следующий год? — спросил Веспасиан у брата, чтобы сменить тему разговора. О новом доме он поинтересовался лишь из вежливости. Он по-прежнему не одобрял решения Сабина влезть в долги.
— Раздобыл, — мрачно ответил Сабин. — Такое впечатление, что на этот раз все патрицианские семьи решили выставить своих кандидатов. Плебеям вроде нас с тобой надеяться не на что. Что-то подсказывает мне, что меня в третий раз ждет неудача.
Их разговор прервало появление Гая. Вслед за ним, стараясь на ходу освободить хозяина от тоги, семенил верный Энор.
— Иногда мне кажется, что мои собратья-сенаторы не более чем стадо безмозглых баранов, — гневно пророкотал Гай. — Энор, принеси мне кубок!
Юный германец бросился выполнять его распоряжение. Гай опустил массивный зад на скамейку рядом с Сабином и потянулся за пирожным.
Братья подождали, пока дядюшка насытится сладкими пирожными. которые он запивал неразбавленным вином.
— Эти идиоты спорили о том, наказывать Макрона или нет за то, что с его позволения преторианцы бесчинствовали в городе. — прогудел Гай и в гневе стукнул кубком по столу. Лишь наполовину выпитое вино выплеснулось почти полностью. — И тогда Авл Плавтий встал и заявил, что вместо того, чтобы наказывать Макрона, мы должны быть ему благодарны за то, что он так быстро восстановил в городе порядок. Быстро! Это надо же такое ляпнуть, будь проклята моя толстая задница!
Мы целых два дня просидели, забаррикадировавшись в доме, пока на улицах творились всяческие безобразия вплоть до смертоубийств! — Гай одним глотком допил остатки вина и протянул кубок Энору, чтобы тот наполнил его снова. — Кроме того, Авл предлагает, чтобы Макрона возвысили до экспретора, и это при том, что он даже не член Сената! И что бы вы думали! Все тотчас ухватились за это предложение: мол, это такая блестящая идея, и когда ее поставили на голосование, все единогласно проголосовали «за»!
— Единогласно, дядя? — удивился Веспасиан, глядя, как во рту у Гая исчезает огромный кусок пирожного. — Разве ты не проголосовал против, если ты так зол по этому поводу?
— Нет конечно! — с полным ртом бросил в ответ Гай, и с его губ на стол полетели крошки. — Или ты предпочел бы, чтобы все увидели, что я единственный, кто против? Согласись, что это было бы крайне неразумно!
— Если все будут так поступать, неудивительно, что Сенат принимает возмутительные решения.
— Это еще не самое возмутительное, — возразил Гай. — Боюсь, что началось возмездие, и чтобы отвлечь внимание от своей персоны, его возглавил не кто иной, как Авл Плавтий. Он настоял на том, чтобы троих самых рьяных сторонников Сеяна в Сенате сбросили с Тарпейской скалы, и как будто этого мало, велел тотчас же их привести и лично столкнул их вниз. Боюсь, мой дорогой мальчик, что в ближайшие дни отдыхать тебе будет некогда.
***
Пять дней спустя Веспасиан стоял на залитых утренним солнцем ступенях Курии в ожидании новых постановлений в отношении сторонников Сеяна. Как и предсказал Гай, ему и двум другим триумвирам работы выпал непочатый край: за прошедшие несколько дней шестерым отрубили головы, четверых удушили и одного незадачливого сенатора столкнули с Тарпейской скалы.
Около десятка предпочли совершить самоубийство еще до того, как палачи успели добраться до них, предотвратив тем самым конфискацию имущества. Никто, однако, не удостоился должного судебного разбирательства на Форуме: все казни производились либо по указу Сената, либо по письменной просьбе императора, либо по предложению Авла Плавтия, который выносил этот вопрос на голосование.
В то утро Регул зачитал еще одно длинное письмо от Тиберия. Веспасиан был уже по горло сыт гневными диатрибами против сторонников Сеяна, которыми Тиберий забрасывал Сенат, поэтому на этот раз не стал задерживаться у открытых дверей, чтобы его послушать.
Судя по тому, что внутри стало шумно, Веспасиан понял, что идет голосование. Это тотчас вызвало у него улыбку. Во время последних дебатов Сенат ни разу не разошелся во мнении, единодушно голосуя за смертную казнь.
На какое-то мгновение воцарилась тишина, а затем донесся голос Регула, зачитавшего принятое решение. Сенат взорвался возгласами одобрения. Веспасиан мысленно приготовился к исполнению своих обязанностей, гадая, какого незадачливого сенатора Пет выведет к нему сегодня и какой вид казни назначат бедняге. К его вящему ужасу, Пет вышел из Курии на пару с Гаем.
— Неужели и ты, дядя? — воскликнул он, взбегая по ступеням им навстречу. Неужели ему придется наблюдать за казнью родного человека?
— Что? — переспросил явно сбитый с толку Гай. — Нет, дорогой мой мальчик, не я, — рассмеялся он. — Тиберий только что поймал в капкан свою самую большую добычу: Ливиллу.
— Ливиллу? Но как?
— Император подтвердил то, что многие давно подозревали: чтобы расчистить путь для брака с Сеяном, Ливилла отравила своего мужа Друза, сына Тиберия. Ее лекарь и один из рабов-телохранителей Друза, оба ныне вольноотпущенники, были схвачены и во всем признались под пыткой. Сенат поручил мне сообщить Антонии о приговоре, вынесенном ее дочери. Не могу сказать, что жду этого разговора с нетерпением.
— Неужели мне придется присутствовать при казни женщины? — уточнил Веспасиан. Несмотря на кровавую репутацию Ливиллы, он был отнюдь не в восторге от такой перспективы.
— Нет-нет, что ты, приятель, успокойся. Сенат не вынес решения о ее казни, — жизнерадостно сообщил Пет. — Нам с тобой лишь предстоит взять ее под стражу. Из уважения к Антонии Тиберий попросил передать Ливиллу матери. Император счел, что Антония, как мать той, что убила собственного сына, лучше других знает, какого наказания заслуживает ее дочь. Впрочем, если хочешь знать мое мнение, то в данном случае Тиберий проявил излишнее мягкосердечие. Ведь какая мать прикажет убить собственную дочь?
Четыре центурии городской когорты окружили дом Ливиллы на Палатине, дабы воспрепятствовать ее бегству, хотя, насколько Веспасиану было известно, решение Сената пока не достигло ее ушей. В сопровождении центуриона они с Петом поднялись по величественной лестнице к парадной двери. Позади них вдоль всего фасада дома плотной шеренгой выстроилась центурия городской стражи. Пет дернул за цепочку, и внутри звякнул колокольчик. Вслед за этим открылся смотровой глазок.
— Квестор Публий Юний Цезенний Пет прибыл к высокородной Ливилле по поручению императора и Сената, — четко и медленно проговорил Пет.
Смотровой глазок захлопнулся, однако впускать их внутрь никто не торопился.
— Похоже, хозяйка дома не желает видеть нас, — заметил Пет, когда дверь так и не открылась. — Впрочем, я ее не виню. Центурион, выбивайте дверь.
— Слушаюсь!
Центурион гаркнул приказ, и к нему с тараном в руках тотчас подскочили четверо его подчиненных. После нескольких гулких ударов дверь распахнулась. Сопровождаемые центурионом, Веспасиан и Пет через вестибюль прошли в роскошный атрий.