— Я был тогда маленький, — уклончиво ответил сын.
И верно, тогда ему было три года.
— А ну-ка, — осенило меня, — принеси мне, дружок, какой-нибудь школьный учебник истории!
Он, порывшись на полках, принес мне «Пособие по истории отечества для поступающих в вузы» (М.: Простор, 1993. Ред. коллегия А. С. Орлов, А. Ю. Полунов, Ю. А. Щетинов).
В главе «Ново-Огаревский процесс» я прочел одну фразу (!) о путче 1991 года. Вот она, подчеркнута мной, следите, пожалуйста, за контекстом:
«Проект договора об ССГ предусматривал преобразование союзного государства в конфедерацию с ликвидацией многих полномочий центра, но с сохранением системы президентской власти. Предпринятая 19–21 августа 1991 года попытка центра вооруженным путем предотвратить эту перспективу закончилась поражением. Начался новый и заключительный этап распада СССР». Вот и все о путче для юных граждан Российской Федерации, для абитуриентов, поступающих в вузы! В то время как теме «нормализации отношений с США, Китаем, другими странами» отведено полторы страницы убористого текста.
Другому поколению старшеклассников повезло чуть больше.
В новом учебнике (История России для 11-го класса / А. Левандовский, Ю. Щетинов, С. Мироненко. М.: Просвещение, 2007) о путче читаю:
«ГКЧП объявил о введении чрезвычайного положения в отдельных районах СССР, о расформировании структур власти, действовавших вопреки Конституции СССР 1977 г., о приостановлении деятельности оппозиционных партий, о запрете митингов и демонстраций, о контроле над средствами массовой информации. В Москву вошли войска.
Население страны в целом сохраняло спокойствие. Продолжалась работа шахт, заводов, фабрик, учреждений, транспорта, в деревне — уборка скудного урожая. Лишь в Москве, а затем и в некоторых других крупных городах России Президенту РСФСР Б. Н. Ельцину (избранному на этот пост всенародным голосованием в июне 1991 г.) удалось организовать тысячи своих сторонников на активное сопротивление мерам ГКЧП (митинги протеста, строительство баррикад у здания Верховного Совета РСФСР и т. п.)… В условиях, когда ГКЧП практически бездействовал, этого оказалось достаточно для ликвидации путча».
Вот, пожалуй, и все, что жители Российской Федерации пятнадцати-двадцати лет знают сегодня об этом.
Людям, которые захотят рассказать о путче 1991 года своим детям по-другому, я и посвящаю эту главу.
«Не бояться…» (1991, август — декабрь)
Почти сразу после падения ГКЧП и возвращения в Москву Горбачев хочет подписать указ о присвоении Борису Ельцину звания Героя Советского Союза.
Ельцин Отказывается от высшей награды страны. «Герои — это те, кто был на баррикадах», — передает советское телевидение его слова.
В Москве 25 августа проходят похороны Дмитрия Комаря, Ильи Кричевского и Владимира Усова. Не менее миллиона людей прошли от Манежной площади до Белого дома, а затем до Ваганьковского кладбища. Другие стояли вдоль улиц и держали в руках цветы. Стометровый российский триколор был развернут над шагающей толпой. Такого гигантского флага с той поры я никогда не видел. Он плыл над головами людей, как живое существо, гигантское, невиданное, колышущееся от ветра.
Траурное шествие в прямом эфире транслировало Центральное телевидение. Это был последний гвоздь в могилу ГКЧП и, в каком-то смысле, в могилу советской власти — всесоюзная трансляция с этих похорон.
Почти 100 лет назад с другой грандиозной траурной процессии — похорон Николая Баумана, в которых приняли участие десятки тысяч москвичей, — начались баррикады 1905 года. Вот и эти похороны были грозными. Они предвещали новую русскую революцию.
Над Москвой плыла жара.
Можно было задохнуться от подступающих к сердцу предчувствий, от жалости к этим героическим мальчикам, от ощущения какого-то огромного бесконечного дня, который вроде бы кончился, но на самом деле — только начинается.
Ельцин выступил на траурном митинге с речью. Он сказал то, что от него ждали — о свободе, о независимости России, о героях, которые не пожалели своей жизни ради этой независимости и свободы.
И, наконец, произнес самое главное. «Простите меня… — сказал Ельцин. — Что я не уберег ваших детей».
Много было горечи в этих словах пожилого уже, в общем-то, человека над гробами трех юношей. Но было и другое: поразительная уверенность в своей силе. Ельцин абсолютно верил в этот момент, что способен не допустить горе, зло, ненависть в России. Сколько раз ему еще придется стоять над гробом! И просить прощения…
Но ни разу он в этой своей силе, мне кажется, не засомневался.
На чем же был основан этот феномен фантастической, непробиваемой уверенности Ельцина? Это ведь тот же самый человек, который мог так падать, так больно ушибаться, что казалось, все уже кончено и дальше ничего не будет. Подобные моменты в его жизни бывали, и не раз. Но никто и никогда не видел его поверженным — может быть, кроме Наины Иосифовны. Из падений он выходил отнюдь не смиренным. Как будто заряжался в этой темной зоне новой энергией и страстью. Это почти физический, природный закон его могучей психики — сила действия равна силе противодействия.
Противодействие и было его природой.
Огромным событием в те дни стал митинг возле Белого дома. Митинг народной победы. Событием стало и то, что Горбачев не появился на митинге, не выступил на нем.
М. С. после путча был не только глубоко подавлен предательством своих соратников, людей, с которыми он ежедневно общался, работал, делился планами, кого, несомненно, ценил, выдвигал на высокие посты.
Но еще в большей степени он был растерян из-за того, что после августа 1991-го так разительно изменились их отношения с Ельциным.
Человек, которого он осенью 1987-го собственноручно подверг духовной казни, провел «сквозь строй», где каждый больно ударил кнутом бунтаря и смутьяна; человек, которого травили в советских газетах, не пускали в депутаты; за каждым шагом которого следили гэбэшники; человек, ставший врагом и соперником, — теперь этот самый человек оказался его главным спасителем!
Можно вынести любой удар, но пережить от бывшего врага такое — необыкновенно трудно. Особенно мужчине, привыкшему к власти, неограниченной, бескрайней.
Но трудно и Ельцину. Да, Б. Н. торжествует, он одержал над Горбачевым самую главную победу — моральную, он спас страну, которая зависла над пропастью, в том числе и из-за Горбачева, но в то же время… и он растерян.
Их роли резко поменялись. Так резко, что они оба даже не успели опомниться. Как они должны разговаривать, как общаться? Оба нервничают. Оба ищут верный тон.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});