Оставалась пленка – проклятая пленка, которую без промедлений нужно переправить в неведомую даль. Еще ночью, перед тем, как рухнуть на кровать, я решила стереть все, начиная с крика чаек. Моим шефам требуется разговор, а не голоса духов. Но сейчас, покрутив в руках диктофон, так и не решилась. Стереть – значит соврать, а за подобные вещи полагается визит чистильщика. Никакие псы Егория не защитят: шлепнет чистильщик рабу Божью Стрелу – и мигом на вертолет, подальше.
Рутина, стандартная процедура.
Ладно, отправлю, как есть. Пусть Пятый сам разбирается!
Голова слегка гудела, и я не стала пить вторую чашку кофе. Уцелевшую булочку спалила пред ликом Анны Кашинской, которая в это утро выглядела особенно кисло. Точь-в-точь мое отображение в зеркале.
3
…Вы, гражданин начальник, меня на пушку не берите! Видели меня там, не видели, а все одно – мокруху не пришьете! Я на мокрое в жизнь не пойду. Западло это! Мы тут, в городе, даже стволы не носим, разве не знаете, начальник? А почему не носим? А потому как работа наша горячая, не сдержишься – и вот уже Первач-суки за загривком…
Магнитофон крутился, дуб дымил сигаретой (первый раз его с сигаретой увидела!), а на столе остывал чай. Не вечно же коньяк с ликером на работе хлестать!
Пленку добыл лично господин Изюмский, за что я сразу воздала ему хвалу. Мысленно, понятно, чтоб не зазнавался. А приплыла пленочка прямиком из городской уголовки, где не первый месяц благополучно висят два мокрых дела. Очень похожие на наши: продырявленный пулями труп – и никаких Первач-сук. Месяц назад кто-то из стукачков вывел оперативников на одного из железнодорожников. Того видели в ночь убийства совсем рядом с местом происшествия. Крутые парни из угро как следует тряхнули субчика – и вот результат. Запел.
…Так что не гоните чернуху, начальник! Не там роете! Вы среди ганфайтеров пошустрите! Слыхали? Хлопцы Капустняка… Бывшие, понятно, Капустняк-то – аминь, вечная память! Вот его хлопцы как раз со стволами ходили. Почему? А потому, что им боженька разрешил, ясно?..
Я нажала на stop,чтобы записать самое важное в протокол. Итак, хлопцы Капустняка. Видимо, личная охрана или спецгруппа, вроде внутренней полиции. У братвы такое встречается.
– Вот, блин, словечко выдумали! – недовольно скривился дуб. – Ганфайтеры, мать их!
– Язык оторву! – вздохнула я. – Не им – вам, господин Изюмский. За мать, чтоб неповадно было.
– Да ну, блин!.. – смутился племянничек, но я была неумолима.
– И без блин! А ганфайтер – это по-английски. Точнее, по-американски, так на Диком Западе стрелков называли. Вестерны смотрели?
По виду дуба стало ясно, что слово вестерн тоже нуждается в переводе.
– Ладно, слушаем…
…Только боженька у них живой. Понятливый бог. Он им и разрешает. Как чего? Мокруху, бля, разрешает, со стволами ходить разрешает. А вот как, это уж вы сами, гражданин начальник, выясняйте. Может, жертвы особые, а, может, просто боженька в законе. Да не знаю, какие жертвы! Не знаю! Кровь, говорят, нужна. Кровью этой их бог Первач-псам глаза вроде как замазывает. А не знаю, кто; говорят, и все. И чья кровь, не знаю! Все, гражданин начальник, чего ведал, все как на духу! А мочить – западло, так что не я это, и кошка не моя!.. и вообще: по сторонам хранители мои, избавители от всяких властей и их мудростей, от всяких чинов и их подчинов, от всех мундиров и их командиров…
– Дальше неинтересно, Эра Игнатьевна, – не став слушать заговор на ментовские козни, известный всякому блатному, дуб выключил магнитофон. Отхлебнул чай, вновь скривился. – И как вы такое пьете, блин!..
– Зажигалку! – потребовала я и, получив требуемое, щелкнула кремнем. – А теперь – язык. Вытягивайте, вытягивайте!
Господин Изюмский покосился на лиловый огонек и на всякий случай отодвинулся подальше. Я встала, взяла охломона за ухо:
– Еще раз услышу – точно язык спалю. Или отрежу – по вашему выбору. Если не воспринимаете меня как женщину, воспринимайте как старшего по должности.
Ухо дрогнуло, и я еле удержалась от продолжения экзекуции.
– Уже и сказать нельзя! – пробурчал Изюмский. – Женщину… А вы меня, б… То есть, вы меня разве, как мужчину, воспринимаете?
От такой наглости я настолько оторопела, что даже не стала отвечать. Мужчина Изюмский!
Я пододвинула к себе магнитофон, но дуб покачал головой:
– Говорю ведь, нет там больше ни… ничего! Там дальше про собак каких-то. Не Святого Георгия, обычных…
Собак! Кровь, говорят, нужна. Кровью этой их бог Первач-псам глаза вроде как замазывает… И чья кровь, не знаю!
Не знает?!
…Ну, подтверждаю. Так точно, двенадцать собак. И двор мой, и клетки мои, и собаки. Да только вы мне, гражданин начальник, ничего не пришьете! Собаки бродячие, так что отловил я их даже с пользой. А то бегают, народ зазря кусают! А на кой они мне, это, извините, мой личный интерес! Одну продам, другую подарю…
То-то в городе собаку не встретишь! Один дюжину поймал, другой – две. Собаки… А люди? Бомжи с вокзала?
– Володя, где сейчас этот тип?
– Этот? – дуб потер ухо, обиженно вздохнул. – Как по делу, так сразу Володя! Помер он. В камере на помочах повесился. Я так, Эра Игнатьевна, смекаю: ребята из угро его прижали, вот он и решил на Капустняка свалить. Капустняка ведь мертвым считали! А не вышло!
Не вышло. Услышали – и помогли приспособить помочи. То ли сам Панченко, то ли кто-то из его ганфайтеров.
– Я, Эра Игнатьевна, эту, ну, версию придумал.
Я чуть было не переспросила по поводу глагола, но сдержалась. А вдруг и вправду придумал? Великое чудо Маниту – мыслящее древо.
Quercus sapiens.
– Панченко, который Капустняк, он все эти годы не светился особо. Мы-то знали, но доказать ни черта не могли. А месяцев восемь назад… вот…
Дуб порылся в папке и вынул ксерокопию статьи. Бог мой, на английском!
– Его это… ФБР засекло. Один пи… то есть тип согласился дать показания. Короче, в Штаты ему путь заказали, и в Израиль тоже, и во Францию. А потом и у нас на него материал появился. Говорят, тамбовцы подкинули…
– …И Панченко решил инсценировать собственную гибель, – кивнула я. – Логично, если бы не два «но». Его смерть подтвердил Интерпол, а с этой конторой даже железнодорожникам не сладить. И второе: почему он здесь, а не где-нибудь в Белизе?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});