Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Вы все еще беседуете о спиритизме? - спросила Мадзя, подойдя к ним.
- Хуже, - подхватил Сольский, - мы говорим о счастье. Панна Магдалена, думали ли вы когда-нибудь о том, что такое счастье?
- Счастье? - повторила Мадзя. - Человек чувствует себя счастливым, когда всем вокруг хорошо.
- Это чужое счастье! - сказал Сольский. - А как вы представляете себе свое личное счастье?
- Самое большое личное счастье, когда человек может творить добро. Не так ли? - спросила Мадзя, глядя удивленными глазами то на Дембицкого, то на Сольского.
- И вас удовлетворило бы такое счастье? - спросил Сольский.
- Ах боже! - воскликнула Мадзя. - Да ведь лучше нет ничего на свете, и человеку больше ничего ненужно...
- Нет, отчего же, - флегматически произнес Дембицкий, - человеку нужно еще носиться по волнам, катиться с крутых гор, драться на дуэлях...
- Что вы говорите? - удивилась Мадзя. - Ведь это несчастье!
- Мы, сударыня, не понимаем друг друга, - сказал Дембицкий, пожимая ей руку. - Вы человек нормальный и здоровый, а мы люди больные, дегенераты. Наши нервы уже так притупились, что мы не чувствуем не только чужой, но и собственной радости. Только физическая боль напоминает нам о том, что мы еще существуем...
- Ну-ну! - прервал старика Сольский. - Ни эгоизм, ни жажда сильных ощущений не доказывают, что нервы притупились.
- Доказывают, доказывают! - настаивал Дембицкий. - Превосходная скрипка рождает отзвук даже тогда, когда звук раздастся рядом. А для того чтобы камень родил отзвук, по нему надо ударить молотом. Альтруизм - это та превосходная скрипка, которую каждый здоровый человек носит в своем сердце. А ваши сильные ощущения - это молот, молот, которым надо бить камни.
- Я не понимаю, о чем вы говорите, - покраснела Мадзя и отошла к дамам.
- Что скажете? - спросил Дембицкий, показывая глазами на Мадзю. - Не лучше ли это отвесных скал?
- Сон! Небесное виденье! - задумчиво ответил Сольский. - Если... не хорошо сыгранная комедия! - прибавил он через минуту. - Эти бабочки, если захотят, могут явиться ангелами в облаках и радугой опоясаться. Вся наша мудрость заключается в том, чтобы, притворяясь, будто мы верим им, знать про себя, что эти милые ангелочки представляют собой на деле.
- Что же они собой представляют?
- Это самки, они слабее самцов и, чтобы использовать их, вынуждены прибегать ко всяким маневрам. Одни изображают из себя ангелов, другие демонов... смотря по надобности.
- А ваша сестра кого изображает? - спросил Дембицкий, строго глядя на Сольского.
- Ах! - вспыхнул тот. - Ада святая. Это исключительная женщина.
- Так будьте осторожны с вашими теориями, потому что исключений может быть больше.
Было уже поздно, разговор в гостиной обрывался, и гости стали прощаться.
- Вы позволите отвезти вас? - спросил у Мадзи пан Казимеж.
- Спасибо. Может, меня проводит пан Дембицкий, - ответила Мадзя.
- Вот видите, сударь, какая награда ждет вас за оптимизм, - обратился Сольский к Дембицкому.
- Неутешительная награда! - прибавил пан Казимеж.
- Поблагодари же, Мадзя, пани Арнольд за доброе предсказание, прервала его Ада. - Впрочем, я бы предпочла, чтобы твой избранник не был таким уж великим человеком.
По дороге домой Мадзя стала просить у Дембицкого извинения за то, что пани Коркович удалила Зосю. Но старик прервал ее.
- Зосю я посылал к Корковичам только ради вас, - сказал он. - Я доволен, что так случилось, это неприятные люди. Мне кажется, что и вы в скором времени распроститесь с ними.
Догадавшись, что до Дембицкого дошли слухи об ее отношениях с Корковичами, Мадзя переменила тему разговора и спросила у старика, что он думает о сегодняшнем собрании.
- Что ж? - ответил он, кривя губы при свете фонаря, мимо которого они проезжали. - Мы провели время не так банально, как на обычных вечерах. Что же касается людей...
Он потер кончик носа и продолжал:
- Оба Сольские прекрасные люди, - я давно их знаю, - но нет у них цели в жизни. Вот где полезна была бы бедность! Пан Арнольд, кажется, человек порядочный, а его жена полусектантка, полуистеричка. Женщины изнеженные и свободные легко становятся капризницами, а там и истеричками.
- Вы ничего не сказали о Норских, - вполголоса произнесла Мадзя.
- Что можно о них сказать? - ответил старик. - Разве только то, что они любят наслаждаться жизнью, но при этом не признают никаких обязанностей. Если Сольского терзает отсутствие обязанностей, побуждает придумывать себе какие-то цели, то пан Норский мучиться от этого никогда не будет.
