Между бровями Даниель на мгновение появилась озабоченная морщинка.
— Но я слышала разговор о том, насколько сложно было посадить такой большой корабль незаметно. Разве не лучше было бы воспользоваться каким-нибудь кораблем поменьше?
— Вы очень умны, мадемуазель, но…
Прежде чем он смог сконструировать фразу-прикрытие, она прикоснулась к его руке (как легко!) и сказала:
— Вы прилетели, рискуя жизнью, ради мамы. Разве не так?
— М-м-м… ну конечно, я думал о ней. Мы старые друзья.
Даниель улыбнулась:
— Старые возлюбленные, как я слышала. Не все еще рыцари перевелись, капитан. Сегодня я сидела возле вас, вместо того чтобы петь с другими, потому что вы так красиво смотрелись.
Сердце его подпрыгнуло, но затем он понял, что «вы» означало местоимение второго лица множительного числа. Он от всей души надеялся, что свет закатного солнца сделал незаметным краску, покрывшую его лицо.
— Мадемуазель, — сказал он, — ваша мать и я — друзья. Только друзья.
— О, конечно. Я понимаю. И все же это было так мило с вашей стороны, все, что вы для нас сделали. — Над его головой зажглась вечерняя звезда. — А теперь вы отвезете нас на Землю. Я мечтала об этом путешествии с самого детства.
Появилась превосходная возможность сказать, что скорее Земля должна бы сесть на задние лапки и просить ее о чем-то, а не наоборот. Но Хейм лишь неповоротливой глыбой возвышался над ней, пытаясь найти способ выразить это как-нибудь поизящнее. Даниель вздохнула и отвернулась.
— Ваши люди тоже рыцари, — сказала она. — У них не было даже такой причины, как ваша, чтобы сражаться на Новой Европе. Кроме, может быть, мсье Вадажа.
— Нет, у Вадажа здесь никого нет, — ответил Хейм. — Он трубадур.
— Он так чудесно поет, — пробормотала Даниель. — Я слушала с удовольствием. Он венгр?
— По рождению. Сейчас у него нет дома.
«Андре, ты славный парень, но что-то мы говорим о тебе чересчур много», — подумал Хейм, а вслух продолжал:
— Когда вы прибудете на Землю, ты и твоя семья, пользуйтесь моим домом. Я приеду, когда смогу, и возьму вас в свой корабль.
Даниель захлопала в ладоши.
— О, чудесно! — весело щебетала она. — Ваша дочь и я, мы станем хорошими подругами. А потом, путешествие на боевом корабле… Какие победные песни мы будем распевать, возвращаясь домой!
— Ну… так… возвращаемся назад в лагерь? Скоро стемнеет. В подобных обстоятельствах лучше всего проявить себя настоящим джентльменом, насколько это возможно.
Даниель закуталась в пиджак:
— Да, если хотите.
Хейм не был уверен, что она сказала с неохотой. Но поскольку она сразу же пошла, он не стал больше ничего говорить, и по дороге они обменялись лишь несколькими фразами.
Пикник и в самом деле подходил к концу. Хейм и Даниель вернулись как раз в тот момент, когда все уже желали друг другу доброй ночи. Когда девушка возвращала ему пиджак, Хейм отважился легонько сжать ей руку. Вадаж галантно поцеловал эту руку, напомнив придворного кавалера времен какого-нибудь Людовика.
Когда они возвращались к себе в голубых сумерках, наполненных шелестом листвы, менестрель сказал:
— Ах, ты все же счастливчик.
— О чем ты? — изумился Хейм.
— Покорить такую очаровательную девушку! О чем же еще.
— Ради бога! — прорычал Хейм. — Нам просто хотелось немного размять ноги. Я пока еще не дошел до того, чтобы выкрадывать младенцев из колыбели.
— Не такой уж она младенец… Ты сам-то веришь в то, что говоришь, Гуннар? Нет, постой, не стирай меня в порошок. Во всяком случае, не в очень мелкий. Я просто хочу сказать, что мадемуазель Иррибарн очень мила. Ты не будешь возражать, если я навещу ее?
— Какого черта я должен возражать? — огрызнулся обозленный Хейм. — Но запомни, что она дочь моего друга, а эти колониальные французы сохранили средневековые представления о нравственности и приличиях. Ты меня понял?
— Безусловно. Можно к этому больше не возвращаться.
Весь остаток пути Вадаж весело насвистывал, а забравшись в свой спальный мешок, тотчас безмятежно захрапел. Хейм же еще долго мучился, перед тем как заснуть.
Может быть, именно поэтому он поздно проснулся и обнаружил, что в палатке никого больше нет. Вероятно, Диего помогал саперам де Виньи, а Андре куда-то ушел.
Для партизан было нецелесообразно устанавливать постоянные часы приема пищи, и, судя по походной плитке, светившейся тусклым светом, завтрак был уже приготовлен. Хейм сварил себе кофе, разогрел кусок дичи и отрезал ломоть хлеба, испеченного в традициях старой, истинно французской кухни и не годившегося для нежных желудков. Потом он умылся, сбрил щетину, накинул кое-какую одежду и вышел наружу.
«Очевидно, для меня нет пока никаких сообщений, — подумал Хейм. — А если поступят, то мне передадут. Что-то тревожно на душе. Не искупаться ли?»
Он взял полотенце и пошел к озеру.
Диана была уже высоко. Свет, проникавший сквозь листву, превращался в колеблющийся сумбур черного и белого, среди которого одиноко качался луч его фонаря. Воздух нагрелся, и туман рассеялся. Хейм слышал типичные для местного леса звуки: посвистывание, чириканье, кваканье, хлопанье, — и все же они чем-то отличались от земных. Когда он вышел на берег, озеро показалось ему сверкающим соболиным мехом, каждая «воронка» — маленькая волна — переливалась в лунном свете. Седые снежные вершины величаво возносились к бесчисленным звездным россыпям. Хейм вспомнил, как однажды на Строне он пытался разглядеть Аврору; теперь это не составляла труда, поскольку в здешнем небе она пылала огромной яркой звездой. Его триумф, состоявшийся приблизительно тогда, когда Даниель еще только родилась…
Хейм разделся, оставил фонарь зажженным, чтобы не искать потом одежду, и зашел в воду. Она была холодная, но Хейму понадобилось меньшее, чем обычно, волевое усилие, чтобы заставить себя целиком погрузиться в воду. Некоторое время он просто плескался, согреваясь, потом поплыл длинными спокойными взмахами. Лунный свет рябил на поверхности дорожки, остающейся позади него на воде. Легкий теплый ветерок лаская его кожу, как пальцы девушки.
«Кажется, дета идут на лад, — подумал Хейм со все нараставшим удовлетворением. — У нас действительно есть неплохой шанс спасти эту планету. И если взамен, в числе прочего, я должен буду прервать свою пиратскую карьеру, что ж, зато я вернусь на Землю».
Звучала ли это мелодия внутри него, или какая-то птица запела в своем гнезде?
Нет. Птицы не играют на двенадцати струнах. Хейм улыбнулся и, поплыв вперед, старался двигаться как можно более бесшумно. Для надпочечников Андре будет очень полезно, если сзади его схватит холодная влажная рука, а чей-то голос завопит: «Бу-у-у».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});