Читать интересную книгу Тайна Овального кабинета - Николай Чергинец

— Ева, во-первых, мы же с тобой договорились, когда мы наедине, быть друг с другом на «ты», а во-вторых, делай, дорогая, то, что я сказал. Иди организовывай и скажи, чтобы мне принесли крепкий кофе.

— Хорошо, Джон. Знай, я с тобой! — сказала Мискури и направилась к дверям, ведущим в приемную.

Президент перешел в свой личный кабинет, расположенный сразу же за Овальным кабинетом, не торопясь, с удовольствием выпил кофе и спустя несколько минут возвратился. Только устроился в кресле, как раздался звонок от Мискури. Она доложила:

— Мистер Президент, вас устроит, если вы выступите с обращением из студии Белого дома?

— Вполне.

— Через час операторы трех телекомпаний будут готовы к записи вашего выступления.

— Вы предупредили, что обращение должно выйти в эфир сегодня.

— Да, мистер Президент. Телекомпании сейчас начнут давать анонс о вашем предстоящем выступлении.

— Спасибо, Ева. Если появится желание, приходи в студию и послушай, что я скажу…

Прошел ровно час, и Президент появился в телестудии. Людей было много, он поздоровался со всеми и тут же предложил:

— Джентльмены, я хочу говорить не сидя за столом, а просто в кресле.

Мгновенно в студии все пришло в движение. Кто-то уносил стол, кто-то устанавливал кресло, осветители занимались постановкой света. Рядом с креслом поставили небольшой столик с высоким стаканом, наполненным водой. Представительница одной из телекомпаний приблизилась к пресс-секретарю Президента и вполголоса сказала:

— Как вы думаете, будет удобно посоветовать мистеру Президенту заменить галстук? Этот совершенно не подходит к его костюму.

Пресс-секретарь подошел к Еве Мискури и передал этот совет. Та, после короткого раздумья, ответила:

— Не будем вмешиваться. Президент сегодня уже записался для сената. По-моему, он желает, чтобы именно этот галстук был на нем.

Вскоре все было готово. Президент сидел в кресле, выпрямив спину, сложив руки на коленях. Его ладони были обращены друг к другу — пальцы к пальцам. Поздоровавшись, он, глядя в камеру, начал свое выступление:

— Сегодня я ответил на вопросы Большого жюри. Я отвечал на вопросы конгрессменов правдиво, включая вопросы о моей личной жизни, вопросы, на которые ни один американский гражданин не захотел бы когда-либо отвечать.

Однако я беру на себя ответственность за все свои поступки как в качестве государственного деятели, так и частного лица. Именно поэтому я сегодня и обращаюсь к вам…

Мискури окинула взглядом участников записи. На их лицах можно было прочесть неутолимую жажду — что же скажет Президент, будет ли он открыто говорить о своих любовных похождениях?

А Макоули продолжал:

— Действительно, у меня была связь с мисс Левин. Это было ошибкой, за которую я в полной мере несу ответственность.

Макоули сделал паузу, и как показалось Еве, он хотел выпить воды, но не стал это делать и продолжил:

— Однако я заявил сегодня Большому жюри и говорю это сейчас вам, что никогда я не просил никого лгать, скрывать или уничтожать свидетельства или предпринимать какие-либо иные незаконные действия. Это дело касается только меня и двух самых любимых мной людей — моей жены и нашей дочери — и Бога.

Даже у президентов есть личная жизнь. Пора прекратить персональное преследование и вторжение в личную жизнь и заняться жизнью нашей нации. До свидания.

Через несколько секунд Макоули встал и, сказав «спасибо», направился к дверям.

Еву пронзила догадка: «Так вот почему Джон надел этот галстук. Обращаясь к народу, он одновременно обратился и к Монике Левин, сделавшей этот подарок: не смей заявлять, что я толкал тебя на нарушение закона. Запомни, у нас с тобой было только увлечение друг другом, и не более.

А что, расчет верный, — думала Ева, — завтра Левин будут допрашивать, и одно дело, если она будет трепаться, как лежала под ним или что чувствовала губами, другое, если Моника станет утверждать, что Президент толкал ее на нарушение закона».

С затаенной улыбкой мисс Мискури двинулась следом за Президентом.

