В этом документе (пишу по памяти, так как никаких записей не сохранилось) я начал свое изложение с анализа нашей позиции по проблеме международного контроля за атомной энергией. Если мы действительно намеревались, вопрошал я, исключить атомное оружие из своих арсеналов, то проводимая нами политика не вполне оправдывает такой подход. В принципе имели различные пути и возможности – может быть, не жизненно важные, но достаточно серьезные – сблизить нашу позицию с взглядами русских и других держав. Но действительно ли мы ставили перед собой цель запрещения атомного оружия? – вопрошал я снова. На самом ли деле мы хотели именно так решить этот вопрос и обезопасить самих себя и мир? Ответы на эти вопросы зависели, как я понимал, от того, в качестве какого фактора это оружие рассматривалось в нашей оборонной политике. Наиболее существенными были два варианта, которые я стал интерпретировать. Первый исходил из вынужденной необходимости иметь в своем арсенале оружие, наличие которого нами воспринималось с сожалением, порицанием и даже раскаянием, нахождение на вооружении которого, однако, оправдывалось тем, что мы не были уверены в возможном его появлении у вероятного противника и использовании против нас. Сами же мы не имели намерений в применении его первыми даже в военных конфликтах, хотя и должны были считаться с такой вероятностью. Второй рассматривал это оружие как важную составную часть нашей обороны, без которого мы не могли обойтись и которое планировалось использовать неожиданно для противника, но обдуманно, в независимости, было ли оно применено против нас. В этом случае вполне вероятно, что мы могли задействовать его первыми при развязывании военных действий. Наши же нынешние высказывания и действия, отметил я, носят двусмысленный, неясный и противоречивый характер. Нам не хватало искренности, когда на международных форумах мы говорили о желании запрета атомного оружия. Из заявлений наших политических и военных лидеров, а также из понимания, существовавшего между нашими союзниками по НАТО, вполне очевидно, что наша оборонительная доктрина основывается на использовании этого оружия и возможности его применения первыми в крупных военных конфликтах, независимо от того, было ли оно использовано противной стороной.
Если такова в действительности наша позиция, то нет никакой необходимости загонять ее на международных переговорах в русло требований об установлении контроля за атомным оружием и его запрещении, подчеркнул я.
В заключительной части доклада содержалась моя просьба, насколько я только мог изложить ее серьезно и убедительно, чтобы до принятия окончательного решения о производстве водородной бомбы мы еще раз сами осмыслили бы и довели до сведения мирового сообщества данные о зловещей эскалации огромной разрушительной силы ядерного оружия и дороговизны его производства, подвергли самой серьезной критике идею «первого удара», а также использование других средств массового поражения. Если такая переоценка будет произведена, то я твердо и решительно поддержу концепцию запрещения этого принципа. Я полагал, что как раз в этом и заключена основная причина нашей путаницы и неразберихи.
Я даже не затронул вопроса о том, что нам придется сохранять в своем арсенале оружие такого рода до тех пор, пока не будет достигнуто взаимопонимание с другими странами о необходимости снятия его с вооружения.
В завершение я высказал несколько соображений о характере нашей будущей публичной позиции:
«Мы порицаем существование всех видов оружия массового поражения. Мы сожалеем, что были вынуждены применить один из его видов, и надеемся, к этому вновь прибегать не придется, если только нас к этому не принудят. К тому же, видя подобное стремление со стороны других, мы готовы пойти на риск в деле достижения международного соглашения об изъятии этого оружия из национальных арсеналов, считая, что нет ничего более опасного для дела мира, как продолжение всеобщей гонки вооружений».
Обосновывая эту позицию, я упомянул, что содержание таких видов оружия вызовет рано или поздно серьезные проблемы – прежде всего в общественном сознании (имея в виду их самоубийственный характер), – а также вопросы как у нас самих, так и у наших союзников, которые скажутся отрицательно на существовании и деятельности уже созданных союзов.
Но что самое важное – этот аргумент я часто использовал в общественных дискуссиях – применение этого оружия не приведет к победе и не обеспечит безопасности населения, так как вызовет громадные разрушения. В результате в лучшем случае будет достигнуто крушение основ мировой цивилизации, включая и нас самих, а достигнутые успехи никогда не станут настоящими победами, но вызовут лишь изменения, которые обусловят большую толерантность, потребуют огромной выдержки и терпения народов, вызвав у них чувство безнадежности. Громадные и огульные разрушения, массовое уничтожение ни в чем не повинных людей – таков конечный результат применения такого оружия.
Не помню, вызвал ли мой доклад серьезные дискуссии и был ли он вообще принят к сведению. Не знаю я и реакции госсекретаря. Могу только предположить, что его, скорее всего, восприняли с определенной степенью недоумения и даже жалости к моей наивности. Ведь мысли, изложенные в нем, вступали в конфликт с реальной политикой наших военных. Конфликтовали они и с принятыми положениями о нашей обороне, с реакцией конгресса, военного ведомства и даже с общественным мнением, взбудораженным известием о недавнем взрыве атомной бомбы, произведенном русскими. Они вступали в конфликт и со взглядами наших европейских союзников, внушенных им нами же, на потребности и гарантии их обороны. (Некоторые из них первыми заявили бы с тревогой и возмущением о невозможности жить в современном мире без обеспечения их гарантий безопасности нашим атомным оружием.) Более того, эти соображения конфликтовали с оценкой военной мощи России, которая нисколько не слабела (мы не рассматриваем здесь вопрос, почему это происходило), с оборонительными потребностями НАТО, а также с соображениями, что обычными вооруженными средствами нам с русскими не справиться. Наконец, они конфликтовали со все более растущей в Вашингтоне тенденцией (носившей судьбоносный характер с учетом продемонстрированной Россией способности в производстве атомного оружия) основывать наши планы и расчеты, исходя из возможностей вероятного противника по нанесению нам ущерба и учета его реальных планов и намерений. В свете вышеперечисленных конфликтов можно, конечно, понять госсекретаря, не усмотревшего в представленных мной соображениях рационального зерна и предмета для широкой и серьезной дискуссии. Во всяком случае, 31 января 1950 года, то есть через десять дней после представления моего доклада, президент страны объявил о необходимости создания водородной бомбы, из чего я сделал вывод, что и на этот раз моя работа была проделана впустую.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});