его угрюмое молчание.
Однако решение покинуть поле боя далось Джошу непросто. Подобно пловцу перед прыжком в холодную воду, он некоторое время не двигался с места. В конце концов, набрав полную грудь воздуха, и метнув злобный взгляд на Дзиро, рыжий поплёлся прочь. Глядя, как он удаляется, Таир уже не сомневался, что свидеться с ним придется хоть и не скоро, но неизбежно. И провожал рыжего глазами до тех пор, пока скамейку, где он сидел, не накрыла тень Нэкоматы.
Случайно или нет, но Дзиро встал рядом так, что окровавленные лезвия теккокаги оказались как раз на линии взгляда мальчика. Перспектива посмотреть в лицо друга пугала не меньше, чем вид обагренного кровью металла. Больше всего на свете Таир хотел сейчас услышать то, что обычно ненавидел. Небрежное «Таро» стало бы лучшим подтверждением, что они друзья… друзья, как и прежде!
Сомнения мальчика были развеяны словами столь тихими, что он скорее ощутил их, нежели услышал.
– Ты хорошо держался, Таро-кун…
Почувствовав головокружение, мальчик вцепился в край скамейки с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Но это не вернуло ему чувство равновесия – ни физического, ни душевного. И Таир провалился в черную яму беспамятства.
Глава 05 – Тайные знаки
Когда Таир пришёл в себя, вокруг царил странный полумрак. Не такой, какой бывает в плохо освещенном помещении или в пору искусственных сумерек – нет. То была живая, трепещущая мгла, в которой мешались запахи, звуки и даже краски. Разноцветные пятна света, казалось, играли с пространством в прятки, то выхватывая, то снова скрывая во тьме его части. Мальчик старался поспеть за ними, угадать, где же, собственно, очутился, но застилавшая взор пелена не позволяла ему разглядеть детали. В конце концов, он сосредоточился на единственной неизменной здесь вещи – большом сгустке тьмы, сыскавшемся неподалеку. Постепенно возвращалась ясность зрения, и вскоре в рваных очертаниях темного облака проступил чей-то силуэт. Сидевший против света человек не шевелился, не пытался заговорить, а просто мерно и глубоко дышал – так, словно пытался впрок запастись воздухом. Не нужно было иметь семи пядей во лбу, чтобы понять: он спит и проснется нескоро. Однако чем дольше Таир вслушивался в дыхание спящего, тем более знакомым оно казалось. Как будто ранее слышанный уютный, мерный шум напомнил о том, как мальчик воображал себя героем, призванным встать на защиту того, кто в такой заботе совершенно не нуждался… того, кто оберегал друга даже во сне.
Таиру не хотелось будить Дзиро. Стараясь создавать как можно меньше шума, он попытался освободиться от пеленавшего по рукам и ногам покрывала. А укутан Таир был со всем тщанием, так, словно нужно было во что бы то ни стало его обездвижить. В конце концов, мальчик сумел высвободить правую руку, но, не рассчитав силы, сделал это столь нетерпеливо и резко, что в глазах потемнело от боли. В мгновение ока пробудились убаюканные Морфеем демоны и принялись терзать измученное тело. Расплачиваясь за своеволие острыми приступами боли, он все же выпростался из покрывала и коснулся ногами холодного пола. И только тут в полной мере осознал, насколько серьёзен причинённый телу урон. Белоснежные бинты соседствовали с багровеющими на открытых участках кровоподтеками, тугая повязка, стянувшая грудную клетку – с повисшей на перевязи левой рукой. Таир внутренне содрогнулся: сейчас он скорее походил на мумию, чем на живого человека. Белеющие в темноте повязки и необычно бледная, словно светившаяся изнутри, кожа оставляли столь странное, ирреальное впечатление, что у него даже возникла мысль: «А не умер ли я на самом деле?»… И только непрестанная боль убеждала мальчика в обратном. Не имея больше сил ей сопротивляться, Таир повалился назад на постель, но так неуклюже, что застонал от муки.
– О, пациент очнулся, – настиг его голос Дзиро.
Проклиная выставившую его в столь идиотском свете немощь, Таир недовольно пробурчал:
– На себя бы посмотрел. Тоже мне спящая красавица!
Ответом ему было гробовое молчание.
Таир знал, как резко относится Дзиро к малейшему выпаду в сторону его мужественности. Любому, кто смел затронуть на словах или деле этот вопрос, грозила немедленная и жестокая расправа, и не важно, был человек серьезен или просто шутил. Но, не смотря на все старания друга блюсти лицо, желающие раскатиться на скользкой теме находились всегда. Дзиро так и не удалось выйти победителем из схватки с общественным мнением, и это делало его ещё более мнительным и нетерпимым. Таир же давно зарубил себе на носу: ни при каких обстоятельствах не затрагивать его самолюбие, – и даже неплохо с этим справлялся, но… и на старуху бывает проруха!
Однако Дзиро и пальцем его не тронул. Его лицо скрывала расцвеченная яркими всполохами тьма, а чувства – окутавшее друзей молчание. Впрочем, Таир понял всё без слов: бездействие друга было более чем красноречивым.
– Пожалел, да?
– Именно.
Сказать, что Таира взбесил его надменный тон – значит, ничего не сказать.
– И с каких это пор ты стал таким заботливым?
– С тех пор, как ты ведешь себя, как идиот! – отбрасывая напускное спокойствие, рявкнул черноволосый.
В тот же момент один из петлявших по стенам зайчиков осветил его лицо.
Пусть это длилось всего мгновение, пусть единственное, что Таир увидел, это полыхнувшие синью глаза, но… Он впервые осознал, почему так старательно игнорировал присущие другу странности. Например, ему, как и большинству людей, всегда казалось, что не пристало парню отращивать длинные волосы и одеваться в нарочито китайском стиле. Весь облик Дзиро кричал о том, что ему плевать, как на принятые у большинства бойцов критерии внешнего вида, так и на ранимые чувства уроженцев Нижних и Средних ярусов, с первого взгляда распознававших в нем чужака. Что же касается его физиономии, то разве Дзиро виноват, что похож на эфеба? Разве длинные ресницы, пунцовые губы или светлая, будто отбеленная, кожа делали из него извращенца? Таиру было хорошо понятно раздражение друга из-за постоянных насмешек окружающих. Но как бы мальчик ни величал Дзиро: храбрым, сильным, пугающим, – он никогда не использовал слово «мужественный». Правда, и «женственным» его было не назвать. Редкая для юноши красота, которой наделила Нэкомату природа, не имела ничего общего с вымученной феминностью заполонивших Пурпурные кварталы трансвеститов. То была красота инфанта, принца крови. И как бы ни старались некоторые примерить на Дзиро голубой, по-настоящему ему шел лишь королевский синий. Такой же, как цвет его глаз: насыщенный и глубокий. Именно эта плещущая через край синева и заставила Таира признать то, что давно пряталось на дне его души: он восхищался Дзиро.
– Как девчонка, ей богу! – сказал он еле слышно.
На сей раз Дзиро отвесил другу оплеуху. Впрочем, это было лишь каплей в море его страданий,