На одних станциях эшелоны разгружались и ленинградцев вывозили и размещали в населенных пунктах, на других — останавливались на время приема горячей пищи, после чего следовали дальше по своему маршруту. Везде наблюдалась одна и та же картина: все эвакуированные находились в состоянии тяжелейшей дистрофии. Помогая друг другу, они с трудом выходили из вагонов и тут же на перроне справляли свои естественные нужды, ни на кого не обращая внимания, все вместе, и мужчины и женщины.
Нас, еще не хлебнувших горя, поражала такая бесцеремонность, но голод разрушает не только тело, но и психику человека. Пройдет не больше месяца, как такое же состояние абсолютной апатии многие из нас получат возможность испытать на себе.
Кое-где в пустых теплушках и возле них между путями лежали еще не убранные трупы детей и взрослых, умерших в дороге. Проходя мимо одной из теплушек, я обнаружил в ней сидящего на полу человека. Обеими руками он обнимал железную печь. Я вскочил в вагон, чтобы разбудить его и помочь выйти, но это был мертвец. Окоченевшими руками он крепко держал такую же холодную, как и сам, печь.
Бойцы старались не пропустить ни одного эшелона с ленинградцами, чтобы поделиться с ними своими пайками. Многие ребята отдавали все свои запасы, оставаясь голодными.
Встречи с блокадниками вызывали справедливое чувство безудержной ненависти к гитлеровским захватчикам. Никакая агитация и пропаганда уже не были нужны. Бойцы своими глазами видели, что принесло с собой нашествие варваров.
Приближаясь к фронтовой полосе, надо было еще и еще раз обдумать все до мелочей; все, что касалось разгрузки эшелонов, сбора, сосредоточения и марша бригады. Никто не мог знать, как сложится обстановка, в какие условия с первых своих шагов попадет бригада, будет ли время для подготовки к бою, будет ли первый бой встречным, оборонительным или наступательным. Это были задачи со многими неизвестными. Надо было быть готовым ко всяким неожиданностям. Первые удачные боевые действия бригады вселят в каждого бойца уверенность в свои силы, а без этого драться с грозным противником нельзя. Да и меня никто в бригаде не знал на деле как командира. Безусловно, в первые часы и дни боя я, как командир соединения, буду на виду у подчиненных. Малейший мой промах, неточность или неуверенность может подорвать доверие ко мне. Нельзя было категорически, особенно на первых порах, допустить даже малейшую оплошность. Поэтому тщательно, во всех деталях старался я обдумать варианты, с которыми, возможно, придется столкнуться.
Не зная обстановки, трудно заранее определить образ действия командира, но я считал, что не мешает еще раз продумать целый ряд вопросов и по видам боевого и материального обеспечения.
Больше всего я боялся бомбежек с воздуха, но нам повезло — за весь путь от начала до конца маршрута ни один самолет противника не появился над нашими эшелонами.
До самого Череповца мы не знали, на какой фронт нас везут, и только потом стало ясно, что везут нас на Ленинградский фронт. Эшелон подошел к Тихвину. Все, что мы увидели, говорило о недавно прошедших здесь боях. От домов остались одни трубы, кое-где закопченные голые стены. Кругом, как раны на теле земли, зияли воронки от бомб и снарядов. Нигде ни одной живой души, если не считать нескольких железнодорожных рабочих, ремонтирующих дорогу. Такого мы еще не видели. Молча смотрели мы на мертвую землю и думали о героях, участниках освобождения Тихвина, ценою своей жизни спасших от голодной мучительной смерти сотни тысяч жителей Ленинграда.
Любанская операция
Весна 1942 года
Война началась для меня на Ленинградском фронте в начале марта 1942 года. Я командовал 140-й отдельной стрелковой бригадой, прибывшей на фронт из Сибири, а ровно через год, в марте 1943 года, был назначен командиром 311-й стрелковой дивизии и прошел с ней весь боевой путь от Волхова до Эльбы.
Эти два соединения одинаково дороги моему сердцу. Первые очень тяжелые, кровопролитные бои в составе 140-й бригады под Любанью и Синявино невозможно забыть и через десятки лет — они гвоздем засели в памяти.
Нелегко было и в 311-й дивизии, когда мы дрались за Ленинград в составе Волховского фронта, отвлекая силы противника на себя. Но это было позже, когда многие из нас уже имели небольшой боевой опыт, полученный в боях 1942 года.
140-я бригада, прибыв на фронт, вошла в состав недавно организованного 4-го гвардейского стрелкового корпуса, который состоял из 3-й гвардейской стрелковой дивизии, четырех отдельных стрелковых бригад и частей артиллерии. Командиром корпуса был генерал-майор Николай Александрович Гаген, боевой, грамотный командир. Он принял меня и бригадного комиссара Бориса Михайловича Луполовера на командном пункте в районе города Волхов. Мы подробно доложили ему о боевом составе бригады, ее укомплектованности и боевой готовности. Командир корпуса внимательно выслушал нас и, как нам показалось, остался доволен подробными докладами. Генерал спросил, кто из нас уже участвовал в этой войне. Получив отрицательный ответ, он заметно сник, помрачнел и уже без особой симпатии глядел на нас.
Я, как на беду, выглядел моложе своих 36 лет и, видимо, произвел на командира корпуса невыгодное впечатление. Сдержанность и отсутствие самоуверенности в моем поведении он, очевидно, расценил как слабость и неопытность.
Выйдя из землянки командира корпуса, мы с комиссаром решили, что разговор с Гагеном, как говорится, «начался гладью, а кончился гадью». Внезапная холодность командира корпуса по отношению к нам, не обстрелянным еще в этой войне командирам оставила неприятный осадок. Но мы старались не унывать, надеясь в первых же боях показать себя и бригаду с лучшей стороны.
Я был кадровым офицером, с 16 лет в рядах Красной Армии. В прошлом принимал участие в боях. Не один раз имел возможность проверить себя как командира, умеющего в сложной обстановке найти нужное решение. Да и сейчас я был здесь только потому, что неоднократно просился на фронт у командующего Сибирским военным округом, полагая, что моя военная подготовка и желание драться с врагом Отечества будут полезны действующей армии.
Как известно, в первой половине 1942 года развернулись ожесточенные бои западнее реки Волхов с целью прорыва нашими войсками блокады Ленинграда. В начале января 1942 года войска Волховского и Ленинградского фронтов перешли в наступление.
Главный удар из района севернее Новгорода в северо-западном направлении на Любань наносила 2-я ударная армия Волховского фронта. Соединения 54-й армии Ленинградского фронта с рубежа Воронов, Малукса, южный берег болота Соколий Мох вели наступление на Тосно. В течение двух месяцев (январь, февраль) части 54-й армии изо дня в день с необыкновенным упорством атаковали противника. Чтобы ускорить разгром группировки немецких войск в районе Любани, Ставка Верховного Главнокомандующего потребовала от командующего Ленинградским фронтом развернуть наступление силами 54-й армии с севера в направлении Любани навстречу группировке Волховского фронта.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});