Глава 53

На группу адвокатов, которую возглавляла миссис Барбара Декарт, как никогда, навалилось работы. К тому же и ситуации, в которой она оказалась, не позавидуешь. Надо было одновременно обслуживать противоборствующие стороны. Особенно тяжело пришлось самой миссис Декарт. Она должна была представлять в суде саму первую леди Америки — супругу Президента, которая предъявляла иск секретарю «Совета белых граждан», ярому врагу Джона Макоули — Баррету, газете «Вашингтон таймс» и ее редактору Прудену-младшему. Одновременно трое адвокатов из группы Декарт представляли интересы Моники Левин в судебном разбирательстве, которое проводило Большое жюри конгресса в отношении Президента страны.

Декарт была обязана выполнить ряд поручений миссис Элизабет Богарт. К этому следовало еще одно. Ей неожиданно позвонила Сара Макоули и попросила приехать к ней в загородную резиденцию. Там миссис Макоули попросила Барбару Декарт встретиться с Пруденом и Барретом и предложить им досудебную сделку, суть которой сводилась к следующему: еще до суда газета признает свою ошибку и принесет на своих страницах Саре Макоули и ее мужу извинения. То же самое должен сделать и прорасист Баррет. В свою очередь, Сара Макоули, которая предъявила к этим джентльменам, каждому в отдельности, и газете иск на общую сумму одиннадцать миллионов долларов, уменьшит его в десять раз.

Миссис Декарт созвонилась с Люси Бриттон и, договорившись с ней о встрече, немедленно вылетела в Арканзас. Оказалось, что миссис Бриттон с умом использовала деньги, полученные от Джона Макоули, и хорошо развернула свое дело.

Барбара Декарт напомнила ей о Монике Левин, которую по настоянию специального прокурора Томаса Гордона вызывали на судебное заседание, где Левин под присягой заявила, что никаких любовных отношений с Президентом Джоном Макоули она не имела.

Миссис Бриттон, конечно же, хорошо помнила все это. И когда Барбара задала ей вопрос, хотела бы она, чтобы ее дело в связи с этим было пересмотрено, как этого хочет добиваться Томас Гордон, миссис Бриттон даже руками замахала в знак протеста. После этого они вдвоем поехали к нотариусу, где подготовили и заверили два документа: заявление миссис Люси Бриттон о категорическом отказе от повторного рассмотрения ее дела и доверенность о предоставлении миссис Барбаре Декарт права представлять ее интересы.

В этот же день, поздно вечером, усталая, но довольная миссис Декарт возвратилась самолетом в Вашингтон.

Утром следующего дня Барбара позвонила редактору газеты «Вашингтон таймс» Прудену и попросила принять ее.

Пруден, не скрывая удивления, согласился встретиться немедленно. Барбара, не успев даже проинформировать миссис Богарт о результатах поездки в Арканзас, не теряя времени, села в автомашину и поехала в редакцию.

Редактор оказался респектабельным, высоким, модно одетым джентльменом. Стоило Барбаре только начать говорить о том, что она приехала обсудить кое-какие вопросы предстоящего через несколько дней судебного разбирательства, как Пруден, не скрывая досады, прервал ее:

— Скажу откровенно, вляпался я со своей газетой в это дерьмо. Мне уже совершенно ясно, я и этот авантюрист будем разорены. Не знаю, как выдержит и редакция ваш удар с компенсацией ущерба…

— Мистер Пруден, — в свою очередь прервала его Барбара, — я хочу вам сказать, что миссис Сара Макоули и ее супруг относятся к газете с большим уважением и не хотели бы отправлять ее в нокаут. Они также не желали бы разорять вас и лишать кресла редактора. Всем давно известны не только взгляды и уровень мышления небезызвестного Джимми Баррета. Здесь впору в отношении его не иск выставлять, а диагноз ставить. Поэтому по поручению моей клиентки — миссис Сары Макоули, я хочу сделать вам следующее предложение.

И Барбара изложила суть этого предложения. Глаза Прудена загорелись. Он даже сразу не поверил и удивленно переспросил:

— И что, тогда сумма иска уменьшится до чуть более миллиона долларов?

— Причем эта сумма для всех трех ответчиков общая.

— Я готов от своего имени и имени редакции газеты принести миссис Макоули и мистеру Президенту тысячу извинений. Не хочу скрывать от вас, миссис Декарт, мой проигрыш в суде с таким огромным иском является для меня политическим и финансовым крахом, после которого нечего и думать, чтобы встать на ноги.

— А как себя поведет Баррет?

— Куда он денется! Кстати, в двенадцать часов он у меня будет, и я уверен, он ухватится за ваше предложение не только обеими руками, но и ногами и еще черт знает чем.

— Но, повторяю, мистер Пруден, опровержения и извинения должны быть опубликованы в ближайшем номере и на видном месте.