– Уходить надо, – прошептал все тот же юнец. – Здесь никого не должно быть.
Айра не ответила. Она почувствовала, что скрывающая лицо жрица очень сильна, хотя не выдавала себя ничем, разве только движениями, в которых была не спокойная расчетливость, а сила, бурлящая в жилах. Жрица замерла на мгновение, словно с насмешкой взглянула на Аиру через закутывающую лицо ткань, развернулась и скрылась в одном из коридоров. В стороне послышался шорох. В арках, которые начинались за хижиной Мелаген, кто-то прятался. Кто-то молодой и сильный, обуреваемый то ли ревностью, то ли страстью и ненавистью. И снова девчонка словно услышала голос отца: «Оставь их, Айра».
– Уходить надо, – нетерпеливо дернул колдунью за рукав юнец.
– Уходим, – откликнулась Айра, словно не заметив небывалую наглость, и сказала уже громче: – Я расставлю вас вдоль ступеней. Смотрите во все глаза. Если что, ни к Сингу, ни к Аруху – ко мне бегите. Я у главного входа встану.
Глава двадцать седьмая
Не шевелилась тетерка в руках у Кессаа. Ни лапами не дергала, куском бечевы стянутыми, ни крыльями. Казалось, положи ее на камень, так и замрет. Только и будет нижнее веко время от времени круглый глаз прятать. Кессаа гладила ее по шее, касалась мизинцем розовой брови, но птица словно не чувствовала прикосновений. Верно, даже ласка казалась ей дуновением смерти.
– Смерть, – прошептала Кессаа. – Смерть чувствую за этими стенами.
– Яснее говори, – напрягся Зиди.
В просторном коридоре стояли пары. Первыми у тяжелых дверей Зиди с Кессаа замерли. Четвертая пара к алтарю ушла. Три уже вернулись, пошли, почти побежали к выходу, не скрывая восторженных улыбок. Кессаа на них с тоской смотрела. И вот вдруг заговорила.
– Какая смерть? – настойчиво прошептал Зиди.
– Смерть, – тихо повторила девушка. – Не понимаю, но чувствую. Она как натянутая тетива. Как занесенный над головой топор палача.
– Чья смерть? – побледнел баль.
– Не знаю, – тряхнула головой Кессаа, потянула узел на шее, ослабляя платок. – Не знаю… пока.
– Тебе я погибнуть не дам! – упрямо прошептал Зиди. – Да и мне никак нельзя погибнуть. Долг на мне. Я предсмертный слуга Эмучи. Должен вылить мед на алтарь Исс. Должен!
– Где же твой мед? – усмехнулась Кессаа. – Где алтарь? Какой долг? Все прахом пошло.
– Там мед. – Зиди едва заметно кивнул в сторону бальских лесов. – Там. Ждут меня на краю леса слуги Эмучи. Только я знаю, где алтарь.
– Скажи мне, – попросила Кессаа.
– Нет, – отвернулся баль. – Не могу. Я пока предсмертный слуга.
– Почему же предсмертный, – тихо рассмеялась Кессаа. – Разве Эмучи еще жив? Смертный. Совсем уже смертный слуга! Обними меня. Я замерзла. Да не стесняйся. Ведь я не невеста тебе, а Рич…
Синг испугался. Много было достоинств у угодливого слуги Аруха: и оружие его слушалось, и магия ему была подвластна не самая простая, но главным он сам считал звериное чутье. Оно не единожды выручало его, поэтому чутью наставник аруховских птенцов верил безоговорочно. Чутье заставило его бросить торговлю лошадьми и на излете молодости отправиться по городам Оветты, где он усердно растирал порошки и толок травы в лавках мудрых и не слишком мудрых магов. Гнул спину, только бы они дали урвать крупицу их мудрости. Чутье заставило Синга наняться в слуги к молодому, похожему на крысу колдуну с искрящимся левым глазом. Колдуну, который точно так же бродил из города в город, учился магии и никому не говорил до времени, что сама таинственная Суррара числит его своим послом в Скир. И не чутье ли в итоге сделало Синга первым помощником Аруха? Оно заставило Синга принять предложение Ирунга доносить ему о всяком шаге своего хозяина, и это самое чутье тут же пригнало его к Аруху, которому он немедленно доложил о своем обещании любопытному магу храма Сади. Оно позволило Сингу найти среди толпы грязных подростков удивительную Айру. Вот только Зиди и Кессаа чутье поймать не помогло, но время вроде бы еще оставалось.
