Читать интересную книгу Опыт воображения. Разумная жизнь - Мэри Уэсли

Эта кровать принадлежала мистеру Феллоузу, и потому Флора чувствовала себя обязанной упомянуть его.

— Он собирал еще довоенные статьи Хьюберта, — рассказывала она, а Феликс продолжал пальцами пощипывать ее бицепсы.

— Билли был примерно твоего сложения в юности, — сказал он, стиснув ее.

— Я не Билли.

— Хотел бы я взглянуть на него.

Флора подумала, не лучше ли ей отправиться в свою кровать наверху.

— Знаешь, я тебя оставлю, чтобы ты выспался.

— Не оставляй меня одного. Мне надо поговорить. — Он крепко обнял ее.

— О чем? — Если бы я оказалась в своей кровати, я могла бы колотить ногами, кусать простыни, кричать, смеяться, делать что угодно. Флора сейчас чувствовала себя так, как если бы взялись распускать большое вязаное платье, а оно само разлезалось у нее на глазах.

— Останься со мной, выслушай меня, — он продолжал держать ее. — Моя семья, мои дети такие хорошие, такие маленькие, такие доверчивые. Сынишка очень умный. У них столько надежд. И у жены Джулии тоже, знаешь, она такая сильная духом. Она борется с карточками, с черным рынком. Тебе этого не понять. У нас есть деньги. Конечно, нам легче, чем большинству. Мать и сестры пытаются помогать тем, кому совсем тяжело. Военная оккупация — это страшно. Люди чувствуют себя беспомощными, и многие пытаются бороться.

— А ты?

— Недостаточно. Усилия одного — это ничто. Евреи…

— Ты им помогаешь?

— Они исчезают, моя дорогая, только что были — и их уже нет. — Он говорил с горечью.

— О.

— И никто не хочет заниматься ими. Я тебе надоел? Мы с Элизабет все думали, не скучно ли тебе было с нами. Ты ведь была моложе нас.

— Нет. Мне с вами не было скучно. — Она заметила щетину на его подбородке. Утром надо найти лезвие.

Феликс рассказывал о ценах на овощи в Голландии, о том, что нет бензина, казалось, он все до деталей знает. Ей хотелось спать, она боролась с собой, чтобы не задремать. Его тело рядом с ее телом было упругим.

— И каждый должен все время следить за собой. Любой промах может стоить жизни многим.

На время он затих, а потом вдруг голосом, полным отчаяния, почти закричал:

— На самом деле, черт побери, я так старался не влезть в это дело, не рисковать своей головой! Эта поездка — дурацкий риск! И я не должен был ни с кем говорить об этом, я должен думать о семье. — Она молчала, и он уже спокойнее сказал: — Правда в том, что у меня мало причин для страха.

— Тогда зачем ты приехал?

— А вообще зачем кто-то что-то делает? — сердито спросил он. — Может, я просто выставляюсь, может, просто должен попытаться хоть раз в жизни сделать что-то, что другие делают постоянно. — Он крепко прижал ее к себе и зарылся лицом между грудями. — Я не герой, — проговорил он придушенно.

Потом оперся на локоть и ровным голосом заявил:

— Тебе следует понять, что нам не так уж плохо, мы известны, уважаемы, богаты. Немцы не очень-то вмешиваются в жизнь таких людей, как мы. И все, что от нас требуется, — хорошо себя вести.

— А я подумала, что как раз это и затрудняет жизнь.

— Это и так и не так.

Она вспомнила мать Феликса и сестер, их появление в отеле „Марджолайн“ в 1926 году и то, как главный официант кланялся и расшаркивался перед ними, а семьи англичан свистящим шепотом повторяли: „Шесть баронесс, шесть“.

— Но ты помогал евреям, — сказала Флора.

— Я не помогал евреям. Если бы я помогал, то поставил бы семью в опасное положение. Я чувствую себя виноватым, понимаешь? Когда ничего не делаешь, то возникает ощущение вины.

— Я понимаю.

— Я боялся помогать евреям. Я боюсь работать на Сопротивление и, хуже того, об этом даже страшно подумать, — боюсь сотрудничать.

— Сотрудничать?

— С немцами. Некоторые так делают.

Флора была потрясена.

— Я этого не знала.

— Вот почему я чувствую себя таким беспомощным. Я думаю только о спасении своей шкуры.

— Попытайся рассудить разумно. Не преуменьшай своего мужества, это абсурдно.

Лежа в постели мистера и миссис Феллоуз после бесцветного занятия любовью, казалось выспренним говорить так, но она тем не менее повторила:

— Не преуменьшай своего мужества.

— Маленькая смешная Флора. — Он лег на спину, притянул ее голову к себе на плечо.

