Читать интересную книгу Скиппи умирает - Пол Мюррей

Говард ничего не отвечает, только хмурится.

— Когда подобные дела случались в прошлом… — Когда щуплый, лисообразный священник заговаривает, у него оказывается в точности такой голос, какой ожидал услышать Говард: по-женски высокий, сухой и будто ломкий, как оберточная бумага. — …мы всегда находили целесообразным улаживать их в частном порядке.

— Я соглашусь в этом с отцом Кейси, — говорит Автоматор. — Мне тоже представляется, что лучше всего будет разрешить это, используя доступные нам дисциплинарные меры.

— Что ж, как начинали, так и продолжим, верно? — обращается отец Грин к юркому священнику, который в ответ лишь невесело смеется и кладет руку на колено своего товарища.

— Ах, Джером! Будь все по-твоему — кто бы из нас не был сейчас закован в кандалы?

Что-то гротескное в его смехе словно включает пусковой механизм в голове Говарда; пока вокруг него продолжает клубиться разговор, он, не слыша, как бы продирается сквозь него вперед, ощущая тошноту и головокружение, словно его опоили дурманом, — и вот наконец он, как будто со стороны, видит собственную поднятую руку и слышит собственный голос:

— Подождите, подождите… Мальчик мертв. Джастер мертв! И совершенно неважно, будет ли какая-то польза школе или не будет. Нам нельзя… — Как это ни нелепо, он почему-то поворачивается к Тому: — Не обижайся, Том, но нам просто нельзя оставить это… как есть.

Седовласый председатель начинает сыпать словами об экспертизе, о слушаниях и санкциях, но Автоматор жестом просит его умолкнуть:

— Говард…

— Он прав, — вставляет отец Грин.

— Простите меня, отче, но он не прав, — перебивает Автоматор. — Говард, никто ведь и не говорит, что нужно оставить все как есть. Никто не говорит, что мы должны просто забыть о Джастере. Но если Том пойдет под суд — это будет всего лишь пародия на суд, и ты сам прекрасно это понимаешь! Его, не раздумывая, упекут за решетку, хотя в действительности обстоятельства не вполне ясны…

— Обстоятельства совершенно ясны, Грег, Том сам во всем признался.

— Я говорю о других обстоятельствах — о фактах, сопутствовавших смерти Дэниела Джастера. Мы ведь не знаем в точности, что происходило в голове у этого мальчика, и никогда теперь не узнаем. Кто из нас с полной уверенностью может сказать, что именно связанные с Томом события стали окончательной и определенной причиной, подтолкнувшей его к краю? Нам ведь известно, что его заботили и совершенно другие вещи. Например, тяжелая болезнь матери, да и та девчонка, эта несчастная влюбленность.

— Да, но…

— И, учитывая, что Том будто бы дал ему принять те таблетки, можно еще поставить большой вопросительный знак: а сознавал ли мальчик вообще, что с ним произошло? Так что, взвесив все “за” и “против”, мы можем…

— Господи, Грег! Да он завел его к себе в номер, опоил таблетками и изнасиловал! Как вы только можете…

— А ну-ка, полегче на поворотах! — перебивает его Автоматор. — Полегче, приятель. Здесь, в Сибруке, мы судим человека по совокупности его дел и поступков, по совокупности. В данном случае перед нами человек, беспрецедентно преданный нашей школе и ее ученикам. Неужели одна-единственная ошибка суждения, пускай даже столь прискорбная, — неужели она должна перечеркнуть все хорошее, что имеется на его счету? Какая от этого польза?

— Ошибка суждения? — ошарашенно переспрашивает Говард.

— Именно. Каждый из нас может…

— Ошибка суждения?

— Да, черт возьми, именно это я и сказал! — рявкает Автоматор, покраснев до кирпичного цвета. — Вы и сами однажды ошиблись — или не помните? Три с половиной миллиона фунтов коту под хвост, в одну минуту — в одну минуту! Когда вы вернулись сюда, вы уже были посмешищем всего лондонского Сити! Никто не хотел брать вас на работу! Но кто же в итоге согласился вас взять? Кто взял вас под крыло, когда от вас все отворачивались? Эта школа — потому что здесь умеют заботиться о своих выпускниках! Вот это и есть настоящая забота!

— Какого черта… — Говард встает. — Как можно сравнивать потерю денег с физическим одурманиванием и сексуальным насилием…

— А я сейчас вам объясню как! — Автоматор тоже поднимается и грозно нависает над ним. — Посмотрите на этого человека, Говард! Прежде чем предъявлять обвинения, хорошенько приглядитесь к нему! Этот человек был героем! Этот человек подавал огромные надежды, он обещал стать одним из величайших спортсменов в стране! А вместо этого он стал калекой, инвалидом, он постоянно терпит физические мучения — а все из-за вас! Из-за вашей трусости! Вы говорите о справедливости. Если бы существовала в мире справедливость, то это вы оказались бы тогда на дне карьера, а не он!

