Читать интересную книгу Песнь Шаннары - Брукс Терри

Брин подняла глаза к небу, не дав себе даже закончить мысль. Свет солнца коснулся ее лица нежным теплом, таким непохожим на жар темной ямы. В этом тепле была жизнь. И она, эта жизнь, звала к себе Брин с такой настойчивой силой, что девушке вдруг захотелось бежать отсюда. Назад, куда угодно, лишь бы только подальше от мрачного леса.

Не без труда Брин заставила себя вновь обратить взгляд к туманным глубинам мглистых дебрей. И все-таки она никак не решалась сделать последние двадцать шагов. Брин не знала еще, что делать дальше. Путь пока был неясен, неопределен. Нельзя же вслепую бросаться в эту живую темную утробу. Нужно сначала как-то выяснить, куда идти и где спрятана Идальч. Лицо Брин помрачнело. Ей нужно понять этот лес. Как бы заглянуть внутрь…

Из укромных уголков ее памяти всплыли слова Угрюма-из-Озера и закружились в сознании, дразня, насмехаясь: “Загляни внутрь, Брин Омсворд. Загляни в себя. Неужели ты не видишь?"

Казалось, что-то распахнулось в душе — внезапно, пугающе, — и Брин увидела все. Ей же сказали об этом еще тогда, в Сланцевой долине, но она не поняла. “Та, кто спасает и разрушает” — так назвал ее Бреман, восстав из вод Хейдисхорна по призыву Алланона. “Та, кто спасает и разрушает”.

Брин тяжело оперлась о перила, приходя в себя от внезапно открывшейся ей истины. Она найдет ответы не в Мельморде, не в черной яме долины.

Все они — в ней самой!

Наконец Брин взяла себя в руки. Лицо девушки стало суровым и решительным — теперь она твердо знала все, что ей нужно было знать. Оказывается, это так просто: пройти через Мельморд и отыскать Идальч! Ей вовсе не нужно силой пробивать дорогу сквозь заколдованный лес. Ей даже не нужно искать Идальч. Здесь не будет борьбы. Не будет никакого противостояния магических сил.

Наоборот: будет их единение!

Брин решительно прошла вперед и встала на нижней ступеньке Круха. Дебри Мельморда сомкнулись вокруг, закрывая свет солнца, закрывая весь мир, — остались лишь тьма, жар да невыносимое зловоние. Но теперь все это уже не беспокоило Брин. Теперь она знала, что ей нужно делать, а все остальное не имело значения.

Девушка тихо запела. Мелодия песни растеклась — глухая, настойчивая, исполненная страстного желания — и просочилась в сплетение ветвей, вьющихся стеблей, безудержно разросшегося кустарника. Поначалу волшебная песнь лишь легко касалась, ласково гладила искривленные стволы, но потом развернулась, окутав каждую ветку, каждый стебель теплом уверения, просьбы. “Прими меня, Мельморд, — шептала она. — Прими, ведь я точно такая же, как и ты. Между нами не может быть разницы. Мы с тобой — одно, и наши силы слились уже. Мы с тобой — одно!"

Смысл этих слов, вкрадчиво шепчущих в мелодии песни, должен был бы ужаснуть Брин, но странно: ей было так хорошо. Раньше она считала песнь желаний всего лишь чудесной игрушкой, дающей возможность позабавиться с цветом, формой или звуком — не больше. Но теперь перед Брин словно открылись безбрежные просторы владения магии. Магическая сила может помочь ей стать всем, чем угодно. Даже здесь, в самом средоточии Зла, Брин могла сделать так, чтобы полностью принадлежать этому темному миру. Мельморд был создан таким, что никто не мог бы проникнуть сюда, не пребывая в согласии с ним. Даже сила эльфийской магии, заключенная в песни желаний, не смогла бы одолеть и подчинить себе этот страшный лес. Но столь многоликой была песнь, что вполне могла позволить себе отказаться от силы и, заменив ее хитростью, представить Брин Омсворд сходной по своей сути со всем, чему она готовилась теперь противостоять. Брин поняла, что может пребывать в полном согласии с пугающей, странной жизнью этой сумрачной ямы. Столько, сколько нужно. Пока не отыщет то, за чем пришла сюда.