— А помнишь тот пикник? Какие красивые были Космо и Хьюберт, и девочки, такие глупенькие и милые. Они так забавно пели.

— Сейчас у них семьи, как и у тебя.

— Я не думаю, что от этого они стали не такие глупые, но это своего рода мужество. Моя жена такая. У нее дар — не воспринимать жизнь всерьез. Ты думаешь, я слишком стар, чтобы этому научиться?

— Тебе не надо учиться. Это уже смелость — признаться, что ты боишься. Но ты не должен без конца твердить про это.

— Тебе скучно?

— Немного. — И она растерялась.

— Сказать тебе, что больше всего меня пугает?

— Что?

— Я до чертиков боюсь, что появится гестапо и арестует меня, когда я в ванной.

— Это я могу понять. Именно потому ты и приехал в Англию, чтобы в безопасности помыться?

— Да, одна из причин.

— А ты рассказываешь жене о своих страхах? — Она попыталась представить себе его жену. Он ничего не говорил о ней, кроме того, что она глупая и смелая.

— Она не поймет. И я не посмею ее тревожить. Но с тобой я могу поговорить.

„Ну да, как с незнакомым человеком“, — подумала Флора. Феликс снова заснул.

Флора уснула почти на рассвете. А проснувшись, высвободилась и пошла к себе. Умылась, почистила зубы, причесалась. Одевшись, тихо продолжала обход по дому, заканчивая дела и стараясь не потревожить Феликса. Когда он уйдет, она тоже примет ванну, проверит, все ли в доме в порядке, сядет на поезд и отправится в деревню.

Времени расспрашивать Феликса уже не было, слишком поздно. Он проснется, примет ванну, позавтракает и уйдет, оставив ее со знанием цены на капусту и брюкву в оккупированной Голландии. И знанием того, что он любит смелую, глупую жену, что он любил и любит Билла Виллоубай и что он напуган. В общем-то достаточно много.

И в то же время Флора чувствовала себя обиженной. Он совсем не интересовался ее жизнью, ни о чем не спросил, просто использовал ее.

— Удобный сосуд, куда можно спустить свой страх, — сказала она громко и отправилась на поиски свежего лезвия мистера Феллоуза. „Феликс расскажет, что он провел ночь с проституткой, — подумала она раздраженно. А потом велела себе: — Ну давай, смелее, будь честной, этот мужчина понятия не имеет, кем он был в твоей жизни“. Пытаясь вернуть себе своего знакомого Феликса, она громко рассмеялась и пошла стучаться в дверь спальни хозяев, будить его.

— Пора вставать. Я принесла тебе лезвие.

За завтраком Феликс развеселился. Он сказал, что ванна была замечательная, а завтрак вкусный, какое наслаждение выпить настоящего кофе. Она должна приехать к ним погостить после войны, она полюбит Джулию. На пороге Феликс поцеловал ее.

— Было так хорошо поговорить с тобой. Хотя ты, наверное, подумала, что я много наговорил чепухи.

— Береги себя, — сказала она.

— Не бойся. — И еще: — Лучше, если ты никому не расскажешь, что я был здесь.

— Не расскажу. Мои хозяева все равно ничего бы не поняли.

„Но он не интересовался моими хозяевами, — подумала она, когда он весело шел по улице. — Как и тем, что извел весь запас горячей воды для ванны. По крайней мере, я смогла обеспечить ему безопасную ванну“. — Флора наблюдала, как он дошел до почтового ящика на углу и исчез. Несмотря на онемелость и застылость, Флора ощутила печаль по Феликсу и по себе самой, по тому человеку, с которым разделила постель Феллоузов, — с тем человеком, которого она, как оказалось, даже не знала.

Когда она убирала постель, она подумала, что лучше бы никогда не видела Феликса, он ограбил ее, украл мечту.

ГЛАВА 47

— Мы не можем пробыть долго, — Мэбс стояла, а Ирена, ползая на коленях, подшивала подол юбки. — Мы сегодня встречаемся с Хьюбертом на ленче.

— А как он? — Рот Ирены был полон иголок.

— Хорошо, похоже, хорошо.

— Я не видела его с тех пор, как он был мальчиком.

— Вы не узнаете его, он пополнел и начал седеть. Но брови еще гуще, чем раньше.

— Он женат?

— Говорит, что женится после войны. Но тем не менее, девушек полно. Он кем-то в Военно-морском флоте, как Космо — в Военно-воздушных силах.

— Его мать умерла, — добавила Таши из шезлонга. — Так что он теперь при деньгах.

— И при репутации, — сказала Ирена, пришпиливая подол юбки, — левого журналиста. — Ну вот, так. — Она отклонилась назад, а Мэбс поворачивалась.

— Можно обойтись без репутации Хьюберта, — сказала Мэбс, вылезая из платья. — Вам еще понадобится примерка?