Она села на песок и, притянув коленки к груди, снова заплакала. Дон Адриано укрыл ее своим рыцарским плащом и пошел искать сухое дерево, чтобы развести костер.
Она не сразу вспомнила о святой Амелии. И вскрикнула от радости, обнаружив, что непромокаемый мешочек все еще висит у нее на шее. Катарина любовалась изображением в отсвете слабенького костра, который развел дон Адриано, образ Амелии и голубой камень успокоили ее, и в ней проснулась надежда.
Обследовав место их обитания, дон Адриано обнаружил, что их выбросило на остров, представлявший собой скалу, выступающую из воды, на которой не было ни зверей, ни растительности. Но он нашел несколько бочонков с водой, которые смыло с корабля, и достаточное количество сухого дерева, чтобы поддерживать костер. Вдвоем с Катариной они откопали несколько крабов и других ракообразных, завернули их в мокрые водоросли и запекли на горячих камнях.
Когда небо потемнело, они поняли, что солнце опустилось за горизонт, хотя за тучами не было видно звезд, а с океана поднялась мгла. Дон Адриано поддерживал костер. Катарина, не отрываясь, смотрела в огонь. Она без конца вспоминала как в последний раз видела доктора Махмуда, — его смыло за борт, тюрбан слетел у него с головы, а на лице застыло выражение ужаса. Она вспоминала время, которое они вместе провели в дороге, его бесконечную доброту и терпение. Она надеялась, что сможет убедить его остаться с ней в Иерусалиме вместо того, чтобы ехать в Каир, потому что старый врач-араб стал ей ближе всех кровных родственников. К тому же вернулась боль от потери матери, и Катарина плакала, закрыв лицо руками, не только о докторе Махмуде, но и о своей матери, о матери, которая ее родила, о команде и капитане португальского корабля.
В течение нескольких дней к берегу продолжало прибивать тела мертвых моряков, и они хоронили их по христианскому обряду, Адриано становился все молчаливее, горе и отчаяние Катарины все возрастали. Наконец, однажды утром она набрела на мертвое тело одного из двух мальчиков, игравших на дудке и барабане, и поняла, что не сможет жить дальше. Думая о том, что спаслась случайно, что ее судьба — упокоиться на дне с доктором Махмудом, она вошла в воду и пошла навстречу набегающим волнам, желая утопиться.
Дон Адриано побежал за ней и после короткой борьбы в воде вытащил ее на берег. Там он взял Катарину за плечи и с жаром заговорил:
— Нам не известен Божий замысел. Мы не можем знать Его планы. Мы должны лишь исполнять Его волю. Он спас нас, сеньорита, а почему — я не знаю. Но вдаваться в отчаяние — это все равно что бросать вызов Господу. Ради Христа, вы должны жить. — Это были первые слова, сказанные им за последнее время, но то, что он произнес их, придало ему сил.
Катарина долго плакала, но, продолжая думать, что должна была умереть с доктором Махмудом, утопиться больше не пыталась. Она почти ничего не ела и бродила по берегу, устремив взор к горизонту, думая о том, что они с доном Адриано все равно умрут.
Они спали, прижавшись друг к другу, чтобы согреться, пока однажды утром, проснувшись, Катарина почувствовала, что рыцарь обнимает ее, прижавшись к ней своим сильным телом, и услышала ровное биение его сердца под своей головой, покоившейся у него на груди. Приподнявшись, она стала рассматривать его лицо в бледном свете раннего утра, — в его густых каштановых бровях, ресницах и коротко подстриженной бородке застряли песчинки и кристаллики соли. Какие тревожные сны одолевают его, подумала она, заметив, что у него подергиваются веки. Какие страстные желания заставили его остаться в живых и не дать умереть ей? Она знала, что без Адриано она непременно наложила бы на себя руки. А потом вспомнила, как проснулась ночью от собственного крика, а Адриано обнял ее и стал утешать. Почему она кричала? Ей приснилось, что она утонула.
Впервые за все эти дни на рассвете выглянуло солнце: тучи рассеялись, солнечные блики поблескивали на поверхности океана. Пока дон Адриано острогой ловил на мелководье рыбу, Катарина, бродившая по берегу, нашла еще один корабельный бочонок с водой. Сколько они смогут прожить на этом острове, где нет ни одного деревца? У них не было ничего кроме того, что давало им море. Птицы не прилетали сюда вить гнезда. Между трещинами в камнях не пробивалось ни травинки. А потом у нее в голове мелькнула мысль: прилично ли мужчине и женщине жить рядом, не будучи обвенчанными? Считает ли церковь грешниками людей, потерпевших кораблекрушение?
Наступил еще один рассвет — и дон Адриано вдруг заговорил.
— Зачем вы направляетесь в Иерусалим? — спросил он, подбрасывая ветку в огонь.
Заплетая свои длинные волосы, которые, к ее удивлению, все еще были темными, — краску не смыла морская вода, Катарина рассказала ему свою историю, закончив ее следующими словами:
— И я отправилась на поиски своего отца.
— Человека, который бросил вас?
— Я уверена, что он не хотел меня бросать. Он собирался вернуться за мной.
— Но этот юноша, про которого вы мне рассказали, — Ганс Рот. Вы могли бы выйти за него замуж и спокойно жить с ним. Неужели вы готовы все потерять?
Она твердо посмотрела на него.
— Мой отец, возможно, ранен или находится в руках злодеев. Я должна его отыскать.
Дон Адриано задумался. По правде говоря, женщины вызывали у него лишь чувство горечи. За всю свою жизнь он любил только одну женщину и, когда она изменила ему с другим, поклялся, что больше никогда никого не полюбит и не будет доверять женщинам. И он изгнал женщин из своего сердца, вступив в Братство Марии и дав обет безбрачия.
Указав на голубой крест, вышитый на груди его белого камзола, Катарина спросила:
— Вы священник?
Он удивленно посмотрел на нее, и его лицо смягчилось в улыбке:
— Нет, сеньорита, я не священник. Я всего лишь слуга Божий. — Он, помрачнев, замолчал, глядя в огонь. Потом снова заговорил: — Я убил мужчину, который не был моим врагом, и разрушил жизнь одной женщине. Целый день и всю ночь я лежал перед алтарем и молил Божью Матерь послать мне знамение. И мне было видение, в котором Она явилась мне и рассказала о братстве, цель которого — восстановить Ее престол в Святой Земле. Я отыскал это братство и вступил в него. Это было двадцать лет назад, и с тех пор я служу братству и Матери Божьей. — Он перевел свой затуманенный печалью взгляд на Катарину. — А кто он, тот старик, которого вы называли Махмудом?
— С тех пор, как я осиротела, он опекал меня.
— Язычник?!
— Он верит в Бога и молится Ему. Даже чаще, чем мы. Доктор Махмуд — очень хороший человек. — Слезы брызнули у нее из глаз. — Был, — тихо поправилась она.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});