Читать интересную книгу Поджигатели (Книга 1) - Николай Шпанов

Что же мудреного, что теперь, выбравшись невесть каким счастьем на вершину нефтяного величия и став хотя бы и маргариновой, но все же "княгиней Донской", она тоже пожелала иметь нечто вроде того, чем хвастались когда-то Манташевы и Лианозовы, что было, пожалуй, самым дорогим видом причуд, - свою скаковую конюшню. И что мудреного, что сегодня в день дебюта этой конюшни Мелани непритворно волновалась. Она имела на это право. Ее Козачка слыла самой дорогой лошадью в Европе. Она обязана была сегодня выдвинуть ее на передний план великосветской Ниццы, что значило попасть на страницы всех аристократических журналов Европы, в светскую хронику газет.

При всем подлинном величии нефтяной державы сэра Генри, этот мелкий успех щекотал самолюбие Мелани. Он казался ей ничуть не менее важным, нежели деловые переговоры, которые были намечены на тот же день.

Монти Грили сидел в ложе Мелани, снисходительно предоставляя толпе любоваться им и принимать его тупую самовлюбленность за подлинное величие Зевса, соблаговолившего спуститься на игрища смертных.

Сэр Генри в аванложе разговаривал с генералом Леганье, словно бы случайно очутившимся в Ницце ко времени приезда Гевелингов. Мелани и Монти были в ложе одни. Они тоже говорили о делах. Но в то время, как разговор Гевелинга и Леганье состоял из намеков и околичностей, в ложе разговаривали напрямик, называя вещи своими именами, с уточнениями и подробностями, хотя тема там и тут была одна - события в Испании.

Леганье пытался, осторожно прощупывая нефтяного короля, выяснить, какие национальные секреты Франции могли бы заинтересовать сэра Генри в обмен хотя бы на малую толику процентов от кредита, открытого им испанским мятежным генералом. Как человек, близко соприкасающийся о военными делами, Леганье знал об острой нужде, испытываемой Францией в серном колчедане для военной промышленности. Вместе с тем он осторожнейше намекнул на то, что ему известно об участии, какое сэр Генри принимал в знаменитом англо-испанском обществе "Рио-Тинто". Используя свои связи в правительстве и среди французских промышленников, Леганье мог бы устроить заказ на испанский колчедан по ценам значительно более высоким, нежели те, какие это общество получало от своих постоянных покупателей. За такую услугу он хотел получить хотя бы несколько акций этой компании.

Все говорилось такими отвлеченными намеками, что только искушенный в делах ум нефтяника мог уловить то, что занимало генерала. Но слушая его, сэр Генри интересовался вовсе не этим, а вопросом о том, каким образом французский генерал мог узнать об его собственном участии в делах "Рио-Тинто" и как далеко простирается эта осведомленность. Но в конце концов, судя по тому, что говорил Леганье, Гевелинг решил, что источник, из которого информируется генерал, - французская разведка, - не слишком-то в курсе дела. Во всяком случае о скрытых связях Гевелинга через "Рио-Тинто" с немецкими финансистами она, невидимому, не знает. Гевелинг для себя решил, что может не особенно стесняться о этим французом. Не было никакой надобности не только откликаться на его туманные предложения, но даже попросту их понимать...

А в ложе Мелани втолковывала Монти, слушавшему со скучающим видом:

- Прибыли по кредитам, открытым сэром Генри испанцам, должны быть не только велики, но будут расти с течением времени. Мне недавно объяснили, что такое сложные проценты...

Монти хмуро кивнул головой.

- Чем дольше испанцы не смогут оплачивать проценты по долгу, тем больше они должны будут платить, - с оживлением продолжала Мелани. - Они обеспечили платежи предоставлением сэру Генри нефтяной монополии.

Тут Монти впервые поднял на нее свинцово-тяжелый взгляд своих больших глаз.

- А Рокфеллер, по-вашему, будет сидеть сложа руки и смотреть, как опереточные испанские генералы распоряжаются тем, что он считает безраздельно принадлежащим ему?

Мелани рассердилась. Этот вопрос ставил ее в тупик. Она знала, что между Гевелингом и американскими нефтяниками шла борьба за испанский рынок, но, с легкомыслием кокотки, однажды поверив в могущество своего содержателя, она готова была отстаивать его престиж, хотя и не имела никакого представления о ресурсах его врагов. Она не знала, сколько дали тем же самым франкистам американские монополисты. Но с нее было достаточно того, что им много дал сэр Генри. Чертовски много! Это она знала. Остальное казалось ей несущественным.

