Читать интересную книгу Народы и личности в истории. Том 3 - Владимир Миронов

«Презренный жид, добрейший Соломон», Натан Ротшильд (1840–1915) был смелым игроком. Среди биржевых спекуляций он чувствовал себя, как щука в воде. Его полем битвы была биржа, его Аустерлиц и его Иена. На лондонской бирже он за пять лет умножил капитал в 2500 раз. Он перегонял золотые потоки из страны в страну, как цыган перегоняет под покровом ночи украденный табун лошадей. Вскоре он стал первым богачом Франции. Карлейль писал: «Перед этим капищем всемогущего золота современный культурный европеец не может не почувствовать своеобразного трепета. Здесь все то, что на жаргоне нашей лживой цивилизации зовется своим счастьем, могуществом и даже кумиром, находится в неизмеримом количестве в виде груд блестящего золота и пачек банковых билетов, чистых и свежих, точно только что обмундированные солдаты, готовые ринуться в «битву мира», разнося всюду зависть, вражду, соревнование и минуты призрачных, но жгучих наслаждений… Ротшильд– полководец, более могущественный, чем Цезарь и Александр; золотые монеты и груды банковых билетов – его армия, победоносно обходящая весь мир, все подчиняющая своей власти, всюду ненавидимая и всюду устрашающая». Признавая, что «деньги есть нечто чудодейственное», он пишет, что их обладатели внесли в представления невообразимую «путаницу и темноту», вплоть до «полного исчезновения нравственных чувств у больших масс людей».[422] «Когда ты ненавидишь человека, – учит один раввин, – давай ему деньги в долг: когда ты желаешь ему отомстить – предъяви ко взысканию свой вексель». Ни один строй не подчинен так банкирам как демократия. И бедному люду там места нет… Во время схватки премьера Тьера с бароном Ротшильдом в 1840 г. по поводу возможной войны с Германией из-за берега Рейна, банкиры-евреи встали на сторону Германии. Ротшильд заявил, что в случае войны он будет на стороне Германии. И что же? Франция перенесла оскорбление, а Тьер подал в отставку. Это равносильно тому, как если бы известный банкир заявил, что если мы не прекратим борьбу против бандитов в Чечне, он выступит на стороне бандитов. При этом президент России должен уйти в отставку под напором еврейских банкиров. У банкиров нет ни общественной нравственности, ни симпатии к народу, ни элементарной совести. Сердца их сухи и черствы.[423]

Одна из легенд гласит: когда курьеры принесли Натану Ротшильду весть о победе союзных армий над Наполеоном в битве при Ватерлоо в 1815 г., тот, находясь в Лондоне, очень быстро отреагировал. Важные известия дошли до его ушей на сутки раньше, чем об этом узнал глава британского кабинета. Он воспользовался козырем. Реальная стоимость ценных бумаг, выпущенных правительством Англии, резко взлетела на бирже после обнародования новостей. Цены поднялись – и семейка стала богаче. Вот тебе, бабушка, и весь дефолт! Отчуждая капитал, монетаристы не столько управляют, сколь манипулируют им. По сути дела, это жестокое племя кровопийцев-финансистов слишком terre-a-terre (прозаично и низменно). Подлость и обман – их стихия. Маркс был прав, говоря, что они носят в их душе «вампира»: за 300 процентов прибыли (не говоря уже о тысячах процентов) готовы с легкостью пойти на любые преступления. Поэт А.Шамиссо с издевкой писал:

«Одно словечко: открой секрет,Акции Ротшильда брать или нет?..»Но рыцарь пружину нажал до конца —И мигом исчез из глаз кузнеца…[424]

