Я сделал фотографию нищего миллионера, за что он выругал меня.
Вечером простирнул свое белье в ванне и пошел развешивать на балкон. Он был разделен каменной решеткой с соседним номером, откуда слышались голоса: там две женщины переговаривались по-английски. Одна из них, заметив меня, свесилась через перила:
— Добрый вечер.
— Добрый вечер.
— Как вас зовут, откуда вы?
— Меня зовут Владимир, я из Нью-Йорка.
— Владимир? Моего сына тоже зовут Владимир. Мы с дочкой приехали из Чикаго.
Выяснилось, что она итальянка, родом из Флоренции, вышедшая замуж за американца русского происхождения. Поэтому и сына назвали русским именем. Они с дочерью любят Индию и приехали отдыхать. Я сказал, что приехал делать показательную операцию в Нью-Дели.
— Какую операцию вы будете делать?
Я в двух словах объяснил.
— О, я слышала об этом от знакомого хирурга в Чикаго.
Через несколько дней мы снова случайно встретились в Нью-Дели, были удивлены и обрадованы. Однако наше знакомство имело спустя несколько лет куда более удивительное продолжение.
Индия — страна чудес. И ее чудо из чудес — дворец — гробница Тадж Махал в городе Агра. К нему я стремился больше всего. Тадж Махал был построен в 1631–1653 годы императором Шах Джаханом (в переводе — Владыка Мира), как мавзолей его любимой жены Мумтаз Махал. Белоснежно-мраморное это чудо — высокая поэзия синтеза всех искусств. Великий поэт Рабиндранат Тагор назвал его «слезинкой на щеке времени».
Когда передо мной в первый раз открылся вид на него, у меня захватило дух: дворец отражался в гладкой воде длинного бассейна и, несмотря на колоссальные размеры (высота десятиэтажного дома), казался парящим в воздухе. Мне чудилось, что это не каменное строение, но живое существо — он как будто дышал. Двадцать два года его строили и украшали двадцать тысяч зодчих и художников со всего мира. Сам Шах Джахан руководил постройкой. Еще юным наследником престола он увидел во дворце дочь главного визиря, пятнадцатилетнюю Мумтаз, и влюбился в нее, как Ромео в Джульетту. По мусульманским законам он мог иметь четырех жен, но не должен был жениться на ней, пока ей не исполнится восемнадцать. Она стала его второй женой и родила ему двенадцать детей. В тринадцатый раз она умерла родами. Бесконечно убитый горем, он поклялся построить ей мавзолей, какого не было и не будет во всем мире. Самое парадоксальное в этой истории — что Мумтаз якобы не любила мужа. Может, это и поздний миф. Но тогда остается неясным: чья слезинка на щеке времени Тадж Махал — его или ее?
Когда Шах Джахан заканчивал строительство Тадж Махала, казна страны была почти пуста. Его честолюбивый младший сын Ауранзеб убил двух братьев и заключил отца в крепости Красный Форт, в четырех километрах от Тадж Махала. Свергнутый владыка мог оттуда еще пять лет смотреть на построенный им прекрасный мавзолей, вспоминая свою Мумтаз. Есть легенда, что у него была мечта построить напротив белого Тадж Махала точную копию из черного мрамора — для себя. Возможно, это была бы черная слеза на другой щеке времени. Мечта не сбылась, и его похоронили рядом с ней — два их надгробия, инкрустированных полудрагоценными камнями, стоят на возвышении в просторном центральном зале Тадж Махала.
Британцы, захватившие Индию, держали в ней марионеточного императора до 1857 года, а потом объявили страну частью империи. До самой независимости страны британский губернатор Индии считался ее вице-королем и жил в Нью-Дели в громадном дворце с обширными садами. Теперь это дворец президента Индии. Мне выпала удача побывать в этом дворце. Вот как это случилось.
Из Агры я приехал в Нью-Дели на поезде — всего за 5 часов. Я рискнул испытать уникальную возможность побыть не в изоляции роскошного отеля для иностранцев, а в гуще народа. Езда в переполненном индийском поезде — самый экстравагантный способ такого испытания. Так из гостиничного номера «люкс» я переместился в вагон третьего класса. В России мне приходилось нередко ездить в общих и плацкартных вагонах, с их теснотой, духотой и грязью, но это ничто по сравнению с индийским поездом.
Если в Индии плотность населения на один квадратный километр четыреста человек, то в поезде на один квадратный метр приходилось четыре. Я был единственный иностранец в вагоне, но, не обращая на это внимания, меня толкали, как своего. При невероятной тесноте через вагон умудрялись пробираться босоногие, чумазые мальчишки. Только такие тощие дети могли сделать это. С большими медными чайниками в руках, они скользили между пассажирами, громко крича: «Чай, чай!» (в Индии это слово звучит, как и в России, и это было единственное слово, которое я там понимал). Хоть меня и предупреждали, что в Индии следует пить только минеральную воду из бутылки, я не устоял перед соблазном: за три рупии мальчик налил в бумажный стакан горячую темную жижу, терпкую на вкус. Другие мальчишки пробирались с ящиками и сапожными щетками в руках. Надо было дать и им заработать.
Когда мы приехали в Нью-Дели, на перрон высыпала серая толпа такой густоты, какой я не видел и, надеюсь, больше никогда не увижу. Это было в День Независимости, 26 января. В центре города я успел увидеть самую колоритную часть военного парада — шествие громадных, пышно украшенных президентских слонов. На лбах у них были золотые щиты с эмблемой страны, по бокам свисали красные, расшитые золотом шелковые накидки, бивни украшали золотые кисти, ноги чуть выше ступней обвивали золотые цепи. Слоны важно вышагивали перед танками и бронетранспортерами.
В гостинице первым делом после тесноты вагона я сел в ванну с ароматной мыльной пеной. Зазвонил телефон, но выскакивать из воды не надо было: над ванной висел аппарат. Звонил профессор Балу Шан Карай:
— Владимир, у меня для вас приглашение вечером на официальный прием к президенту. Я заеду за вами, и мы вместе поедем во дворец.
В конце января в Нью-Дели стоит жара. Мы ехали широкими улицами, обрамленными высокими деревьями, по богатому деловому району города. Сквозь зелень за заборами виднелись красивые особняки министерств и посольств. Посреди большой площади я увидел углубление с холмом, покрытым горами цветов. К нему шли и шли люди с букетами и гирляндами. Балу объяснил:
— Это священное место. Здесь были сожжены по древнему обычаю тела Махатмы Ганди, основателя нашей Республики, премьер-министров Индиры Ганди и ее сына Раджива.
Балу сложил руки перед лицом и вздохнул:
— Ах, Владимир, в нашей миллиардной стране с ее множеством религий и сект и повсеместной бедностью слишком много разногласий.
— Могу я спросить: какую выгоду получила Индия от того, что стала самостоятельной? Не лучше ли было для блага народа оставаться под британским протекторатом?