- Вы не любите их? - спросила Мадзя, вспомнив старую ссору Дембицкого с Эленой.
Он покачал головой и сказал после раздумья:
- Сударыня, если бы я даже хотел, я никого не могу не любить.
- Я вас не понимаю.
- Видите ли, всякий человек, как учил нас катехизис, состоит из двух частей. Одна является очень сложным автоматом, который достоин сожаления, презрения, порой удивленья. Другая - это искра божья, которая горит ясней или слабей, но в каждом человеке стоит дороже всего мира. Если вы прибавите к этому, что обе части тесно соединены и человек как единое целое будит в нас одновременно и презрение и глубочайшее уважение, то поймете, что может родиться из этих чувств.
- Ничего? - сказала Мадзя.
- Нет. Симпатия там, где господствует дух, и равнодушие там, где возобладал автомат. Ненавидеть человека нельзя, ведь рано или поздно он потеряет свою тленную оболочку и станет бесконечно благородным творением.
- Вы тоже верите в духов?
- Стучащих? - спросил он. - Нет!
Экипаж остановился, Дембицкий помог Мадзе выйти и позвонил у ворот.
Не успела Мадзя войти к себе в комнату, как на пороге появилась пани Коркович в короткой юбке, с папильотками в волосах, в ночной кофте, которая рельефно обрисовывала ее мясистые прелести.
- Уже второй час! - сказала она с раздражением. - Вы все время были у Сольских?
- Да.
- Весело важные баре проводят время, не то что трудовой люд. Вас привез пан Сольский?
- Пан Дембицкий.
- Вы, вероятно... - Она замялась, а затем прибавила: - Пан Дембицкий, верно, сердится на меня!
Мадзя молчала. Однако тень пробежала по ее обычно доброму личику, и пани Коркович пожелала ей спокойной ночи.
Когда Мадзя погасила свет, перед ее глазами поплыли смутные виденья. Ей виделась гостиная Ады, львиная грива и грозные глаза пани Арнольд, а вокруг нее красивые лица Арнольда и Норских и безобразные Сольских и Дембицкого. И странное дело, только теперь, когда неясными стали отдельные черты, каждое лицо приобрело свое характерное выражение. Арнольд был всецело поглощен своей женой, Дембицкий погружен в задумчивость, в Сольском все словно кипело и клокотало. На лице Ады изображалось смирение, лицо Элены дышало гневом и гордостью, а у пана Казимежа казалось лишенным всякого выражения, вернее было веселым, и эта веселость производила на Мадзю отталкивающее впечатление.
Вдруг показалась новая тень: пани Коркович в ночной кофте, с головой в папильотках и глупо-самодовольным взглядом. У нее был такой забавный вид, что Мадзе и стыдно стало за свою хозяйку, и жаль ее.
- Не разгоревшаяся искра божья! - говорила она себе, силясь не глядеть на пана Казимежа, который со своей насмешливой улыбкой, со всей своей красотой и изящными движениями казался ей банальней даже пани Коркович с ее глупой спесью.
О том, что напророчила ясновидица, Мадзя и не вспомнила, сочтя все это просто недоразумением.
Глава восьмая
Участь гувернантки
Несколько дней пани Коркович сдерживала свой гнев, ограничиваясь полунамеками на богатых бездельников и позднее возвращение домой. Мадзя делала вид, что ничего не слышит.
Пани Коркович еще больше злилась. И вот однажды, за обедом, положив себе на тарелку жаркого, она велела лакею:
- Теперь подай барину.
А когда Ян, приученный к другим порядкам, заколебался, подтолкнула его к хозяину.
- А панне Бжеской? - удивился супруг.
- Бери, говорят тебе!
Коркович пожал плечами, но взял. Это была пора, когда в доме безраздельно властвовала супруга.
- Теперь подай панне Бжеской, - скомандовала пани Коркович.
Линка уставилась на мать, огорченная Стася на Мадзю, а пан Бронислав, ужасно довольный, показал Стасе язык. Однако Мадзя спокойно положила себе на тарелку жаркого, только побледнела немного, и видно было, что она заставляет себя есть.
То же самое повторилось и с другими блюдами.
После обеда девочки тут же бросились за Мадзей.
- Панна Магдалена, - наперебой уговаривали они ее, - не обращайте на маму внимания! Пройдет неделька, и она извинится перед вами, а сейчас на нее стих нашел, даже папа ее боится! Даже мы! Теперь только мама и Бронек правят домом, но пройдет неделька...
- А может, мама уже не хочет, чтобы я занималась с вами? - спокойно спросила Мадзя.
Тут Стася расплакалась, а Линка упала перед Мадзей на колени.
- Примирение - Болеслав Прус - Проза
- Жилец с чердака - Болеслав Прус - Проза
- Антек - Болеслав Прус - Проза