Петер Вайдхаас, руководитель Франкфуртской книжной ярмарки, решил было снова пригласить иранских издателей, но протесты в Германии не позволили ему этого сделать.
Вот и тысячный день. Он ознаменовал его тем, что дописал эссе «Тысяча дней в воздушном шаре». Американский ПЕН-центр провел митинг и направил в ООН письмо протеста. Его британские друзья, чье «бдение» было отменено, читали вслух письма в его поддержку в книжном магазине на Чаринг-Кросс-роуд. Вместе с тем газета «Индепендент», становившаяся, вопреки названию[134], своего рода рупором британского ислама, напечатала статью «писателя» Зиауддина Сардара, где говорилось: «Самое лучшее для мистера Рушди и его сторонников — заткнуться. Мухе, попавшей в паутину, не стоит привлекать к себе внимание». Упомянутая «муха» позвонила редактору газеты и сообщила ему, что не будет больше писать рецензии для ее книжного раздела.
18 ноября Терри Уэйта освободили. Больше в Ливане британских заложников не оставалось. Как, думал он, власти теперь будут пытаться заткнуть ему рот? Ответ он получил очень скоро. 22 ноября роман «Шайтанские аяты» и его автора подверг нападкам архиепископ Кентерберийский Джордж Кэри. Роман, заявил Кэри, — «возмутительная клевета» на пророка Мухаммада. «Мы должны быть более терпимы к гневу мусульман», — сказал архиепископ.
Он дал ему отповедь в радиоинтервью, и британская пресса резко раскритиковала архиепископа. Кэри пошел на попятную, извинился и пригласил человека, чью книгу он осудил, на чай. Человека-невидимку привезли в Ламбетский дворец, и там он увидел чопорную фигуру архиепископа и спящую у камина собаку, а вот и чай: одна чашка — и, к его разочарованию, никаких сэндвичей с огурцом. Кэри был неловок, запинался, и ему мало что было сказать. На вопрос, не попытается ли он как священнослужитель священнослужителя уговорить Хаменеи отменить фетву, он беспомощно ответил: «Не думаю, что я для него большой авторитет». Целью чаепития было ограничение ущерба, не более того. Оно длилось недолго.
И пошли слухи, что британцы готовятся обменяться с Ираном послами и возобновить полные дипломатические отношения. Ему крайне необходима была публичная трибуна. Дата мероприятия в Колумбийском университете быстро приближалась, и казалось по-настоящему важным, чтобы он смог там выступить, чтобы его голос раздался во всеуслышание. Но в Ливане по-прежнему удерживали двоих американских заложников, и не ясно было, разрешат ли ему приехать в Соединенные Штаты. К тому же — как он полетит? Ни одна коммерческая авиалиния не будет рада такому пассажиру. Полицейские сказали ему, что из Соединенного Королевства в Штаты и обратно почти каждую неделю летают пассажирские самолеты для военных. Может быть, его возьмут на такой рейс? Они навели справки, и оказалось — да, ему можно будет полететь с военными. Но состоится ли поездка, все еще было не ясно.
Позвонил Данкан Слейтер, чтобы извиниться за «конфронтацию» из-за акции, намечавшейся на тысячный день, и сказать, что с обменом послами «торопиться не будут». Его, сказал он, посылают работать за границу, и новым «связным» Форин-офиса будет Дэвид Гор-Бут. Жаль: Слейтер ему нравился и, чувствовалось, поддерживал его. Гор-Бут — совсем иное дело: он был угрюмее, бесцеремоннее, резче.
1 декабря освободили Джозефа Сисиппио, а неделю спустя на свободу вышел последний из американских заложников Терри Андерсон. Американцы сдержали слово и сняли запрет на его поездку. Он сможет выступить в библиотеке Лоу.
Он должен был пересечь океан на самолете Королевских ВВС и приземлиться в вашингтонском международном аэропорту Даллеса. Оттуда в Нью-Йорк, а потом обратно его пообещали доставить частным самолетом, принадлежащим главе медиакорпорации «Тайм — Уорнер». В Нью-Йорке его встретит команда охранников, выделенная городской полицией. По мере того как приближалась дата вылета, эти планы все время менялись, что сильно нервировало. Частный самолет от Вашингтона до Манхэттена превратился в машину, затем в вертолет, затем снова в самолет. Эдрю запланировал ужин с влиятельными ньюйоркцами и «артистический ланч» с возможным участием Аллена Гинзберга, Мартина Скорсезе, Боба Дилана, Мадонны и Роберта Де Ниро. Выглядело нереальным — и таковым оно и было. Ему сказали, что он вообще не сможет покидать отель кроме как для выступления в Колумбийском университете. Ему не разрешат участвовать в ужине в библиотеке Лоу: только произнести свою речь — и немедленно уйти. В тот же вечер самолетом — обратно в Вашингтон, оттуда самолетом британских ВВС — в Соединенное Королевство. Американские посольства по всему миру были приведены в состояние наивысшей готовности и приняли особые меры безопасности на случай исламских выступлений против впустившей его Америки. Все, с кем он говорил и с кем говорил Эндрю, проявляли крайнюю нервозность — люди из британских ВВС, из министерства обороны, из американского посольства, из Госдепартамента, из Форин-офиса, из нью-йоркской полиции. Он сказал по телефону Ларри Робинсону: «Легче попасть в Эдем, чем в Соединенные Штаты. Чтобы пустили в рай, надо всего-навсего быть безгрешным».
Чем ближе становилась дата, тем дальше Соединенные Штаты отодвигали время вылета. Наконец во вторник 10 декабря, в Международный день прав человека и за день до выступления в Колумбийском университете, он взошел на военно-транспортный самолет и, сидя спиной к пункту назначения, впервые за три года покинул британскую землю.
На летном поле аэропорта Титерборо в Нью-Джерси его встретил кортеж из девяти машин, сопровождаемый мотоциклистами. Центральная машина была длинным белым бронированным лимузином. Она предназначалась ему. Большую группу полицейских возглавлял лейтенант Боб Кеннеди, который в радиопереговорах фигурировал в тот день как «Начальник Гудзона». Представившись, лейтенант Боб изложил ему «сценарий», часто прерываясь, чтобы сказать что-то в рукав: Вас понял, наблюдательный пост Гудзон. Это Начальник Гудзона, прием. Вас понял. Конец связи. Полицейские в наши дни разговаривают так, как разговаривают полицейские, которых они видят по телевизору. Лейтенант Боб — это было ясно — воображал, что попал в грандиозный кинофильм.
— Мы вас повезем через город в отель вот в этом автомобиле, — сказал он (хотя можно было и не говорить), когда кортеж тронулся.
— Лейтенант Боб, — заметил он, — это же сколько всего получается. Девять машин, мотоциклы, сирены, мигалки, множество полицейских. Не безопаснее ли было бы провезти меня боковыми улочками в старом «бьюике»?
Лейтенант Боб посмотрел на него сочувственно, как смотрят на безнадежных тупиц или психов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});