Звучала ли это мелодия внутри него, или какая-то птица запела в своем гнезде?
Нет. Птицы не играют на двенадцати струнах. Хейм улыбнулся и, поплыв вперед, старался двигаться как можно более бесшумно. Для надпочечников Андре будет очень полезно, если сзади его схватит холодная влажная рука, а чей-то голос завопит: «Бу-у-у».
Песня становилась все слышнее. На сей раз менестрель пел на немецком языке о прекрасной Розалин.
Когда песня закончилась, Хейм увидел сидевшего на бревнах Вадажа, темный силуэт которого вырисовывался на фоне неба. Он был не один.
Ясно различимый в ночной тишине, прозвучал голос девушки, вторившей певцу по-французски.
Вадаж рассмеялся, и они стали разговаривать. Из всего диалога Хейм уловил только, что речь шла о Гете, о красоте природы, о песнях…
Даниель зябко повела плечами, и Вадаж, подняв с земли плащ, набросил его на них обоих, снова прошептав что-то по-французски, на что девушка, словно бы колеблясь, ответила:
— Да, но мои родители…
— Пф-ф! — фыркнул Вадаж и опять что-то затараторил.
Даниель весело хихикнула.
— …песню о любви, — разобрал Хейм последние слова Вадажа, прежде чем тот мягко тронул струны, и чарующие звуки музыки слились с окружающим миром, превратились в неотъемлемую часть ночи, леса и воды. Голос певца вплетался в этот чудесный венок, делая его еще прекраснее. Даниель вздохнула и еще теснее прижалась к своему спутнику.
Хейм поплыл назад.
«Нет, — повторял он себе снова и снова. — Нет. Нельзя винить Андре в предательстве. Он ведь спрашивал моего разрешения».
Однако непонятная обида, сдавившая его горло, не проходила. Хейм больше не старался двигаться без шума, а рассекал воду с силой настоящего парохода.
«Он молод. А я гожусь ей в отцы. Но я упустил свой шанс. Я думал, все вернулось назад. Нет. Я был смешон. О, Конни, Конни!»
«Богом клянусь, — в ярости Хейм начал думать на языке своего детства. — Если он что-нибудь сделает… Я еще не слишком стар, чтобы свернуть шею такому вот шустряку».
«Однако какое мне до всего этого дело, черт побери!»
Он с шумом устремился из воды на берег и едва не содрал с себя кожу, яростно растираясь полотенцем. Натянув одежду, он, спотыкаясь, пошел через лес. В палатке еще осталась не совсем пустая бутылка.
Возле палатки его ждал какой-то человек. Хейм узнал одного из адъютантов де Виньи.
— Итак?
Офицер быстрым взмахом руки отдал честь:
— У меня есть сообщение для вас. Мсье Полковник установил контакт с врагом. Они ждут делегацию в Бон Шанс, как только наступит рассвет.
— О’кей, доброй ночи.
— Но, мсье…
— Я знаю, нам нужно посовещаться. Что ж, я приду, когда смогу. Времени у нас достаточно. Впереди целая ночь.
Хейм прошмыгнул мимо адъютанта в палатку и опустился на кровать, прикрыв полог, закрывавший вход.
Глава 6
Внизу, широкая и плодородная, простиралась долина Карсака. Можно было разглядеть фермы со службами, деревни, иногда — фабрику, окруженную садами. Но нигде ни одного человека. Земля была безлюдна, стада бродили сами по себе, поля заросли сорняками. Среди них струилась река, металлически поблескивая в лучах раннего солнца.
Выглянув из окна флайера, Хейм увидел эскорт, четыре алеронских военных аппарата. Затейливый, выполненный яркими веселыми красками рисунок на них не смягчал их очертаний, напоминавших баррикаду.
На безоружных новоевропейцев была нацелена по меньшей мере дюжина орудий.
«Из делегатов мы за полсекунды можем превратиться в пленников», — подумал Хейм, доставая трубку.
— Пардон, — подполковник Чарльз Наварра, возглавлявший группу парламентеров из восьми человек, слегка похлопал его по плечу. — Лучше спрячьте это, мсье. У нас в отряде маки давно не видели табака.
— Проклятье! Вы правы. Извините. — Хейм поднялся и сунул трубку в «бардачок».
— Они, кстати, не дураки, — Наварра придирчиво оглядел великана. — Может быть, с вами еще что-нибудь не так, капитан Альфонс Лафайет?
— Нет. Все остальное в порядке, — ответил Хейм по-английски. — Но давайте сойдем вниз последними. Вполне очевидно, что моя форма подобрана наспех, но для партизана это естественно. Я не похож на типичного колониста, но они, возможно, этого не заметят, а если и заметят, то это их не удивит.
— Что вы имеете в виду? — спросил другой офицер.
— Разве вы не знаете? — ответил Хейм. — У алеронов со временем вырабатывается стандартизированный тип индивидуума. С их точки зрения, все люди настолько разные, что отличия в размерах и цвете не имеют никакого значения. Кроме того, они не настолько хорошо знают французский, чтобы заметить мой акцент, тем более, что я постараюсь, в основном, держать язык за зубами. Последнее, думаю, нетрудно будет сделать, поскольку я принимаю участие в данной экспедиции лишь в надежде добыть некоторые разведывательные данные.
— Да-да, — нетерпеливо сказал Наварра. — Но будьте при этом крайне осторожны.
Он наклонился к Вадажу, сидевшему сзади.
— И вы тоже, лейтенант Гастон Жерар.
— Напротив, — возразил менестрель. — Мне нужно как можно больше болтать и придуриваться, и, возможно, привести их в некоторое раздражение. По-другому невозможно исследовать внутренний мир инопланетян. Но вы не бойтесь. Все это продумано. Я всего лишь младший офицер, не заслуживающий особого внимания, а следовательно, и особого обращения со мной. — Он испытующе улыбнулся, глядя на Хейма. — Ты ведь можешь поручиться, что роль никчемного человека всегда прекрасно мне удается, а, Гуннар?
Хейм что-то проворчал в ответ. Боль и удивление скользнули по лицу венгра. Когда его друг в первый раз обошелся с ним очень холодно, Вадаж приписал это приступу меланхолии. Теперь, когда он убедился в том, что неприязнь Хейма не прошла, у него не было возможности спросить у своего капитана в этой тесной, заполненной шумом кабине, что случилось.
Хейм почти в точности прочел мысли Вадажа. Вздохнув, он вернулся на свое сиденье впереди.
«Я глупец, эгоист, и вообще сукин сын, — думал он. — Но я не могу забыть Даниель, этот восход с каплями росы, словно бриллиантами, на ее волосах, и тот взгляд, который она подарила ему, когда мы прощались. Разве я не больше достоин такого взгляда?»
Он был рад прервать эти размышления, почувствовав, что флайер пошел на снижение.
Через увеличительное стекло иллюминатора, прежде чем оно опустилось до линии горизонта, Хейм увидел, что Бон Шанс несколько вырос за двадцать лет. Но все же это по-прежнему был небольшой городишко, примостившийся на материковом плече, вдающемся в море, городишко с окрашенными в мягкие цвета и оштукатуренными стенами и красными черепичными крышами, с доками, забитыми разными судами, и с вездесущими деревьями. Привезенные с Земли зеленый орех и тополь росли вперемежку с золотистыми «бальфлер» и «грацис». Гавань качалась и ослепительно сверкала, предместья полыхали множеством цветов, окружая город со всех сторон — совсем как в те времена, когда он гулял здесь рука об руку с Мэдилон.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});