Председатель, сидящий рядом с и.о. директора, грустно кивает.

— Любой другой человек на его месте, перенеся такой удар, навсегда замкнулся бы, ушел в себя. Но только не Том Рош! Вместо спорта он посвятил свою жизнь воспитанию этих мальчиков. Я бы даже сказал — знаю, это вам не понравится, но я все-таки скажу: именно беззаветная преданность своему делу заставила его совершить эту ужасную ошибку. Но это не главное, а главное вот что: когда он принял верное решение, когда он пришел к вам — не к кому-нибудь, а именно к вам! — и сознался в содеянном — а если бы этого не произошло, то никто бы так никогда и не узнал! — вы решили просто разделаться с ним! Что ж, в таком случае я вам скажу: и вы здесь по горло в грязи, вот что!

— Я?

— Я ведь поручал вам побеседовать с Джастером. Я сказал вам: у этого мальчика проблемы, ступайте поговорите с ним. А вы ничегошеньки не разузнали!

— А что, мне нужно было с пистолетом к нему подойти? Да? Мне нужно было пистолет приставить к его виску и сказать: а ну-ка, Джастер, развяжи язык…

— Дэниел, — говорит вдруг Том.

— Что-что? — оборачивается к нему Автоматор.

— Ему больше нравилось, когда его называли Дэниелом, — говорит, захлебываясь слезами и соплями, Том, сидящий, ссутулившись, на стуле.

Воцаряется напряженная, закипающая тишина.

— Вопрос вот в чем: насколько трудно будет сохранить это дело в стенах школы? — наконец нарушает общее молчание лисообразный священник. — Насколько я слышал, отец мальчика не из тех, кто любит поднимать шум.

— А он тоже один из наших? — спрашивает председатель с отвисшим подбородком.

— Выпускник восемьдесят четвертого года, — отвечает Автоматор. — Увлекался в основном теннисом. Тогда очень приличная команда была. Да, много ему пришлось вынести — шутка ли, у жены рак!

— Как бы то ни было, нам было бы благоразумно придерживаться какой-то определенной линии следствия, — высказывает свое мнение лисовидный священник.

— Ну, он был влюблен без взаимности в ту девочку, — говорит председатель. — Разве здесь мы не имеем безупречное алиби?

— Я не собираюсь поощрять всю эту чепуху в духе Ромео и Джульетты, — возражает Автоматор. — А не то среди них пойдет волна самоубийств, как у леммингов.

— В таком случае гораздо больше подходит версия, связанная с матерью, — заключает священник-лис.

— Я предпочел бы эту версию. Мать умирает, мальчик не в силах с этим примириться и выходит из игры. Пресса еще не пронюхала об этом. Мы можем обронить для них пару намеков, и с этой целью, пожалуй, следует впрячь в дело консультационную службу. — Он делает какую-то пометку себе в блокнот. — Что ж, джентльмены, мне кажется, все мы сошлись на том, что наилучшей тактикой будет занять выжидательную позицию. Если бы Десмонд Ферлонг был сейчас среди нас, я уверен, он высказал бы такое же мнение.

Члены правления, сидящие за столом, кивают как ослы в знак согласия — все, за исключением отца Грина, наклонившего голову набок с выражением созерцательности, как будто он с упоением вдыхает аромат весеннего луга, и кроме незнакомого лысого мужчины, на которого теперь падает взгляд Автоматора.

— Да, да, так… — Он пролистывает бумаги, лежащие у него на столе, и находит нужный документ из трех или четырех скрепленных страниц. — Говард, это Вивиан Вичерли, мой бывший одноклассник. Он вместе с отцом Кейси составил для вас эту бумагу, которую вам нужно подписать.

— Что это такое?

— Это ваш новый контракт. Я рад предложить вам должность первого в истории Сибрука школьного архивариуса. Она не будет мешать вашим текущим учительским обязанностям. Оклад не то чтобы заоблачный, но все-таки стабильный. Рабочее время — по вашему усмотрению, поле научной деятельности — тоже по вашему выбору и желанию…

Говард молча просматривает текст договора: перечень служебных обязанностей, размер заработной платы… А потом, ближе к концу, его внимание привлекает коротенький абзац…

— Это положение о конфиденциальности. Должно быть, вы знакомы с подобным пунктом, если еще не забыли о своей работе в Сити. Подписывая контракт, вы обязуетесь перед законом не разглашать никакой секретной информации, имеющей отношение к делам школы, в том числе касающейся того, что мы обсуждали сегодня здесь.