— Мэлет, — сказал он негромко. Он подошёл бесшумно, человек не мог услышать… а дочь — дочь, похоже, вообще ничего не слышала более… кроме голоса человека.
Обернулись и встали и эльфийка и человек. От Глорфиндэйла не укрылось то, что дочь сидела на подстеленном плаще человека, не укрылся и тот жест — непроизвольное движение — которым Мэлет полускрылась за спину мальчика.
А тот посмотрел прямо в глаза эльфа и сказал:
— Отважный Глорфиндэйл… ведь это ты Глорфиндэйл, отец Мэлет? — золотая голова наклонилась. — Мне надо говорить с тобой по очень важному делу.
— Иди за мной, — сказал Глорфиндэйл…
…В небольшой залитой солнцем комнате было пусто. Только Глорфиндэйл, севший в массивное кресло (длинный меч между ног) - и Гарав, остановившийся прямо перед ним. Но голос мальчика звучал, как в огромном зале — рождая эхо.
— Отважный Глорфиндэйл из дома Элронда. Я — Гарав Ульфойл, оруженосец кардоланского рыцаря Эйнора сына Иолфа, прошу у тебя руки твоей дочери Мэлет. Я люблю её, Глорфиндэйл.
Глорфиндэйл встал. С грохотом отлетело и ударилось о стену тяжёлое кресло. Движение было таким неожиданным, порывистым и… страшным — да, страшным! — что и Гарав вскочил и отшатнулся, ещё ничего не понимая — но перепуганный.
— Ты… человек! — это слово прозвучало, как ругательство. — Даже не адан — просто человек! — но и как–то растерянно это прозвучало. Гарав услышал эту растерянность, только не обратил внимания. Эльф был страшен. Казалось, он — и без того выше мальчишки как бы не на три головы — стал ещё выше, а глаза сделались большими и засияли холодным голубоватым светом. Левая рука полководца Элронда взялась за рукоять меча, и Гарав увидел, что и там — из–под пальцев — льётся сияние. Комната бешено закружилась, и Гараву послышались звуки — то ли вой, то ли рычание, то ли грохот обвала — шум, нарастая, валился как бы со всех сторон и придавливал к полу, замораживал, одевал в камень… Под пальцами Глорфиндэйла угрожающе и ликующе запел на ладонь вышедший из ножен клинок: «Нyarrrrrrrra… hy–у–уara–a–a…»* - услышал Гарав.
*Режь… (квэнья)
Да–а–а… от такого можно было только бежать со всех ног. И глаза эльфа отталкивали — как две могучих руки: ну, беги, прочь отсюда!!!
Гарав не побежал.
Он стиснул зубы и взялся за меч. Склонился всем телом — словно пробивался через сильный встречный ветер… но головы не опустил, не отвёл глаз от полыхающего взгляда жуткого нимри.
— Так Ангмар говорил правду?! — прорезал сгустившийся тяжёлый воздух дерзкий высокий голос мальчишки, сорвавшийся на последнем слове — но не смешно, а яростно и даже презрительно! — на глуховатый басок. — Правду, что мы, люди, для вас, эльфов — полуживотные?! Вот жаль, что я не остался там, в Карн Думе — по мне лучше уж было отдать душу какому–нибудь гауру и пасть без чести от рук наших же воинов, чем жить и дальше человеком — без твоей дочери, нимри! А ведь я человек, Глорфиндэйл — ЧЕЛОВЕК!!! И это немало!
Эльф слушал мальчишку, высоко подняв брови и отпустив рукоять меча. И даже когда Гарав, тяжело дыша и не выпуская оружия, замолчал и только смотрел на эльфа — яростно и непримиримо — Глорфиндэйл по–прежнему молчал. Молчал, разглядывая мальчишку со смесью грусти, удивления, гнева и уважения. Когда же он заговорил — голос его больше не был угрожающим, скорее — грустным.
— Прошлое помнит два союза между дочерьми эльфов и сыновьями людей. Берен Эрхамион и Лютиэн Тинувиэль… Эльвинг Светлая и Эарендил Мореход… Ты ли Берен? Ты ли Эарендил?
— Тебе нужны Сильмариллы? Тебе нужен новый Вингилот? — вопросами ответил Гарав. — Скажи, и я…
— Нет, — Глорфиндэйл поднял руку. В жесте не было нетерпения — лишь просьба внимания. — Я верю и вижу, что ты готов на всё ради моей дочери. И я не о том. И Берену и Эарендилу Эру даровал бессмертие. Дар… или проклятие эльфов, как людям даровано их проклятие — или дар? — Смерть. По вашему счёту Мэлет больше ста лет. Больше ста, Гарав… Тебе четырнадцать и ты даже не Адан — ты из Людей Сумерек. Сколько ты проживёшь на этой земле? Пусть минует тебя смерть в бою и болезнь. Ещё полвека. Пусть шесть десятилетий. Семь. Да пусть хоть сто лет. Хотя состаришься и потеряешь и красоту и силу ты намного раньше. А Мэлет не заметит этих лет. И что ей останется? Подумай — что?
Не было гнева в голосе эльфа. Не было торжества или злости. Ничего не было такого, на что стоило бы злиться…
Только правда. Не такая, как у Ангмара.
Настоящая. Но не менее жестокая и беспощадная.
Вечность — минуту — Гарав молчал. Глядя в пол. Потом — гордо вскинул голову и сузил глаза, в которых родился стылый лёд:
— Прощай, Глорфиндэйл из Дома Элронда. Никогда более я не потревожу покоя твоего дома и взгляда твоей дочери, — церемонно сказал мальчишка.
Кажется, эльф хотел что–то ещё сказать. Но Гарав коротко поклонился и, повернувшись, вышел прочь, хлестнув краем плаща по косяку — словно вылетела большая хищная птица. Глорфиндэйл услышал, как по коридору — трах–трах–трах! — раскатились звонки, чёткие шаги. (Эльфу представилось, как их следы навсегда остаются на белом полированном полу — впечатанные в камень гневом, яростью, тоской и разочарованием…). Глорфиндэйл тряхнул головой и на миг склонил её:
— Аngayasseуа,* - прошептал он.
*Несчастный (квэнья)
Гарав прошёл по какому–то мосту, сам того не заметив — свистя плащом по камню, сжимая рукоять меча и сжав губы. Его мысли были холодны и остры — как будто их заточило отчаянье.
Ускакать прочь. Сейчас. Немедленно. Тут же. Навсегда. Не оглядываясь. В первой же деревне людей найти красивую девчонку. Их тут много. Взять у неё всё, что может взять мужчина у женщины. И отдать ей… что? То, что он нёс Мэлет, не отдать, как не вырвать из груди сердца — сразу умрёшь… Пусть. Тогда просто отдать той девчонке своё тело. Там найдётся немало желающих лечь с оруженосцем кардоланского рыцаря. Никакого насилия, никакого обмана. В конце концов, ему тут жить и ему нужен дом. И та, которая будет о нём заботиться, а потом родит ему детей. Это может быть любая. Разве не всё равно, чьи руки примут постирать рубашку, и разве в темноте видно лицо? И разве не всё равно — всё вообще — если сердце всё–таки вырвали… а ты почему–то остался жить?
Он стиснул и оскалил зубы, задавив всхлип. Влево и вправо отшагнули двое шедших навстречу эльфов — они о чём–то беседовали и изумлённо посмотрели вслед человеку; кажется, даже окликнули сочувственно… зачем ему их сочувствие?! Он искал лишь понимания и разрешения быть с Мэлет…
Но Глорфиндэйл прав. Прочь отсюда! Скорей! Бежать!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});