– В знак благотворительности, – репортер говорит в парящий в воздухе шар-микрофон, – управляющий лорда Халдрагена раздает милостыню беднейшим гражданам.
В боковом коридоре, среди сидящих в изодранной одежде нищих, упитанный прислужник-альфа извлекает из вышитой сумки серебряные кредо-сливеры и раздает их.
Поодаль сидит согбенный от возраста и от нищеты старик, с повязкой на глазу, без пальцев на одной руке. Его неохотно пропускают вперед.
На мгновение нищие оцепенели: репортер просит вернуть пожертвования.
– Надо, чтобы я снова мог заснять… сделать крупный план… вот так… дегенераты полные!..
Наконец все заснято. Репортер спешит прочь, вдогонку за карнавальной процессией, а нищие начинают расходиться.
Точка съемки, с которой ведется наблюдение, не меняется.
Тело одного из нищих обрублено почти у талии, оно кое-как прикреплено к доске, и калека передвигается, отталкиваясь от земли руками. Альфа наблюдает за его передвижением, покачивая головой, остальные нищие равнодушно уходят.
– Жалостливая картина, – говорит альфа. – А тебе здесь что еще надо?
Перед ним последний нищий: старик, вместо руки – когти-крючья, повязка на глазу.
– Пора уходить, – говорит старик.
И тут его рука с быстротой молнии взлетает к горлу управляющего. За ними раздвигается каменная по виду стена – панель-хамелеон, – оттуда выходят две фигуры в капюшонах и подхватывают управляющего прежде, чем он успевает упасть.
Старик и его соучастники быстро затаскивают дородного управляющего за панель и пропадают из вида.
Стена опять выглядит каменной и сплошной.
* * *
Том оторвал глаза от дисплея, всеми силами стараясь сохранить беспристрастное выражение лица. Глаза Кордувена тоже ничего не выражали.
Впрочем, это не имело никакого значения: Кордувен умеет владеть собой. И потому главное было – не додать виду, что Том кого-то узнал.
В последний раз он видел одноглазого человека на уроке истории в Школе для неимущих, они с Капитаном тогда сурово отчитали Тома за то, что тот не знал даты основания сектора Билкраница.
– Смотри дальше, – сказал Кордувен.
* * *
Молодая женщина, склонившись над столом, что-то тихо напевает. Мерцающие шары за окном отбрасывают свет персикового и оранжевого оттенков: раннее утро, только заканчивается ночь.
Засветились дисплеи.
ПЕРВЫЙ: «Из дальних провинций Арджении сообщают о сильнейшей вспышке болезни растений, вызванной флюоресцентным грибком».
ВТОРОЙ: «Игроки в лайтбол в светящихся костюмах, пронзительный свист летящего псевдоразумного мяча. Остались какие-то минуты до окончания финальной трети…»
ТРЕТИЙ: «Триконки экономических прогнозов выстраиваются в сеть, разрастаются и становятся все более переплетенными…»
ЧЕТВЕРТЫЙ: «Сегодня в Жинхуанском протекторате собрались представители посольств, чтобы засвидетельствовать почтение лорду Чэн Ят-Сэню и осмотреть место расположения…»
Раздается какой-то скрежет, и она жестом выключает дисплеи.
– Кто здесь?
Три фигуры в капюшонах заходят в комнату. На их гразерах мечутся сверкающие радуги.
– Я не идиотка, – поспешно говорит женщина. – Я готова с вами сотру…
Тут она отскакивает, хватает со стены электро-шокер и, пронзительно визжа, бросается на гостей. Двое в капюшонах реагируют не сразу, но третий делает шаг в сторону и ударяет женщину прикладом гразера в лоб. Она падает как подкошенная.
– Проклятие! – говорит другой, голос приглушен капюшоном. – Нам нужен соображающий редактор, а не запуганный зомби. Разве была необходимость бить так сильно?
* * *
Тихо плескалось море, и в его волнах вибрировало отражение потолка пещеры и золотых крапинок на колоннах.
Но здесь, в зале общины, висело гнетущее напряжение.
* * *
Женщина, держа в руке бокал, оглядывается в поисках свободного места.
– Си-ия… си-ия… си-ия… – Посередине таверны, отяжелевшие от паров марихуаны, выходящих из-под плохо закрепленных на лицах масок, танцоры прихлопывают и поют в ритм с музыкой броквадеко.
В таверне полумрак, и, по-видимому, женщина не заметила вытянутых ног лежащего мужчины. – она спотыкается о его ногу и роняет свой бокал.
– Извините! – Лысеющий мужчина помогает ей встать. – Э-э… Меня зовут Джането. Я куплю вам взамен другой.
Взгляд зеленых женских глаз, за секунду до этого злой, смягчается.
– Что ж, я согласна, – говорит она.
Когда Джането возвращается назад, неся поднос с «Огнем Саламандры», она, хихикая, называет себя:
– А я – Карлиа.
Она моложе Джането и очень красива. Они сидят вместе в кабинке, перекрикивая музыку, и Джането смотрит на нее как зачарованный.
Подозрение приходит к нему только после второго бокала, но уже поздно. Он безвольно заваливается на бок, и все его попытки шевельнуть хоть пальцем совершенно бесполезны.
– Не делайте ему больно, – говорит женщина, когда крупные мужчины поднимают Джането со скамьи. – Он был довольно мил.
* * *
Том переключил на следующую сцену.
* * *
Невероятно полную обнаженную женщину, с наголо бритой головой, поднимают десять мужчин в капюшонах.
– С ума сойти, она даже тяжелее, чем можно было представить!
Они тащат ее от ванны к передвижной прозрачной цистерне.
Она падает в блестящую, синюю, как сапфир, жидкость и идет на дно.
* * *
– За Однорукого! – пронзительно кричат мчащиеся по туннелю мальчишки, размахивая короткими палками и держа за горлышки разбитые бутылки.
Капитан вооруженных сил приказывает своим войскам отступить.
– Как же так, сэр?! – Один из солдат опускает свой гразер.
– Именно так! – говорит капитан. – Мы здесь не для того, чтобы стрелять в детей.
* * *
Фигуры в капюшонах зажигают гидропонные сети.
– И вы еще называете себя борцами за свободу! – Молодая женщина плюет в их сторону.
Они ударяют ее дубиной и уходят, не оборачиваясь на упавшее тело.
* * *
Трио певцов с серебряными вкраплениями в коже, проплывают над залом на левит-дисках.
Составленные рядами столы накрыты лучшими скатертями и лучшими приборами; офицеры одеты в полную парадную форму; блюда разносят не обычные слуги, а специально назначенные люди.
За непринужденной беседой бригадный генерал граф Деварелъ произносит отдельный тост за певцов.
– Сэр, – говорит младший офицер с нашивками командира роты арахнаргосов на плечах. – Разрешить им приступить?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});