты не простой смертный. По огромному изумруду, – цвет пророка, да будет на нем мир и благословение, – который украшает твою чалму, я догадываюсь, что вижу пред собой самого великого муфтия Багдада, почтенного, знаменитого и премудрого шейха Газифа. Брат моего отца, прими меня, как ты принял бы дочь твоего брата! Я родом из Каира. Моя мать назвала меня Фатьма. Занятием я танцовщица, если только угодно назвать это удовольствие занятием. Я приехала в Багдад, чтобы повеселить взгляд халифа правоверных своими танцами. Но клянусь, великий муфтий, я ничего не знала о грозной фетве, – несомненно справедливой, ибо она исходит от твоей мудрости. Вот почему я осмелилась предстать пред тобой одетая не по фетве. Прости меня, великий и премудрый муфтий!
– Аллах один велик и премудр! – ответил муфтий. – Я действительно зовусь Газиф, люди называют меня шейхом, а наш великий повелитель, халиф Гарун-аль-Рашид, назначил меня, – выше моих заслуг, – великим муфтием. Твое счастье, что ты попала ко мне, а не к простому смертному. Простой смертный, на основании моей же фетвы, должен был бы немедленно послать за заптиями или сам побить тебя камнями.