Но после нескольких дней путешествия по пустыне Негев, где они в серых песках не набрели ни на один лагерь бедуинов, Маймонид встревожился при мысли о том, что Саладин на самом деле сошел с ума. Настолько, что полагал, будто этой кучки всадников на двух десятках лошадей и десятке верблюдов довольно, чтобы принять вызов орд франков. Вероятно, султан надеется, что с ними пребудет мистическая воля Аллаха, как это произошло с необычайно удачливой армией Пророка. Раввин читал, конечно, о многих удивительных победах Мухаммеда и его спутников, выступивших против возмутительной несправедливости, но даже Пророк, насколько помнил Маймонид, не одерживал победы в битве с превосходящими его в тысячу раз силами противника.
Из-за высокой песчаной дюны, закрывшей им обзор, к ним сзади подскакал часовой в зеленой чалме. Он приблизился к Саладину и что-то сказал, но его слова заглушил ревущий ветер пустыни Негев. Саладин, по-видимому, понял его и повернулся к Маймониду, давая знак, чтобы он подъехал к нему. Тот пришпорил кобылу и тут же поморщился от неожиданного лошадиного галопа: его бедра горели от напряжения после многодневной безостановочной скачки на несчастном животном. Саладин улыбнулся, заметив недовольство раввина.
— Друг мой, похоже, лекарю самому нужна медицинская помощь.
Маймонид знал о менее дружеских насмешках со стороны некоторых приближенных Саладина, поэтому заставил себя ехать с высоко поднятой головой.
— Люди в моем возрасте всегда кажутся дряхлыми, сеид. Мы намеренно привлекаем к себе внимание.
Саладин искренне рассмеялся, а потом заговорил громче, чтобы услышали все члены их диверсионной группы:
— Я только что получил известие о том, что до армии Ричарда Львиное Сердце осталось два дня пути.
В его словах слышался энтузиазм, новость о нависшей встрече с безжалостной силой явно его возбудила. Маймонид прикусил губу и решил уточнить, не сошел ли султан с ума, как он начал подозревать.
— Мы сможем вовремя собрать подкрепление? — осведомился раввин.
Улыбка Саладина погасла, он стал серьезен. Маймонид поразился, когда увидел тень печали в темных глазах.
— Нам не нужно подкрепление.
Маймонид заколебался, не зная, что ответить. Все казалось бессмысленным. Саладин явно заметил по лицу раввина, что того снедают противоречивые чувства: желание дать разумное объяснение странным событиям, в которых они принимают участие, и страх перед тем, что такого объяснения не существует.
— Автор «Путеводителя колеблющихся», похоже, сам колеблется, — сказал Саладин.
Маймонид глубоко вдохнул.
— Прости меня, сеид, но мы не сможем удержать Аскалон таким малочисленным отрядом.
В этот момент их лошади взобрались наверх огромной дюны и у Маймонида появилась возможность взглянуть на Аскалон, похожий на изумрудный остров. Казалось, что Бог уронил на землю кусочек рая, чтобы тот служил мостом между двумя адами-близнецами: Негевом и Синаем. Город окружали блестящие ряды пальм с гроздьями фиников. Белые каменные дома, сверкающие, словно мраморные, стояли посреди аккуратно подстриженной травы, а вдоль домов росли ухоженные кусты роз.
Саладин затаил дыхание, глядя на город, который часто называл настоящей жемчужиной халифата. Маймониду показалось, что он видит в глазах султана слезы.
— Ты прав, друг мой. Таким малочисленным отрядом Аскалон не защитишь. — Саладин помолчал. — Ты помнишь, что написала Мириам?
Маймонид кивнул. Как он мог забыть? Однако раввин вдруг почувствовал, что султан уже разговаривает не с ним. Он как будто обращается к кому-то невидимому.
Саладин подъехал к крепкой пальме, растущей у колодца в предместье Аскалона. Из домов стали выходить горожане, вероятно полагая, что приехали торговцы, направляющиеся в Египет. Купцы, чья деятельность была источником жизненных сил города, знали, что предельная любезность привлекает людей в их город. Любопытные зрители, большей частью дети в ярких хламидах или женщины в черных бедуинских косынках, похоже, даже не подозревали, что сегодняшние гости не простые торговцы глиняной утварью. Скорее всего, им никогда прежде не доводилось видеть султана, да они бы и не поверили, что такая царственная особа снизойдет до того, чтобы посетить их крошечный, отдаленный городок. И уж совсем не подозревали люди, что по зеленым ухоженным улочкам оазиса скачет сама судьба мира.
Саладин спешился и опустился на колени у пальмы, словно в молитве. «Нет, — подумал Маймонид, — не в молитве. Как будто воскрешая нежные воспоминания».
— Под этим деревом я впервые полюбил женщину, — признался Саладин, поглаживая шершавой рукой толстый ствол, как если бы ласкал ту возлюбленную, о которой говорил. — Мне было четырнадцать. Как бы я хотел вернуть то время! Хотел, чтобы те мгновения длились вечно! Увы, все в мире заканчивается.
Маймонида кольнуло ужасное предчувствие. Он обвел взором любопытных жителей. Дети смеялись над странным поведением гостя. Некоторые женщины затолкали детей назад в дом, явно побаиваясь намерений безумного гостя и его до зубов вооруженной свиты.
О, мой Бог! Бедные люди… Маймонид почувствовал, как холодок, сжимавший желудок, стал подбираться к сердцу.
— Султан не собирается спасать Аскалон, верно?
Саладин встал и повернулся к пальме спиной. Что-то темное и ужасное сверкнуло в его глазах.
— Я спасу Аскалон, мой друг. Разрушив его.
Из конской упряжи своего жеребца Саладин достал топор. Не говоря ни слова, он повернулся к пальме, которая сохранила воспоминания о его первой ночи любви, и нанес сильный, решительный удар топором.
Воины тут же спешились и стали метаться по городу. Кто-то забегал в дома напуганных жителей и приказывал им выходить на улицу, остальные остались в центре города, высоко держа султанское знамя с изображением орла. Они не бандиты — уверяли воины горожан, когда появились обозленные бедуины и стали размахивать саблями, — но любой, кто встанет у них на пути, будет считаться предателем. А отряд стоящих наизготовку лучников грозил воплотить угрозу в жизнь.
Маймонид в полном ужасе наблюдал, как солдаты Саладина методично разрушают город. Рубят, а потом поджигают деревья. Огонь, охватив аккуратно подстриженную траву и кусты роз, перекинулся на соломенные крыши зданий. Казалось, не прошло и нескольких минут, как весь город был в огне.
Глаза раввина наполнились слезами, когда он увидел; как солдаты Саладина высыпают белый порошок в жизненно важные колодцы Аскалона. Если ничего не подозревающий человек напьется из колодца, его горло вскоре будет обожжено смертельным пеплом. Пророк запретил мусульманам жечь деревья и отравлять колодцы, и Саладин за многие годы войны с франками строго придерживался исламского военного кодекса. Но сейчас султан, по-видимому, не имел выбора. Аскалон должен быть стерт с лица земли, чтобы Ричард отказался от своих планов воспользоваться оазисом как плацдармом для нападения на Египет.