По старой памяти, она готова была прощать неповоротливость Монти любовнику, некогда самому ее постоянному клиенту при его наездах в Париж, которому она обязана своим знакомством с сэром Генри. Но ее выводила из себя трусость Монти-дельца. А то, что он вспомнил о Рокфеллере, когда она развивала блестящий план завоевания Испании, было в ее глазах признаком трусости. Она была куда более опытна в делах любви, чем в биржевых спекуляциях.

- Вы не должны, не смеете бояться, когда имеете дело со мной, убеждала она. - Вы можете наверстать все, что упустили в истории с Испанией. Сами испанцы - никуда негодные дельцы. Пусть они там приводят в порядок дела со своими республиканцами, - но тоже не слишком быстро, - остальное мы сделаем без них.

- А Бен говорит, что если мы не будем мешать Франко, он очень быстро справится с красными, - не спеша выбрасывая слова, словно каждое из них представляло особую ценность, говорил Монти. - Бен говорит, что мы намерены скоро признать Франко.

- Это правда? - обеспокоенно спросила Мелани. - Лорд Крейфильд так сказал?.. - Она притронулась перчаткой к его руке. - То, что вы сказали, очень важно.

- Я всегда говорю то, что важно, - с непоколебимой уверенностью проговорил Монтегю. - Но я не очень верю Бену. Он совершенный мешок и ничего не понимает в международных делах.

- Поэтому он и занимает пост товарища министра иностранных дел? шутливо спросила она.

- Вероятно, - совершенно серьезно подтвердил Монтегю.

- Если вы будете себя хорошо вести, - проговорила она, понижая голос и, насколько позволяли приличия, придвигаясь к нему, - я перехвачу для вас кое-что из предложений, которые сейчас сыплются на сэра Генри.

Приход в ложу Гевелинга и Леганье помешал ей договорить. Вернулись в ложу и те приглашенные, кто спускался в падок смотреть на проводку лошадей. Толпа зрителей хлынула на трибуны, бинокли, до того обращенные главным образом на ложи, занятые знаменитостями всякого рода и всех национальностей, повернулись к полю. Скачки начались.

Отто знал всех участников скачки. Среди них были только два немца. Своего соотечественника он сразу сбросил со счета. Победу для Германии мог вырвать только он, он на своем рыжем жеребце, добытом ему Кроне. Отто не понимал мотивов, по которым Кроне так заботился об его успехе, но и не очень об этом задумывался. Лошадь его удовлетворяла. Он считал ее самой сильной в скачке, так как в этом году у нее не было ни одного соперника в Англии. Англичане демонстративно отказались участвовать в одной скачке с немцами. Опасения могла внушать только Козачка леди Гевелинг. Отто несколько раз исподтишка подсматривал за тем, как ездок - немолодой уже человек из русских белых эмигрантов - проминал серую в белых чулках кобылу. Если бы дело не происходило во Франции, при враждебной настороженности всего персонала ипподрома, а в Германии, Отто знал бы, как избавиться от этого соперника. Немецкие конюхи сделали бы с Козачкой то, что французским конюхам удалось, повидимому, проделать почти со всеми немецкими лошадьми. То, что его жеребец не оказался "болен", Отто приписывал только тому, что лошадь все время находилась под особым присмотром.

В день скачки Отто с утра был в конюшнях и не спускал глаз с лошади. Он был зол на себя: вместо того чтобы во все время пребывания во Франции выдерживать режим тренировки, он позволил себе несколько сорваться. Виновата была Сюзанн, увлекавшая его в хорошо, видимо, ей знакомый водоворот ночной жизни - сначала в Париже, а потом в Ницце. Даже сегодня он не чувствовал себя в той форме, в какой обязан был быть. И в этом тоже была виновата Сюзанн...

Хмурый, недовольный собою и всем окружающим, Отто приказал выводить лошадь для седловки...

В ложе Гевелинга - почетного и редкого гостя - появлялись все новые лица. Исчезнувший было Леганье вернулся, почтительно сопровождая генерала Гамелена, явившегося поздравить леди Гевелинг с дебютом ее конюшни. В двух шагах за генералами следовал высокий, худой, несколько сутуловатый офицер, во внешности которого бросался в глаза непомерно большой, мясистый нос. Его отрекомендовали Мелани как начальника кабинета Гамелена подполковника Шарля де Голль. Мелани, казалось, не обратила на него внимания. Но когда представилась удобная минута, она тихонько сказала своему старому приятелю Леганье:

- У этого де Голля вид человека, который хочет стать главным жирафом.

- Всякий, кто хочет стать главным, хотя бы среди крыс, годится в нашем деле, дорогая, - наставительно ответил Леганье. Он считал себя в праве поучать особу, чье имя числилось в списке его давнишних агентов, даже если эта особа и стала теперь королевой нефти.