сразу же направился в телерадиокомпанию. Как цветок пробивается сквозь землю, повинуясь геотропизму, направлению силы земного притяжения, так и человек должен больше доверять естественным инстинктам.
Коллектив встретил его настороженно. Павшин старался не попадаться на глаза. Все сотрудники на вопрос «как дела?» подсовывали ничего не значащие фразы. И лишь одна Эльвира, принятая на работу недавно, простодушно спросила:
– А вы знаете, что нас собираются объединять с газетой?
– Нет, – удивленно ответил Алик.
Тревога в душе, словно мелкая рябь на воде, первая – усложняет отлов мыслей, вторая – рыбалку. Известие, полученное от Эльвиры, на мгновенье очистило Алика от разума.
– Павшин собрание провел, сказал, что вы увольняетесь, потому что нашли новую работу и собираетесь уезжать, – все так же соблюдая законы простодушия, сказала Эльвира. – Он сказал, что нас объединят уже через месяц.
– Полный бред. Уезжать не собираюсь и новую работу не искал, – ответил Алик. – Спасибо за информацию.
– Только вы не говорите об этом разговоре, – попросила Эльвира.
– Хорошо, – сказал Алик и кинулся искать Павшина, но тот уже ретировался из студии на какие-то съемки.
«Сказки о новой работе и моем уходе – работа Бредятина и Квашнякова, – понял Алик. – За их спинами стоит Хамовский. То, что меня хотят убрать – это ясно, но они хотят все обстряпать по-тихому, чтобы выставить меня обычным человеком, жаждущим теплых доходных мест. Надо ехать к Квашнякову…»
Встреча с привратниками ада всегда волнительна, даже, если это всего-навсего редактор газеты.
– Александр Васильевич, что случилось? – придав голосу волнение, а себе покорности, как в бытность работы в газете, спросил Алик. – Неужели нас объединяют?
– Сходи к Хамовскому, поговори с ним. Он хочет объединить телевидение и газету. Когда я заходил к нему, от него выходила его главная юристка. Значит, они этот вопрос прорабатывают. Если нас объединят, то сократят все руководство вплоть до заместителей. Мне это не нужно. Я собирался весной уезжать, – соврал Квашняков.
На словах он увольнялся регулярно и много раз собирался уехать с Крайнего Севера, но каждый раз повторял эту жалобную байку в силу забывчивости и желания снять у соперника защитные реакции, притворившись обиженным и незаинтересованным. Умный враг всегда надевает маску доброго друга.
«Как он скучен и стар, – подумал Алик. – Уже не Учитель, не враг, а подобие комедианта. Если так пойдет, то с кем мне общаться?»
Предложение встретиться с Хамовским имело подтекст – просить о милости оставить себя на работе главным редактором телерадиокомпании, просить о милости найти иное использование для себя, если остаться на прежней должности невозможно…
«Власть использует мощь любого революционера или святого только для усиления своего могущества, – это Алик понимал, будучи по натуре революционером. – А святые лики – это лишь чередование флагов, без связи с истинными идеями обладателей ликов. Человек даже в небе устроил туалет. Из меня хотят сделать тряпку с золотым пером для протирки портрета Хамовского. Иного предложения быть не может».
– Конечно, надо обязательно встретиться с Хамовским, – согласился Алик, понимая, что отказываться – это ускорять приговор. – Но, как встретиться, если он не в духе, опять – скандал.
– Надо выбрать момент и пойти, – учил Квашняков. – И чем быстрее, тем лучше.
Близилась битва, и она должна была прояснить все.
Свет вспыхивает при контакте противоположностей, тогда и истина становится очевиднее.
Если бы земля была гладкой, то многие ее бы и не заметили, а другие никогда бы не поцеловали.
Алику предстояло узнать о себе и о других то, чего он не знал, и решение о новом обучении предстояло принять ему самому…
Вернувшись на работу, он вызвал к себе Павшина.
– Нестор, на тебя оказывается большое давление со стороны администрации, и мне не хочется тебя подставлять, – иносказательно принялся объяснять он. – Я принял решение вывести тебя из-под удара и освободить от исполнения обязанностей главного редактора.
Одновременно Павшин освобождался и от возмещения разницы в окладах, весьма существенной разницы.
– А кто же будет подписывать бумаги? – потухнув, спросил он.
– Бумаги подождут. Тебя могут заставить подписать документы о слиянии, – исказил истину Алик, поскольку не считал нужным говорить: «У тебя не получится провести реорганизацию телерадиокомпании и устранить меня от должности пока я в отпуске».
– А как же платежки, зарплата? – с надеждой в голосе спросил Павшин.
– Я не хочу, чтобы ты вынужденно подчинялся приказам, которым ты противишься всем сердцем, – не удержался от иронии Алик. – А насчет срочных бумаг – я буду в городе. Не беспокойся.
– А вы можете принять такое решение, если вы в отпуске? – опять загорелся Павшин.
– Я на один день отозвал себя из отпуска, – снова притушил Павшина Алик. – И после обеда я снова – в отпуске…
После обеда в квартире Алика раздался телефонный звонок.
– Они пришли, изъяли копии всех приказов, изданных вами. Это какой-то кошмар, – голос секретарши Зябильник притих от испуга так, что Алику приходилось вслушиваться.
– Кто пришел? – спросил Алик.
– Бредятин, Хиронова – начальник юридического отдела, и еще кто-то, – ответила секретарша.
– Зачем ты отдала приказы? – спросил Алик.
– А как же? – недоуменно ответила секретарша. – Они же учредители.
Самоубийственно сидеть в доме, у которого рушатся стены. Зябильник оказалась слабым назначением. Она отдала документы из-за страха и незнания прав.
– Они имеют право на бесплатное объявление и финансовые проверки, – ответил Алик. – И все.
«Мир людей выстроил систему воспроизводства объектов, призванных для угнетения. Похожая система выстроена в отношении людей, предназначенных для использования, – воспроизводство, воспитание рабов, – Алик подумал о себе и обобщил. – Собственно все мы – рожденные рабами».
– Ну, я не знаю, – после короткой паузы, подарившей Алику раздумье, смутилась Зябильник. – Они такие сердитые пришли.
– Ладно, я напишу в прокуратуру, – ответил Алик. – Продолжайте работать.
А сам задумался: «Итак. Я раскусил их замысел, коли поднялся такой шум и, скорее всего, сорвал их планы. А, если я их сорвал, то Хамовский разозлится и шире раскинет подвластные ему сети, сшитые из живых людей».
***
Сети не понимают цель их использования, они стонут и напрягаются, иногда они извиняются перед рыбой за доставленные неудобства, сетуют на судьбу, на то, что их вечно кидают, что работа грязная и нервная. Сети вечно находятся в процессе и не могут подняться над ним, как это делают рыболовы, которым известна цель использования сетей и куда пойдет рыба, пойманная ими. Рыба инстинктивно осознает опасность по степени утраты привычных свобод.
***
Противоборствующие замыслы
«Полет вдаль с драгоценностью напоминает полет вороны с зажатым в клюве сыром, стоит случайно зевнуть…»
Впервые за все годы существования телерадиокомпании маленького нефтяного города депутаты в конце года не