Четвертая гробница из резного камня выглядела как огромная темная пасть со спиральной глоткой, похожей на воронку или черную дыру. Очевидно, так спящий внутри некрон требовал, чтобы его помнили, — затянутым в бесконечную бездну вихря.
— Чересчур большое открытое пространство, — сказал Самаль, когда отделение зашло на перекресток.
— Призраки смогут напасть с любого направления, хоть окружают нас стены, хоть нет, — не согласился Каззин. — Здесь-то хотя бы мы увидим заранее, как они приближаются.
— Осмотреть каждый угол, — распорядился Фараджи.
Вдруг вмешался Палао:
— Нужно оплакать погибшего и вернуть его геносемя.
— Мы скорбим об ушедших, когда у нас есть такая возможность, — ответил Фараджи. — Но в любом случае всегда носим траур, как полагается всякому боевому брату.
— Если хочешь пойти за ним, брат, пожалуйста, — саркастично вставил Самаль.
— Может, так я и сделаю, — резко отреагировал Палао. — Будущее ордена важнее моего настоящего.
«Интересно, какое будущее?» — подумал Фараджи и по выражению лица Самаля понял, что тот едва не произнес вслух ту же фразу. Хотя из него пока не выбили характерную для юных дворянских особ спесь, даже он не осмелился бы озвучить мысль, терзавшую все отделение. Извлечение геносемени Вехаала не будет иметь смысла, если весь орден Астральных Рыцарей погибнет.
— Рахаза, продолжай попытки выйти на связь, — приказал Фараджи. — Последнее, что мы услышали, что капитан Суфутар находится в этом же некрополе. Если мы сумеем передать сообщение его третьей роте или технодесантнику Саракосу, то сможем объединиться с ними.
— Как далеко тянется этот некрополь? — спросил Палао. — По-моему, мы уже половину планеты обошли.
— Некроны одержимы смертью, — начал сержант, поднимая взгляд на гробницы. — Может быть, здесь ничего больше и нет. Одни только усыпальницы до самого ядра.
Брат Каззин повесил снайперскую винтовку на плечо, вскарабкался на «палубу» ближайшей гробницы, похожей на корабль, и прижался к ее носовой части, наклонив голову набок, как любопытное животное.
— Я охотился еще до того, как научился ходить. Моя мать усаживала меня с собой на лошадь, когда выезжала в сезон охоты на фениксов. Мы выслеживали их по ветру. Я слышал в воздухе их запах. У Борсиды тоже есть свои ветра. Пусть и чуждые, но я понимаю их. Они задувают даже сюда. Мы рядом с поверхностью, брат-сержант. Ближе всего с того момента, как вошли в эти подземелья.
— Так ты выведешь нас отсюда? — с недоверием поинтересовался Самаль.
— Возможно.
— Никто из нас не выберется, если мы не будем сохранять бдительность, — прервал их Фараджи. — Вспомните Кодекс, братья. Надежда есть враг наш. Надежда — это чаша-ловушка, из которой мы спешим напиться, но, подойдя, обнаруживаем, что она все так же далека от нас, однако теперь мы окружены врагами. Будьте начеку. Пока что мы ведем то же самое сражение.
Фараджи хорошо знал, как молокосос, сделавший всего один шаг на пути становления полноправным членом ордена, перестает обращать внимание на поучения Кодекса и традиции. Сержант помнил, как вся боевая мудрость и изречения примархов перемешивались у него в голове, пока однажды они не утратили для него смысл. Когда же космодесантник становится полноценным членом Адептус Астартес, его мышление обостряется и он становится способен выудить необходимую информацию из различных притч и пословиц. Но до того момента его разуму угрожает опасность утонуть в огромной массе данных Кодекса Астартес.
Когда-то он был таким же, как они. Думая о прошлом, сержанту казалось, будто он копается в памяти совсем другого человека, на десятилетия моложе, богатого и привилегированного, завоевавшего право присоединиться к Астральным Рыцарям, но до конца еще не понимающего, что оно ему даст. Разумеется, славу и почетное место среди лучших воинов Императора.
Но прежде всего — смысл жизни в постоянном самопожертвовании, до самой смерти. Быть может, его отделение сумеет это понять, прежде чем битва за Борсиду подойдет к какому-нибудь концу.
— Одни помехи, — устало вздохнул брат Рахаза. — Вокс-сети нет. Если мы и возле поверхности, то между нами достаточно уровней, чтобы блокировать ее.
— Значит, поднимаемся выше, — подытожил Самаль. — Сержант?
Опомнившись, Фараджи понял, что пристально смотрит на мраморную гробницу. Декоративные завитки до того странно смотрелись на фоне архитектуры остального некрополя, что гробница казалась здесь неуместной. Орнамент и фестоны запечатлевали лордов некронской династии, восседающих на троне в окружении техноконструкций. Фараджи предполагал, что в подобных гробницах похоронены некроны, однако до сих пор никого из них не видел. Действительно ли внутри лежали тела механоидов, или же их тоже перерабатывали, как трупы рабов, что видела гвардия Хиалхи?
Едва проглядывающий за декором двухстворчатый дверной блок доходил до самого верха фасада монументальной усыпальницы. Большинство гробниц, виденных Фараджи, не имели дверей, и он решил, что их возводили прямо вокруг усопшего, а по завершении полностью запечатывали. Или что открыть их можно было, лишь сняв громадную плиту крыши. Какие у некронов могли быть причины попасть внутрь? Или выйти?
Громкое шипение эхом прошло по некрополю, заставив отделение насторожиться. Брат Каззин через прицел своей винтовки оглядел подступы к развилке.
Снова тот же звук, но ближе и как будто отовсюду. Словно в одно мгновение предсмертный вздох сделали тысячи людей. И хотя никто из членов отделения не заметил, шум не мог исходить от рыскающих поблизости призраков — эти создания хранили абсолютную тишину, не считая едва слышимого шуршания волочащихся кабелей.
В поле видимости показались первые машины. Почти в полной тьме улучшенное зрение космодесантников позволяло им видеть только до границы света, единственным источником которого в некрополе являлись иероглифы на усыпальницах. Так, Фараджи едва уловил блеск свежей крови на стали.
Металлические ноги заскребли по каменному полу, механические руки застучали о стены, и взору предстал гигантский скарабей с шестью шарнирными лапами под толстым панцирем. Одна из передних конечностей оканчивалась оружием в виде светящейся энергетической трубки с фокусирующими зубцами на конце. На плоской голове сверкали три зеленых глаза, а под днищем кишели десятки скарабеев. Рабы называли этих дронов могильными пауками и сообщали, что те выступают хранителями некрополя: они присматривают за усыпальницами и держат под наблюдением вездесущие рои скарабеев.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});