начинаю я, прежде чем Кассий успевает подать голос. Быть может, сейф – наше проклятие, ведь в нем лежат наши фамильные кольца, но он же – наш единственный рычаг воздействия. Нельзя его потерять. – «Халкон-семь», – продолжаю я. – Четыре дюйма прокатной стали с аналоговым тумблерным замком вместо цифрового механизма, что делает его недоступным для цифрового вторжения. Что еще более важно – к внутренним стенкам сейфа прикреплено три плазменных заряда военного класса от «Сан индастриз». Начнете сверлить – и они сдетонируют при температуре три тысячи градусов по Фаренгейту. Но вы, конечно же, все это знаете, иначе уже открыли бы его.
– Верно, – подтверждает Дидона. – Лично мне очень не хотелось бы, чтобы усилия моей дочери были потрачены впустую. – Я собираюсь было ответить, но она поднимает палец. – И я бы на твоем месте поостереглась по-прежнему оскорблять меня, считая недалекой, и настаивать, что твой клинок не в этом сейфе. – Потом на ее губах появляется загадочная улыбка. – Но откройте его для меня – и мы можем снова стать друзьями. Я очень щедрый друг.
Я смотрю на Серафину:
– Так, значит, мы живы лишь поэтому? – Я чувствую себя глупцом, потому что позволил девушке ослабить мою бдительность. Во мне пульсирует наследственная бабушкина злость, несмотря на все попытки совладать с нею.
– Кастор, пусть говорят старшие, – медленно произносит Кассий, не сводя глаз с Дидоны. – Сейф можно открыть – за определенную цену.
– Цену? – Серафина смеется в ответ на это смелое заявление.
– Мы же, в конце концов, торговцы, – отвечает Кассий.
– И какова твоя цена? – интересуется Дидона.
– За ключ к вашей войне я предлагаю сделку. Верните нам наш корабль. Верните нашего пилота и выживших членов экипажа «Виндабоны». Верните нам свободу. И как только корабль окажется на безопасном расстоянии от Ио, мы пришлем вам шифр.
Дидона грозит ему пальцем:
– Пытаешься выставить меня дурой? Кастор упустил одну особенность «Халкона-семь». Не так ли? Умный мальчик. Вторичный код детонации. Его можно ввести вместо настоящего кода. И предоставить мне, когда вы будете лететь к Поясу.
– А зачем мне уничтожать то, что внутри? – пожимает плечами Кассий. – Нам нет дела до вашей войны. Нам важна наша жизнь.
– Да. – Дидона проводит пальцем по губам. – И вправду, зачем?
Тишина длится ужасающе долго.
– Клянусь своей честью, я пришлю правильную комбинацию цифр, – лжет Кассий. Он скорее умрет, чем позволит им развязать войну.
– Твоей честью? – Беллерофонт хохочет, словно услышал шутку. – Скажи спасибо, что мы вас не потрошим, как креветок из бака.
– Это гости, – строго говорит Диомед. – Они ели наш хлеб, ужинали за нашим столом. Ни один гость за всю историю нашего дома не подвергся насилию. Даже Фабий и Жнец. Даже Повелитель Праха после сожжения Реи. Не оскорбляй своих предков.
При словах кузена Беллерофонт закатывает глаза и поворачивается к Дидоне:
– Тетя, у нас нет времени для этого. Вела уже собирает легионы на Карате. – (Если Вела сбежала, то Кассий снова прав. Переворот не завершен.) – Кодованы тоже придут. Наши союзники нервничают. Некоторые не встанут на нашу сторону, если Вела атакует. Нам нужны доказательства.
Дидона разводит руками, глядя на нас:
– Вы видите, в каком я затруднительном положении. У нас нет времени на ваше предложение. Остается лишь один вариант – довериться мне. Разве я не была хорошей хозяйкой дома? Разве я не оказала вам честь, приняв вас как самых дорогих гостей?
Она что, вправду считает нас такими глупцами?
Кассий улыбается:
– Тебе известны мои условия.
Серафина смотрит на меня:
– Кастор, тебе не причинят никакого вреда…
– Мой брат говорит за нас обоих, – отвечаю я.
Дидона откидывается на спинку стула и кивает стоящему у двери бурому:
– Скажи Пелебию, чтобы принес своего питомца.
– У тебя есть новая живая игрушка для детей? – восторженно спрашивает старуха Гея. Когда в комнату входит, прихрамывая, старый фиолетовый с черными усами, она в предвкушении вытягивает морщинистую шею. – Фу, гадость! – Гея хмурится.
Фиолетовый держит в руках стеклянную банку с ядовито-желтой жидкостью. В ней что-то шевелится, толком не разглядеть. Фиолетовый со зловещим видом становится у конца стола.
– Говорят, что жизнь делают великой печаль и радость. – Дидона смотрит на меня, потом на Кассия. – Но вы, мужчины, прокляты. Вам никогда не понять жизнь в полной мере, потому что вы не знаете, что это такое – носить ребенка. Вытолкнуть жизнь из своей плоти. Не знаете, каково это – когда у вас внутри бьются два сердца. – Она смотрит на пустое место рядом с Серафиной. Берет со стола цветок. – Каково это – когда у тебя за спиной бьются семь сердец, и в них все твои надежды, все мечты. А когда одно из этих сердец останавливается… тебе кажется, что остановилось твое собственное.
Она раздавливает цветок тонкой рукой и позволяет измятым лепесткам осыпаться по одному на голые рыбьи кости.
– История их жизни заканчивается. Связанные с ними мечты исчезают. И ты начинаешь забывать их. Ты начинаешь ненавидеть себя за то, что уделяла им мало времени. И когда память о них начинает блекнуть, твое горе крадет у тебя радость, которую приносила их жизнь.
Еще несколько черных входят в комнату и становятся у нас за спиной.
– Моя дочь, моя Фесалия – она не была моим подобием или подобием Ромула, – шепчет Дидона. – Она была порождением воздуха. Милая девочка. Сосуд всей моей радости. Одиннадцать лет назад Фесалия отправилась со своим дедушкой Ревусом посмотреть Марс и побывать на приеме у Августусов. Она хотела увидеть долины Маринер, гору Олимп. Вместо этого ей довелось увидеть, как умирает ее дедушка, и испытать отчаянный страх, прежде чем марсианский ботинок проломил ей голову. В тот день моя радость исчезла, и вся наша семья поклялась отомстить за их гибель. За это несут ответственность Рок Фабий, Лилат Фаран, Айя Гримус, Адриус Августус, Антония Северус-Юлия, Октавия Луна. – Губы Дидоны изгибаются. – И Кассий Беллона.
38. Лисандр
Грюсли
Кассий срывается со своего места и ныряет через стол в попытке дотянуться до панели доступа на сейфе. Черные хватают его и тащат обратно. Я бросаюсь к черному, чтобы завладеть его ножом, висящим на поясе, но Беллерофонт встает и одним плавным движением хлещет своим лезвием через стол по диагонали. Тонкий черный металл обвивается вокруг моей руки. Беллерофонт дергает меня вбок, и я падаю; на меня тут же накидываются черные. Пальцы Беллерофонта тянутся к рукояти гасты, чтобы перевести ее в жесткое состояние. Он оставит меня без руки.
– Беллерофонт! – рявкает Серафина. – Не этого!
Тот не отвечает, но сдергивает хлыст с