и не казался ветхим. Долго копил он мудрость этой земли, и она тяжелым бременем давила на его плечи.
Чтобы сменить тему, я сказал:
— А я прошлый раз видел Жителя холмов.
— Прошлый раз? — Эмрис поднял голову, его золотистые глаза блеснули в свете костра.
— Когда оставался здесь, ну, когда ты уезжал с Тегиром и Бедивером. Я был один и видел, как один из них принес еду. Он подошел к святилищу и немного постоял в дверях, потом ушел. Думал, наверное, что мы все уехали, и хотел поглядеть на святилище. Внутрь он не заходил. Было уже темно, и меня он не видел.
Мирддин Эмрис задержал на мне пристальный взгляд.
— Ты мне ничего прежде не говорил. Почему? — спросил он наконец.
Я смутился.
— Это был пустяк. Ничего не случилось. Он оставил еду и ушел. Больше я его не видел. А что? Я поступил неправильно?
— Ты не виноват, потому что не мог знать.
— Что знать? — обиженно выговорил я. — Что я натворил?
— Тебе не пришло в голову, что Жители холмов не принесли бы еду, если бы знали, что тебя нет?
Вопрос сразил меня наповал. Кровь прихлынула к лицу. Спасибо алым отблескам костра — они скрыли мой стыд.
— Ну?
— Наверное, да, — угрюмо процедил я. Мирддин сказал правду, и я это сразу понял.
— Верно, не принесли бы. Раз принесли, значит, знали, что ты здесь. А в таком случае они бы тебе не показались. — Эмрис помолчал, затем смягчился. — Ладно, скорее всего это и впрямь пустяк.
Сердце мое билось о ребра. Я понимал, что это не пустяк. Мирддин не сказал самого главного.
— Если это был не Житель холмов, — спросил я, — то кто же?
— Не знаю. — Мирддин резко отвернулся.
— Моргана? — спросил я, едва ли понимая, что говорю.
Эмрис резко повернулся ко мне.
— Зачем ты произнес это имя?
Я отпрянул в ужасе.
— Прости меня! Не знаю, что на меня нашло!
То была истинная правда — имя само сорвалось с языка.
Золотистые глаза Эмриса сузились.
— Может быть, — сказал он медленно. — А может, на то есть иная причина.
Голос его был грозен.
— О чем ты, Мудрый Эмрис? — спросил я, страшась ответа.
Он смотрел в огонь, в малиновые дышащие жаром угли. То, что он в них видел, его не радовало.
— О том, — промолвил он наконец, — что ты, боюсь, угадал, если это всего лишь догадка.
Больше мы в тот вечер не разговаривали. Легли спать, утром проснулись под моросящий дождь, который закончился только к вечеру. Мы с Эмрисом продолжали работать и вышли из ротонды уже в сумерках, когда облака разошлись и солнце позолотило холмы и море.
— Анейрин! — крикнул с холма Мирддин. (Я у ручья наполнял водою кувшины.) — Хочешь увидеть банши? Иди сюда.
Я, быстрей зачерпнув воды, бегом поднялся на холм.
— Заходи в святилище и не выходи, пока я тебя не позову.
Я повиновался. Эмрис поднес ладонь ко рту и издал крик, больше похожий на звук катящейся гальки. Позвав второй раз, он застыл неподвижно и принялся ждать. Через мгновение я услышал такой же ответный зов. Мирддин Эмрис что-то ответил. Из зарослей у ручья выступили два мальчика, стройные и коричневые, как ивовые прутики. Они несли сверток с едой.
Они, словно тень, взлетели на холм и подошли к святилищу. Первый, крадучись, приблизился к ступеням и положил сверток на землю; потом двумя руками взял правую руку Эмриса и поцеловал.
Другой сделал то же самое, и они заговорили. Я не понял ни слова — речь их меньше всего походила на человеческую. В ней были свист ветра и шелест листьев, шипение змеи и жужжание пчел, звук падающей воды.
Когда они немного поговорили, Эмрис повернулся и указал рукой на святилище. Жители холмов переглянулись и кивнули.
— Можешь выйти, Анейрин, — крикнул Эмрис. — Они согласны тебе показаться.
Я медленно выступил из арки и пошел вниз по ступеням. Только встав рядом с Эмрисом, я понял, что наши гости — не дети, а взрослые. Вполне возмужалые, но при этом меньше меня ростом!
Мы разглядывали друг друга с живым любопытством. На них были короткие безрукавки из кожи и птичьих крыльев, штаны и обувь из мягкой кожи. У каждого за спиной висел маленький деревянный лук, а на поясе — колчан с короткими стрелами. На шее у обоих красовалось по ожерелью из желтых ракушек, выше локтя — по золотому браслету. Крохотные синие насечки на щеке — родовые метки — указывали на принадлежность к фейну Лосося. Глаза и волосы у них были черные-пречерные, а кожа — коричневая и сморщенная.
Эмрис что-то сказал, и я различил свое имя. Первый из гостей ударил себя по груди и сказал: "Рей". Он говорил это до тех пор, пока мне не удалось повторить, после чего представился и второй, сказав: "Вранат".
Я назвал им свое имя. Они повторили "Нии-рин" и засмеялись, словно это великолепная шутка. Потом сразу посерьезнели и снова заговорили с Эмрисом — жарко и торопливо. Разговор длился несколько мгновений. Мирддин что-то ответил, и банши, поцеловав ему руку, умчались прочь. В следующий миг они исчезли.
— Вот, — сказал Мирддин Эмрис, — ты видел Подземных жителей. Есть ли сомнения?
Я понял, что он имеет в виду.
— Нет, — отвечал я, — я бы и в темноте увидел. Мой посетитель был не из них.
Эмрис повернулся и пошел с холма к морю. Довольно долго мы шли вместе. У воды было прохладнее, пахло водорослями и морской солью. Плеск воды на песке успокаивал смятенную душу.
— Что будем делать? — спросил я.
— Что должно.
— А как мы узнаем, что должно?
— Всему свое время. Все нужное дастся. Надо только просить, и, если наши сердца имеют нужду, они получат искомое.
— Всегда?
— Ты задаешь слишком много вопросов, малыш, — хохотнул Мирддин Эмрис. — Нет, не всегда. Мы служим Благому Богу. В Нем мы движемся и обретаем бытие, в нем мы живем здесь и в будущем мире. Если нам в чем-то отказано, то ради большего блага.
— Всегда?
На этот раз Эмрис был непреклонен.
— О да! Всегда. Добро — всегда добро, и Всевидящий Господь всегда благ. Через Него