его за собой.
Отряду Дата Букия, в котором теперь насчитывалось до ста хорошо вооруженных бойцов, было приказано расположиться лагерем в деревне Самухао.
Под вечер двинулись в путь.
В Мимиси остались только Мария и Цуца Антия. Мария только что переболела, и было решено оставить ее в деревне еще на пару дней.
Всю ночь шли по целинной дороге и узкими проселочными тропами. Когда рассвело, отряд укрылся в лесу.
Накормили коней, поели сами. Отдохнули, выспались. Дождавшись темноты, двинулись дальше.
Дата так ловко сидел на белом жеребце, что трудно было предположить в нем человека, мужавшего в борьбе с морской стихией. На нем была черная бурка и серый башлык, повязанный по-абхазски. На похудевшем лице — живые глаза, настороженно вглядывавшиеся в темноту. Море сделало этого деревенского парня упорным, верным и сильным, а абхазские леса и горы научили его осторожности.
Рядом с командиром, на черном коне, ехал его неразлучный друг Сесирква. На нем тоже были бурка и башлык, и такой же был у него, как у Дата, русский карабин.
Сопровождал командира и Коста. Моряк лихо сидел на золотистом скакуне. Ладно сложенному, широкоплечему молодцу очень шли морская куртка и заправленные в сапоги матросские брюки.
— Сесирква, — послышался приглушенный голос командира.
Абхазец ударил каблуками скакуна, поравнялся с Дата и настороженно посмотрел ему в глаза.
— Гуда Чика вчера утром пришел в отряд?
— Да, утром.
— Я не успел расспросить его о Джаму. Может, он еще что-нибудь знает...
Некоторое время ехали молча, потом Дата заговорил:
— Он у Вагана во взводе?
— Да, у Вагана.
— Пусть придет ко мне.
Сесирква повернул коня и поскакал.
— Ты хорошо знаешь этого парня? Надежный он человек? — негромко спросил у командира Коста.
— Трудно ручаться... Но ведь он брат Джаму.
— Из одного дерева можно сделать и лопату и весло.
— Это верно. Ты что-нибудь заметил подозрительное в нем? — Дата натянул вожжи и взглянул на спутника.
— Но ведь ты сам удивлялся, как это он спасся во время ареста Джаму.
— Разве этого достаточно, чтобы подозревать? — не очень уверенно сказал Дата и задумался.
Вскоре Сесирква и Гуда нагнали командира. Дата, не глядя на молодого парня, начал сворачивать самокрутку, закурил и лишь тогда посмотрел на него.
— Сколько тебе лет, Гуда?
— Тридцать первый пошел, батоно, — Гуда подъехал ближе, взглянул командиру в глаза. Спокойное выражение его лица понравилось Дата. «Нельзя думать плохо об этом парне. Едва ли такой человек, как он, смог бы так смело и свободно держаться, если бы совершил что-нибудь плохое», — подумал он.
— Правильно ты сделал, парень, что пришел к нам, понял, что нужно сейчас родине, — Дата затянулся было и тотчас с досадой отбросил самокрутку. — Тьфу, кто тебя выдумал, проклятая! Чуть усы и бороду не опалил, — улыбнулся Дата и снова обратился к Гуде:
— Тебе что-нибудь известно о Джаму? Он у Тория или его перевели в тюрьму?
— Должно быть, в тюрьме, невестка туда носит еду и белье, — каким-то надломленным голосом ответил Гуда.
— Ты тоже был там в ту ночь?
— Где?
— У Джаму, когда его забрали, — спокойно сказал Дата, потрепав коня по гриве.
Смешался Гуда, подтолкнул коня к краю дороги, спрятался от лунного света, ничего не ответил.
— Тебя спрашивают, ты тоже был у Джаму в тот вечер? — спросил Коста, повысив голос, и многозначительно взглянул на Дата.
— Да, был, — почти шепотом проговорил юноша и провел рукой по лицу, словно стирая пот.
— Ну, так расскажи. Что нашли у него?
— Прокламации.
— Это я знаю. Еще?
— Какие-то книги, сказали, Маркс и Энгельс, забрали их с собой.
Помолчали немного.
— А Тория был там? — спросил Дата.
— Да, был, проклятый.
— И что же он тебе сказал? Наверное, извинялся? — язвительно спросил Коста.
— Разве это похоже на Тория?
— Об этом тебе лучше знать, парень.
— Откуда мне знать?! — уже с трудом скрывал свою растерянность Гуда, голос его дрожал. — Я не понимаю... Скажите прямо, чего от меня хотите!
— Тория оставил тебя дома или забрал с собой в Сухуми? — спросил Дата.
— В ту ночь он оставил меня, но потом... на следующее утро, вызвал к себе.
Дата насторожился.
— И ты пошел?
— Да, — с горечью сказал Гуда.
Всадники подъехали к реке и по одному стали переправляться через мост.
— Ну, и что же тебе говорил этот офицер? — Дата продолжил разговор, когда Гуда поравнялся с ним.
— Спрашивал, распространял ли я прокламации в деревне, посещал ли собрания большевиков, какие давал мне задания старший брат...
— О нашем отряде, о Дата ничего не выпытывал? — перебил Коста.
— Ничего особенного. Спросил только, знаю ли я что-нибудь о бандите Букия.
— О бандите Букия? — невольно засмеялся Дата. — Эх, кто кого называет бандитом и разбойником!
— И что ты ему ответил? — не успокаивался Коста.
— Почему вы допрашиваете меня?
— Не горячись, парень, стало быть, есть о чем спрашивать, раз спрашиваем. Я вот все удивляюсь: задержали тебя в доме, полном прокламаций, задержали и отпустили! И кто отпустил? Тория! Человек, который даже мертвого не оставит в покое, — проговорил Дата.
— Значит, вы меня подозреваете? Что же я, шпион, по-вашему? — слова юноши звучали горько, он казался растерянным. Ему хотелось по-прежнему считать себя честным и смелым, но он знал, что не имеет уже на это права, и не мог с этим смириться.
— Кто же говорит, что шпион, — ответил Дата, но в голосе его не было уверенности.
В деревне Самухао было тридцать домов. Прибывший туда отряд встретили радушно. Всем нашлось место. Каждый житель старался внести свою лепту в общее дело.
На сельской площади накрыли большой стол и позвали весь отряд. Накормили, напоили. Потом деревня успокоилась, и все вернулись к своим делам.
На другой день с утра Дата у себя в комнате обсуждал с командирами двадцаток положение и разрабатывал планы на будущее.
К вечеру Дата послал за Гудой. В это время в комнату вошел Джокия и еще один боец. Они должны были отправиться в Мимиси за Марией и Цуцей.
— Поедете по той же дороге, по которой мы пришли сюда, — сказал Дата. — Она надежнее других.