Во-вторых, государственная промышленная политика сосредоточилась на небольшом числе крупных, связанных с правительством предприятий, выпускающих все средства производства – от металла до станков, используемых уже обрабатывающими компаниями. Это напоминает промышленную политику Тайваня с уклоном в сторону государственного сектора. Однако в совокупности китайские госкомпании, возможно, подвержены более высокой конкуренции и экспортной дисциплине, чем тайваньские. Они добились впечатляющих результатов в производстве все более технологически усложненных продуктов, конкурентных на мировых рынках, – от гидротурбин до скоростных поездов. Перед Китаем открывается заманчивая возможность создания самого успешного промышленного сектора под государственным контролем, когда-либо возникавшего в развивающейся стране, хотя, скорее всего, не столь всепобеждающего, как рассчитывали некоторые.
В-третьих, частный сектор в Китае получает лишь малую долю политической поддержки, предоставляемой государственному сектору. Эта стратегия была усилена преемниками Жу. Частные компании, сосредоточенные главным образом в переработке потребительских товаров, испытывают нехватку прибыли, наличного оборота и специализации, что не позволяет им совершить технологический прорыв и предстать в глобальном масштабе бизнесом со своей фирменной продукцией. В перспективе этот важный и острый вопрос – насколько бедственное положение частного бизнеса будет тормозить в целом развитие китайской экономики? – остается открытым.
В значительной мере проблема с ответом состоит в понимании того, насколько велики размеры частного и государственного сектора в Китае и что здесь означают слова «государственный» и «частный». «Половина на половину» – обычный ответ на первый вопрос, но с учетом сложного распределения акционерного капитала в корпоративных группах такой ответ является не более чем догадкой. Менеджменту компаний, по видимости государственных, часто выделяются акции, что служит сильным мотивирующим фактором. Именно поэтому будущее значительного числа так называемых государственных предприятий станут определять их миноритарные акционеры. С другой стороны, еще больше частных компаний могут быть поглощены государственным сектором – такой прогноз постоянно можно слышать от представителей нарождающегося в Китае среднего класса. Политический контроль со стороны КПК делит мир на черное и белое, однако владение бизнесом подразумевает что угодно, но только не такое жесткое разделение.
Гориллы
Среди производственных олигополий, составляющих наиболее отчетливо контролируемую государством часть экономики, реформы Жу Ронгджи, направленные на регламентацию сырьевой экономики, создали почву для жесткой конкуренции компаний за увеличение своей доли в ренте, чей объем зависит от обеспеченности компании основными сырьевыми материалами и услугами. Такая конкуренция сделала некоторые компании богатыми и могущественными. Однако государственный контроль над ценами до сих пор препятствовал бизнесу, стоящему в начале технологического процесса, выдаивать свои олигополии до предела, как это делали картели в Германии XIX в. или японские дзайбацу перед Второй мировой войной. Китайское правительство продолжает удерживать бюрократическими методами отпускные цены на сырье и услуги во всех ключевых отраслях экономики, таких как производство очищенных нефтепродуктов и электроснабжение. С одной стороны, олигополиям в Китае позволяется получать щедрые долгосрочные прибыли, а с другой стороны, их используют в качестве «амортизаторов», защищающих перерабатывающие предприятия от скачков цен на мировом рынке{533}. Это полезно для всех производителей потребительских товаров в форме государственной, частной или смешанной собственности.
И вот пример: когда перед началом глобального финансового кризиса 2008 г. мировая цена на сырую нефть выросла до $ 140 за баррель, от китайских нефтяных компаний потребовали сделать убыточными часть операций по очистке нефти, чтобы защитить промышленников. Позднее, когда следующий глобальный кризис существенно затормозил развитие китайской экономики, а мировые цены на уголь оставались рекордно высокими, производителям электроэнергии отказали в повышении тарифов в соответствии с их возросшими производственными затратами. Китайское правительство проявило ту же решимость, что и государства Северо-Восточной Азии, продолжать процесс производственного обучения вне зависимости от глобальных экономических условий. Инструменты проведения политики могут быть разными, но цель должна оставаться неизменной.
Не ясно, сможет ли жесткий правительственый контроль поддерживаться неопределенно долгое время в виду неуклонно растущего могущества китайских сырьевых олигополистов. Подобно тому как южнокорейские чеболи сопротивлялись государственному контролю, хотя и получали массу выгод от государственных щедрот, так и поставщики сырья в Китае теперь тоже бросают государству вызов, несмотря на то что сами принадлежат государству. Когда в 2005–2006 гг. мировые цены на сырую нефть стали подниматься к новым максимумам, китайские нефтяные корпорации попытались сопротивляться контролю над ценами, задержав поставки очищенных нефтепродуктов{534}.
Позднее производители электричества, протестуя против низких тарифов, стали эксплуатировать электростанции гораздо ниже их мощностей и устраивали массовое отключение электричества. Государство подавляло подобные бунты, а чтобы заставить олигополистов подчиняться его указаниям, устраивает ротацию менеджмента, подобно тому как поступает с армейскими генералами. Так, в 2009 г. поменялись местами руководители трех больших нефтяных компаний. То, что организационный отдел КПК называет «персональным регулированием» – renshi tiaozheng, пока заставляет олигополистов ходить по струнке. У Пекина есть и другие средства, чтобы не дать крупным компаниям объединить свои силы. В том же 2009-м правительство заставило China Mobile, доминирующую на внутреннем рынке телефонную компанию, принять и развить новый технический стандарт для Китая, позволив ее более слабым конкурентам продавать телефоны клиентам на основе общепринятой системы GSM.
Государство все время начеку, но и олигополии постоянно стремятся расширить свое влияние. Прижатые ценовой политикой администрации, они все чаще используют свои деньги и возможности для получения прибыли не в процессе конкуренции, а путем приобретений. Так повторяется ситуация, сложившаяся в Южной Корее в 1980-х гг. Под лозунгом консолидации крупные государственные горнодобывающие и сталелитейные компании не просто поглощают производителей помельче, но и, используя свои связи с государственными структурами, поглощают более крупных своих конкурентов из частного сектора. Хорошо известный пример – рейдерский захват в 2009 г. корпорацией Shandong Iron and Steel Group частной компании Steel Rizhao, произведенный с использованием значительного бюрократического принуждения. Местные власти организовали недружественное поглощение прибыльной Rizhao убыточной государственной компанией. Владелец Rizhao Ду Шуангуа, хотя и был вторым по богатству человеком в Китае, пришел к выводу, что не сможет вести дела по своему усмотрению, когда против него выступает государство.