Власть финансово-промышленной буржуазии на Западе имела и позитивную сторону. Так, префект одного из департаментов Франции с гордостью утверждал: «Цивилизация, как никогда раньше, проникла в самые отсталые районы»… Действительно, за первое десятилетие правления Луи-Филиппа количество паровых машин увеличилось в 8 раз, добыча каменного угля – в 3 раза, потребление хлопка – в 2 раза. Франция стала покрываться заводами, каналами, сетью железных дорог, протяженность которых была весьма значительной, хотя и вдвое уступала германской. С 1850 по 1870 гг. количество рабочих на заводах страны удвоилось. Развитие французской экономики в эпоху так называемой Второй империи (1852–1870) привело к увеличению импорта и экспорта в 400 раз. Вряд ли согласимся с фразой Маркса («Капитал»): «Apres moi le deluge! («После нас хоть потоп») – вот лозунг всякого капиталиста и всякой капиталистической нации». С годами и капитал умнеет. Бродский называл оный, наряду с водой, огнем, небом, землей, – «пятой стихией». Как и всякая стихия, он может приносить людям добро и зло. Даже Ленин вынужден признать: «Этот закон возвышения потребностей с полной силой сказался в истории Европы – сравнить, например, французского пролетария конца XVIII и конца XIX в. или английского рабочего 1840-х годов и современного».[425] Нужны трезвые оценки роли предпринимателей и банкиров. Успехи промышленных революций стали возможны, во-первых, благодаря сверхэксплуатации низов и, во-вторых, были ограничены Европой и Америкой. В Англии промышленники-филантропы строят «образцовые города» для рабочих, описанные Б. Шоу в пьесе «Дома вдовца». В Лондоне для еврейских эмигрантов воздвигли «дома Ротшильда». В квартиры городов поступил газ, обеспечивающий жителей теплом и светом (1879). В ряде стран типичными стали дома для одной семьи. Позитивные перемены затронули меньшую часть общества, и все же признаем: если бы промышленная революция не дала плодов, ход истории пошел бы в трагическом направлении. Революция спроса, культурных преобразований в результате индустриально-рыночных сдвигов сыграла роль. Наметился прогресс в жизнеобеспечении трудящихся в XIX в.: «Большинство фабричных рабочих (тут имеются в виду рабочие-надомники), – пишет Майнерс, – не довольствуются питательными и легко усваиваемыми, но дешвыми и простыми блюдами; их тянет к городским лакомствам, о которых они имели возможность узнать. Кофе с жирнейшими сливками – таков ежедневный напиток всех фабричных рабочих, мясо – ежедневное блюдо, как и очень часто самое изысканное и дорогое, что только можно купить».[426]

Задача мудрой власти не в том, чтобы экспроприировать капитал. Надо, образумив гобсеков, направить деяния их капитала в полезное и конструктивное для большинства людей русло. К капиталу надо относиться уважительно и бережно, но только в случаях, когда он проявляет уважение к стране и народу, честно и толково выполняя долг! Капитал составляет важную часть государственного тела (если угодно, даже служит украшением). Сильный, деятельный национальный капитал – благо. Он обеспечивает надлежащее и здоровое потомство нации и вправе рассчитывать на ее расположение. Но гипертрофированный рост органа нежелателен и вреден. Плутократический «орган» вырастает до гротеска и карикатуры, становясь вещью в себе и для себя. С таким капиталом жить нельзя. Он поглощает и высасывает животворные соки из государственного тела. Тело народа в сравнении с ним хиреет, слабеет, болеет и умирает. Такой орган превращается в извращенца, убийцу, насильника. От него бежит все живое (даже женщины). Народ должен в целях собственного спасения и выживания прибегать к решительным мерам (вплоть до кастрации органа). Теоретик анархизма Кропоткин в труде «Хлеб и воля» писал: «Точно так же мы вовсе не хотим и делить деньги Ротшильда. Мы хотим устроить так, чтобы каждому родящемуся на свет человеческому существу было обеспечено, во-первых, то, что оно выучится какому-нибудь производительному труду и приобретет в нем навык, а во-вторых, то, что оно сможет заниматься этим трудом, не спрашивая на то разрешения у какого-нибудь собственника или хозяина и не отдавая львиной доли всего своего труда людям, захватившим землю и машины. Что же касается до различных богатств, находящихся во владении Ротшильдов и Вандербильтов, то они только помогут нам лучше организовать наше производство сообща».[427]

У кого были деньги? Разумеется, все у тех же Великобритании, США, Европы. Банкиры Сити веками копили капитал в подвалах банков и контор, пуская их в оборот умно, трезво, осторожно, приумножая, лелея, словно драгоценную возлюбленную. В течение веков из подвалов еврейских банкиров, с берегов Альбиона вливались в жилы мира кроваво-грязно-золотые потоки, кровь тружеников и страдальцев, кровь убиенных и ограбленных, кровь униженных и растоптанных. В период с 1870 по 1913 гг. инвестиции английского капитала в Латинскую Америку поднялись с 85 миллионов до 757 миллионов фунтов стерлингов. Это составило около двух третей всех иностранных инвестиций на континент. Британские компании контролировали и свыше половины оборота всех портов в Аргентине и Бразилии. В их собственности находилась фактически вся железнодорожная сеть этих стран. Кстати говоря, английский капитал усиленно внедрялся и в железнодорожную сеть США (в 1900 г. туда было вложено 400 млн. ф. ст.). Ф. Фернандес-Арместо в книге «Миллениум» («Тысячелетие») приводит примеры деятельности делового империализма. Немалая часть капиталов шла из Германии и Франции. Ни о каком альтруизме не было речи. Капитал шел для того, чтобы затем вернуться владельцу в стократных размерах!.[428]