Непонятное возбуждение охватило девушку, пока она пела Мельморду и ощущала, что он откликается ей. По лицу Брин текли слезы — так сильно было чувство, которое вызвала в ней песнь. Лес тихо покачивался в такт чарующей музыке, ветви клонились к земле, кусты и ползучие стебли извивались, как змеи. Шепоты тихой песни говорили о смерти и ужасе, дающих жизнь этой долине. Брин вела мелодию точно игру, окунаясь все глубже в создаваемый ею же самой образ. Понятия “быть” и “казаться” сплелись неразрывно.

Как будто подхваченная течением мелодии, Брин погружалась в себя. Глубоко-глубоко. А все остальное постепенно стиралось в памяти. Алланон, долгий путь, который привел ее сюда, Рон, Кимбер, Коглин и Шепоточек — все забылось. Только об одном Брин еще помнила, да и то как-то смутно, едва-едва, — о том, зачем она пришла сюда: отыскать и уничтожить Идальч, книгу темного колдовства. Девушка продолжала петь, и освобожденная магическая сила вновь принесла с собой это странное, пугающее чувство ликования. Брин ощущала, что сила уже выходит из-под контроля, как тогда, когда она заклятием убила гнома-паука на Взбитом Хребте и потом — черную тварь в пещере. И еще одно непонятное чувство не покидало ее: словно бы нити, из которых сплеталось ее существо, начали вдруг распускаться. Брин понимала, что это очень опасно. Но так было нужно: рискнуть сейчас, может быть, всем. Это было необходимо.

Дыхание Мельморда участилось; теперь он вздымался и опадал намного быстрее, шипение стало более напряженным. Он хотел, чтобы Брин вошла в него. Он изнывал и жаждал. Потому что она нужна ему. Потому что в ней он почуял трепещущую, живую часть себя — сердце своего гигантского, вросшего в землю тела. Сердце, которого не было почему-то так долго, но вот теперь оно будет. “Иди ко мне, — шипел серый лес. — Иди ко мне!"

С пылающим от возбуждения лицом Брин шагнула с Круха в живые дебри.

— Черт побери, должны же они где-то кончиться, эти канавы! — пробормотал Рон, выйдя из тоннеля в большую пещеру.

Они с Кимбер и Коглином уже столько времени бродили здесь, что горец начал отчаиваться. Ему стало казаться, что они будут вечно скитаться по этим вонючим тоннелям под Гранью Мрака.

— Вообще-то должны, только вот вряд ли это произойдет здесь! — фыркнул Коглин, больше из присущего ему духа противоречия.

Но горец едва ли расслышал его. Рон внимательно разглядывал пещеру, где они теперь оказались. Сквозь трещины в потолке пробивался тонкими лучами подернутый дымкой свет солнца, а по центру пол пещеры раскалывала широкая пропасть. Рон молча прошел вперед и встал на самом краю черной пропасти, обводя взглядом каменный мост, протянувшийся к противоположной стороне чудовищной впадины. За мостом пещера сужалась к прорубленному в камне скалы коридору в виде высокой арки. Стены его были отшлифованы до блеска и испещрены какими-то древними символами. Но главное — коридор этот выходил на свет, в зеленую долину, словно затянутую туманом.

“Мельморд, — сразу же догадался горец. — И там — Брин”.

Рон быстро перешел по мосту на другую сторону. Старик и девушка поспешили за ним. Юноша решительно направился к коридору, но резкий крик Кимбер заставил его остановиться.

— Горец, иди посмотри!

Он с неохотой повернулся и пошел обратно. Кимбер ждала его на середине моста и, когда Рон подошел, молча указала рукой: деревянные столбики, поддерживающие цепи-перила, были выворочены, цепи оборваны. На камнях под ногами Кимбер подсыхали пятна крови.

Девушка опустилась на колени и провела пальцами по буроватой лужице.

— Почти свежие, — проговорила она. — Не больше часа назад.

В потрясенном молчании горец уставился на нее, одна и та же невысказанная мысль мелькнула в их глазах. Рон вскинул руку, словно отмахиваясь от страшного предположения:

— Нет, быть не может. Это кровь не ее…

И в то же мгновение раздался страшный пронзительный крик — крик зверя, охваченного яростью и страхом. Он разметал тишину и мысли людей на мосту. На миг Кимбер с Роном застыли на месте, словно парализованные ужасным звуком. Крик доносился с той стороны прохода.

— Шепоточек! — воскликнула Кимбер. А Рон уже сорвался с места.