Читать интересную книгу Эмансипированные женщины - Болеслав Прус

- Знаете, сударыня! - воскликнула она. - У меня только что был Згерский и сказал, что Сольские ночью приехали в Варшаву. Сегодня пан Сольский должен уехать дня на два к себе в имение, которое граничит с нашим заводом.

- Так они здесь? - сказала Мадзя и вся вспыхнула. - Ах, как хорошо!

Пани Коркович не могла сдержать порыва нежных чувств, который нарастал, как горный поток после дождя.

- Милая панна Магдалена, - говорила она, обнимая Мадзю, - простите, если я за эти два дня доставила вам неприятности. Но я так расстроилась, у меня было столько скандалов с мужем...

Удивленная этим порывом, Мадзя ответила, что в доме Корковичей ей никто не причиняет никаких неприятностей, напротив, пребывание в нем она считает лучшей порой в своей жизни.

Хозяйка снова бросилась обнимать ее.

- Панна Сольская, наверно, пригласит вас к себе, - продолжала она, - и сама у вас побывает. Прошу вас, не связывайте себя уроками. Вы можете уходить из дому и возвращаться, когда вам вздумается. А для ваших гостей в вашем распоряжении наша гостиная.

Вечером старый слуга Сольских принес Мадзе письмо и сказал, что ее ждет карета. Пани Коркович была вне себя от радости. Она дала слуге рубль, который тот взял с совершенным равнодушием, хотела угостить его стаканом вина, за что тот поблагодарил ее, и даже готова была сама отвезти Мадзю к панне Сольской. Когда же Мадзя, торопливо одевшись, выбежала из дома, пани Коркович кликнула в гостиную обеих дочерей, Яна и горничную и велела им смотреть в окна.

- Поглядите! - лихорадочно говорила она. - Это карета панны Сольской. Жаль, что темно, но мне что-то кажется, что это довольно старая карета, правда, Ян? Вот панна Магдалена садится!.. Вот уже тронулись!.. А лошадки-то плохонькие!

Мадзя в сопровождении камердинера поднялась по широкой лестнице особняка Сольских в бельэтаж. Она прошла несколько больших комнат, заставленных мебелью в чехлах, и камердинер постучал в закрытую дверь.

- Прошу, прошу!

В комнате, освещенной лампой с абажуром, у камина, в котором пылало несколько поленьев, сидела на козетке, закутавшись в шаль, Ада Сольская.

- Наконец-то ты явилась, бродяга! - воскликнула Мадзя, подбегая к Аде.

- Не целуй меня, а то получишь насморк! Ну, ладно, теперь уж целуй, только не смотри на меня, - говорила Ада. - Моя милая, мое золотко! Вид у меня ужасный. Стефан вчера открыл в вагоне окно, и я схватила жестокий насморк. Слышишь, какой голос, как у шестидесятилетней старухи... Ну садись же, ну поцелуй меня еще раз... Меня так давно никто не целовал! Стефан делает это так, точно отбывает повинность, а Элена не любит нежностей, и губы у нее холодны, как мрамор. Ну, скажи же мне что-нибудь... Какая ты красавица! Что поделываешь, что думаешь делать? Ведь уже скоро год, как мы не видались.

С этими словами Ада обняла Мадзю за талию и укутала ее своей шалью.

- Что же я могу поделывать, моя дорогая? - ответила Мадзя. - Я у Корковичей в гувернантках, а в будущем году открою маленький пансион в Иксинове.

- Эти Корковичи, наверно, несносные люди?

- Ты знаешь их? - с удивлением спросила Мадзя.

- Знаю ли я их? Да ведь они уже полгода засыпают нас письмами, а сегодня пан Казимеж сказал мне, что это неприятные, чванные люди.

- Эля приехала?

- Она осталась на несколько дней в Берлине и приедет со своим отчимом.

- А здесь поговаривают что Эля и Стефан помолвлены.

Ада пожала плечами и подняла глаза к потолку.

- Как тебе сказать? - ответила она. - Они дали друг другу слово, потом порвали отношения, снова сблизились, а теперь, право, не знаю, - кажется, дружат. Может, и поженятся, когда у Элены кончится траур. Однако я бы не удивилась, если бы сегодня она вышла за другого.

- Пан Стефан любит ее?

- Скорее уперся на своем, решил, что она должна за него выйти.

- А она?

- Откуда мне знать? - говорила Ада. - Когда Стефек ухаживает за другими женщинами, Элена не скрывает своей ревности, но когда он возвращается к ней, она становится холодна. Может быть, она и любит его... Стефека можно полюбить, да-да!

- А ты?

- Я уже не восторгаюсь Эленой, как прежде бывало, помнишь? Не хочу быть соперницей Стефека. И все-таки если бы они поженились, я была бы рада, и знаешь почему? В доме появились бы дети, - сказала Ада, понизив голос, красивые дети. А я так люблю детей, даже безобразных...

