Лошадей оставили там, где они стояли. Ксантипп чуть не упал, когда Конис прыгнул на него, запутался в его одежде и пустил слюни. Ксантипп обнял пса, смеясь.
– Ты с нами? – спросила Агариста.
– Пока нет, – покачал головой Ксантипп. – Хотел бы, но не могу. Держи Мания и остальных поближе. Мне оставить тебе Эпикла?
– Я была бы спокойнее, зная, что он с тобой, – ответила она. – С нами все будет хорошо.
Дети подошли ближе и стояли, не вмешиваясь в разговор родителей. Он быстро поцеловал Агаристу и обнял их одного за другим, чувствуя в каждом силу.
– Берегите мать и сестру – от этого зависят ваши жизни, – строго сказал Ксантипп Периклу и Арифрону.
Оба кивнули с серьезным видом. Ксантипп оглянулся через плечо. Его гоплиты вышли и как могли навели порядок в толпе, стремившейся попасть на борт. Они уже отмахивались от кого-то и говорили, что придется подождать другой корабль или присоединиться к другой группе. Никто не хотел рисковать потерей места, и все закричали – сначала с мольбой, потом с гневом, когда Ксантипп привел свою семью и домочадцев жены.
Он заботливо подтолкнул Агаристу вперед, затем сыновей и дочь и поцеловал жену в макушку. Маний прошел, обменявшись с ним лишь взглядами. Старик будет присматривать за ними, как всегда.
Ксантипп чувствовал, как это больно, даже сквозь охватившее его облегчение. Ему казалось, что он может упасть без сил прямо здесь, на набережной, просто рухнуть в опустошении. Вокруг него раздавались крики и плач, а из города стекалось еще больше людей.
Из толпы за его спиной появился Эпикл и сказал:
– Я справлюсь здесь. Иди со своей семьей. Ты нужен им больше, чем нам, по крайней мере на данный момент.
Ксантипп кивнул, протиснулся сквозь гоплитов, охранявших корабль, и выбрался на палубу. На глаза навернулись слезы, когда дети увидели и обступили его, повиснув на руках.
Агариста заплакала.
– Где моя собака? – спросил он.
Все огляделись, но огромного зверя нигде не было. Корабль уже отчаливал, гребцы снова взялись за свое дело. Через несколько мгновений подняли парус – облегчить бремя гребцам. Толпа в отчаянии напирала. Кто-то упал в море и кричал от страха.
Ксантипп поднял взгляд и почувствовал, как у него зазвенело в ушах, а кровь отлила от лица.
Акрополь, казалось, менял очертания, как будто какая-то огромная рука повернула его. Когда он понял, что произошло, у него холодок пробежал по коже. Это был черный дым – огромный столб тьмы, поглощавшей и душившей город. Персы вошли в Афины и, обнаружив, что город пуст, подожгли его.
Послышались всхлипы людей, смотревших с переполненной палубы на задымленный берег. Раздался тихий испуганный стон, и множество рук стали указывать на что-то еще. Это заставило его обернуться. Греческие триеры окружали их со всех сторон – с женщинами и детьми. За ними появилась новая вереница кораблей, с набегающей полосой белой пены. Персидский флот.
Ксантипп прижал к себе родных. Оглянувшись на порт, он увидел, как крошечная фигурка собаки внезапно упала или прыгнула в воду, исчезла на миг, а затем вынырнула снова, спеша за ним. Он выругался себе под нос на глупое животное. Остановить галеру было невозможно, даже если бы имелась лодка, чтобы спуститься на воду. Собаке не доплыть до Саламина.
На фоне разрушения Афин это была такая мелочь. Но по лицу Ксантиппа текли слезы. Он смотрел и смотрел, как пес борется с волнами, пока тот не превратился в пятнышко на воде, а затем исчез, затерявшись на морских просторах.
Историческая справка
Когда на самом деле начинается эта история? Когда греческие города в Ионии (Западная Турция) перешли под контроль Персии? Когда они восстали и позвали на помощь и когда греческие колонны бесчинствовали в регионе? Или когда от греческих послов потребовали «землю и воду» – полное подчинение – сатрапу великого царя? Вдали от дома, не имея возможности посоветоваться, они оказали требуемое почтение и таким образом стали вассалами Персии, по крайней мере в том, что касалось Дария.
Или это было до тех событий, когда афиняне сражались против таких тиранов, как Гиппий? Когда глава семьи Алкмеонидов подкупил жрицу в Дельфах, чтобы она передала сообщение любому спартанцу, который придет к ней с вопросом, независимо от темы: «Освободи Афины от тирании»?
Когда Спарта в конце концов послала армию, чтобы заставить тирана Гиппия уйти в отставку, у них возникло искушение остаться и править городом-конкурентом – до тех пор, пока улицы не заполнилась вооруженными людьми. Гражданам Афин было обещано самоуправление, и это очень важная вещь. Спартанская армия ушла, хотя этот инцидент вызвал у них раздражение. Такие люди, как афинянин Клисфен, придумали правила, племена и законы – систему сдержек, противовесов и обязанностей, чтобы никто никогда больше не смог стать тираном. Это рождение демократии, идеи равенства перед законом, которая существует уже две с половиной тысячи лет.
Битва при Марафоне, которой открывается эта книга, имеет ряд пробелов в летописи. Мы не знаем, присутствовал ли при этом событии царь Дарий. Никто не знает, что случилось с персидской конницей. Конница преобладала в персидских армиях в то время, и позже она будет присутствовать при вторжении Ксеркса. Здесь, однако, есть упоминания о лошадях, а затем лошади исчезают. Мне казалось, что после разграбления морского порта Эретрия берег в Марафоне стал удобным перевалочным пунктом для вторжения в Афины вдоль побережья. Это всего в двадцати милях отсюда, и в тот день персидские войска могли бы перегруппироваться, восстановиться и дать своим коням возможность немного оправиться от морской болезни. Я предположил, что причина, по которой конницы там не было, заключается в том, что лошадей подняли на борт.
Это правда, что в битве участвовал Ксантипп, отец Перикла и муж Агаристы, племянницы Клисфена. Замечательный Фемистокл был там, в центре, во главе племени Леонтидов. Аристид стоял рядом с ним, возглавляя филу Антиохиды. Полемархом, или военачальником, был Каллимах на правом крыле, хотя командование все же осуществлял Мильтиад.
Каллимах был убит в бою. Статуя в его честь была воздвигнута на Акрополе, хотя и не пережила персидского нашествия.
Как известно, драматург Эсхил тоже был там – и видел, как убили его брата. Мильтиад ослабил свой собственный центр, а затем увидел, что он отброшен. После этого его тяжелые фланги обрушились на персидские войска и сокрушили их длинными копьями и дисциплинированным строем фаланги. Это было настолько жестоко, насколько можно было ожидать от людей, защищающих свой дом. «Шлем Мильтиада» – предположительно тот, который он