Об этом думал Синг, бродя коридорами храма Сето и расставляя приданных ему Арухом бравых воинов. Нечего соваться к алтарю, а на всех выходах, потайных и не очень, должны были стоять люди Аруха, они же скирские воины, бравые дети морского народа. Стоять с твердым пониманием, что девчонку, если такая попадется, брать живой, а всех остальных убивать на месте, исключая разве что влюбленного сына Ролла Рейду да служительниц храма. Последних, правда, вовсе не нашлось, даже жилые комнаты с тлеющими углями в печах оказались пусты. Неизвестно, куда делась и та жрица, что вынесла корзину и нож к алтарю. С другой стороны, и не должно быть жриц в храме до полудня, брачная церемония без посредников между молодыми и богами вершиться должна.
Да, и еще кое-что удивило Синга: храм вроде и на храм не был похож. Скорее на сотню или две огромных каменных сараев, пристроенных друг к другу вокруг полуразрушенной хижины и огромного камня. Неслышно крался Синг узкими и широкими коридорами, но казалось ему, что ужас идет по пятам. Оборачивался колдун, застывал, но ничего разглядеть не мог. Наконец подобрался вновь почти к самому алтарю и в закутке у арки, выходящей напрямую к хижине Мелаген, заметил скорчившегося в ожидании Лебба. Увидел меч на поясе и самострел с взведенной пружиной в руках. Вздохнул Синг с облегчением, как и всегда вздыхал, когда непонятная работа в определенное дело превращалась. Попятился и к настороженным воинам побежал. Надо бы поближе к Леббу нескольким стражникам перебраться, чтобы в случае чего девчонку от дури молодой уберечь.
Не вышло ничего у Синга со стражниками. Трое их лежали с перерезанными глотками. Даже мечей из ножен вынуть не успели. Ни крика, ни стона выдавить из груди не успели. Похолодел Синг. Жезл из-за пояса вытянул, который теперь ему вдруг деревяшкой бесполезной показался. Поспешил в соседний коридор, где через полсотни шагов еще двое стражников к каждому шороху прислушивались. И эти в луже крови валялись. Присел от ужаса Синг, едва удержался, чтобы не завыть, соплями да слезами не умыться. В Суйку заходил хитроумный Синг, не последним колдуном себя в Скире числил, а тут почувствовал, что еще немного, поднимет безжалостная рука его за шкирку и в костер бросит. Забилось в судорогах в груди потревоженное чутье. Попятился Синг к потайному выходу, протиснулся через каменную щель, упал на снег и пополз, пополз в сторону, как ошпаренная змея.
Калека стал последним предвестником беды. Айра хотя и стояла спиной к храму, именно к храму и прислушивалась. Глаза-то ее иное видели. Вздувающиеся шатры за околицей деревни для тех воинов, которым места в теплых домах не хватило. Десятников, расставляющих подчиненных чуть ли не цепью в сотне шагов от храма. Димуинна в сопровождении Ирунга, Аруха и старика Касса, выехавших на лошадях на покатый холмик на полпути от деревни к храму. Калек, что только что закончили свару при дележке пожертвований и приготовились ждать окончания службы, чтобы и им поочередно приложиться к алтарю, моля об исцелении – мнимом или подлинном. Матерей, часть из которых встали в кружок и заботливо кормили чмокающих младенцев. Четыре пары молодых, удаляющихся от храма.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});