И, поцеловав Мадзю, она продолжала:

- Вся наша родня, все знакомые возмущаются. Ни приданого, ни имени... Дочь, говорят, самоубийцы, - прибавила она, снова понизив голос. - Но чем больше они негодуют, тем больше упирается Стефек.

- Пан Стефан уехал? - спросила Мадзя.

- Да, в имение. Представь, он хочет строить сахарный завод! Я очень довольна, ведь он всегда терзался мыслью, что у него нет цели в жизни. Теперь у него есть эта цель: я, говорит он, либо осчастливлю много народу, либо стану делать деньги, а они тоже чего-нибудь да стоят.

- Совсем как наш Здислав, - вставила Мадзя.

- Твой брат? - спросила Ада. - Как его успехи?

Мадзя махнула рукой.

- Таков, видно, наш удел - не понимать собственных братьев, - сказала она. - Здислав управляет не то одной, не то несколькими ситценабивными фабриками под Москвой. Он писал мне, - только просил ничего не рассказывать папе и маме, - что у него все идет хорошо, но что сейчас он мне больше ничего не скажет. Хочет, видно, сделать сюрприз папе и маме, но я его не понимаю. Расскажи мне, милочка, о себе, - закончила Мадзя.

- Ах, о себе! - со вздохом ответила панна Сольская. - Я написала исследование о размножении грибов, а сейчас изучаю мхи. Познакомилась с несколькими известными ботаниками, которые хвалят мои работы... вот как будто и все. У меня, наверно, нервы шалят, - я так много работаю, а меня все равно томит тоска, лезут в голову всякие страхи. Перед тем как ты пришла, я думала о том, что наш дом для меня слишком просторен. Ты только представь себе, какая это пытка одиннадцать комнат для такого маленького существа, как я? Я боюсь ходить по ним, меня пугают их размеры, отзвук собственных шагов. Сегодня, когда надвинулся вечер, я велела зажечь везде огни, - мне вдруг стало страшно, что наши предки сошли с портретов и блуждают по пустым комнатам. Но, увидев эти залитые светом комнаты, я так испугалась, что тотчас велела погасить огни. То же чувство страха охватывало меня в венецианских и римских дворцах. Так я и живу... В Цюрихе было получше, там я занимала две комнатки, как у пани Ляттер. Но эта пора уже не вернется... Вот видишь, какой у меня ужасный насморк? - закончила панна Сольская, вытирая платком глаза.

- А ты и тут переходи жить в маленькие комнатки, - посоветовала Мадзя.

Ада печально улыбнулась.

- Разве ты не знаешь, - ответила она, - что одиночество раздвигает стены даже самого маленького жилья? Куда бы я ни пошла, я всегда остаюсь сама собою и всегда я одинока.

- Подбери себе общество.

- Какое? Из тех людей, что льстят мне, или из тех, что завидуют?

- У тебя есть родные, знакомые.

- Ах, оставь, - ответила Ада, презрительно пожимая плечами. - Уж лучше иметь дело со мхами, чем с этими людьми, я и разговаривать-то с ними не могу. Надо мной и особенно над Стефеком тяготеет заклятье: ум у нас аристократический, а воспитание демократическое, ну и кое-какие знания... Плод древа познания изгоняет не только из рая, но прежде всего из светского общества...

Подали ужин и чай, и обе подруги засиделись до полуночи, вспоминая пансионские времена.

Вернувшись домой, Мадзя застала у себя в комнате возбужденную пани Коркович.

- Ну как панна Сольская? - воскликнула пухлая дама, помогая Мадзе снять пальто.

- Ей нездоровится, насморк.

- А про нас она не вспоминала? Скажите прямо...

- Да, да, - смущенно ответила Мадзя. - Она что-то говорила о ваших письмах.

- Прекрасная, благородная девушка! Не слишком ли жарко у вас в комнате, панна Магдалена, я велела истопить? Завтра муж едет к себе на завод и, наверно, познакомится с паном Сольским.

Мадзя до трех часов утра не могла уснуть. Ее взволновал приезд Ады, но больше всего подавленное настроение подруги. Все виделась ей богатая невеста, которая, укутавшись в шаль, жмется в углу козетки, обладательница одиннадцати комнат, в которых ей страшно, когда они погружены во мрак, и еще страшнее, когда они залиты огнями.

"Мыслимое ли это дело, - думала Мадзя, - что Ада несчастна? У нее огромное состояние, а она сидит в одиночестве; она хорошая, чудная девушка и не может найти себе общество. На сеете, верно, нет справедливости, а только слепой случай, который одним дает добродетели, а другим радости?"

Ее бросило в дрожь. Ведь ей говорили, что добродетель бывает вознаграждена, и она верила в это. Однако же пани Ляттер и бедный Цинадровский были покараны смертью, а тем временем очень много злых людей наслаждаются жизнью и успехом!

В течение нескольких дней карета каждый вечер приезжала за Мадзей и увозила ее к панне Сольской. Пани Коркович была в восторге; однако настроение ее внезапно изменилось.