комиссионках! С его замашками, Геня всегда пытался соперничать с иностранцами – с теми, кого он развлекал и таскал по разным домам в Москве. Костюмы индпошива, дорогое вино. Иногда приводил их к нам на квартиру, а в доме хоть шаром покати – он об этом не думал. Всегда твердил: Надежда, я должен выглядеть по-человечески, как джентльмен».* * *
Чем дольше вслушивалась Вера в монологи вдовы Райта, тем больше вопросов возникало у нее в голове. Например, почему Райт сопровождал сэра Обадию как переводчик, хотя тот, попавший в Англию мальчиком из Софии перед войной, прекрасно говорил по-русски. Впрочем, как раз это, зная Райта и всю ситуацию в России тех лет, можно было легко объяснить. По воле случая и обстоятельств Райт, тогда еще едва оперившийся студент, сопровождал Обадию Гершвина по московским маршрутам из дома в дом как конфидент многих либеральных фигур Москвы тех лет. Райт лишь официально оправдывал свою должность гида при сэре Обадии именно как переводчик: сэр Обадия, естественно, не рекламировал перед властями свое идеальное знание русского. Но зато как он блистал своей русской литературной эрудицией в доме Пастернака!
Легендарный обед в Переделкино в изложении вдовы Райта представал в несколько ином свете, чем излагал в своих мемуарах годами позже сэр Обадия. Выяснялось, что инициатором встречи сэра Обадии с Пастернаком выступала чуть ли не сама Зинаида Николаевна. Она надеялась, что лишь сэр Обадия способен уговорить Пастернака отказаться от этой сомнительной награды. И в этом ее убедил Генрих Райт. Он провел с джентльменом из Туманного Альбиона предварительную беседу на эту тему. Нобелевская премия, по мнению Обадии, присуждалась Пастернаку не как поэту-бунтарю, а как автору антисоветского романа, что, несомненно, послужит лишь дальнейшему разжиганию холодной войны и подавлению малейших либеральных свобод, уже завоеванных советской интеллигенцией в результате хрущевской оттепели.
Я лично был готов в это поверить. «Именно поэтому поразительно, что сэр Обадия согласился дать тебе интервью – перед микрофоном Русской службы Би-би-си», – заметил я Вере, прервав ее рассказ. Мне было совершенно точно известно о бойкоте, который объявил сэр Обадия этой организации. Дело в том, что радиостанция Би-би-си, сразу вслед за публикацией «Доктора Живаго», зачитала отрывки из романа в эфире. Сэр Обадия считал это открытой провокацией, спровоцированной секретными службами Великобритании с целью разжигания холодной войны. Ее главной жертвой, мол, и станет Пастернак. Парадоксально, именно сэр Обадия многое сделал для того, чтобы это произведение увидело свет в английском переводе. Противоречивая натура, не правда ли? Такой сэр в Эс-Эс-Эс-Эр. Он, как всегда, не мог устоять перед соблазном службы двум богам одновременно. Слово «соблазн» возникало в этом отчете о визите в Переделкино не раз.
Встречу Пастернаков с сэром Обадией в Переделкино устроил именно Райт. Сэр Обадия, при всей его именитости, был одним из многих влиятельных иностранцев, которых опекал в Москве в ту эпоху Райт. В каких только домах он не побывал, сопровождая гостей из-за границы. И неизбежно подобные контакты порождали самые невероятные слухи. Дело в том, что Райт был, по крайней мере поверхностно, человеком совершенно открытым. Он был всегда переполнен впечатлениями: его цепкий взгляд замечал все – от православных икон в квартире какого-нибудь физика или томов Солженицына в доме некоего консультанта при политбюро до последних новинок моды во внешности иностранного гостя. Все эти новости и сведения выбалтывались им со всеми подробностями с женской словоохотливостью на кухнях его многочисленных друзей и знакомых.
В результате довольно давно в Москве стали циркулировать слухи о том, что Райт как переводчик не ограничивается формальными рапортами о своих встречах с иностранцами. Обилие пикантных деталей в его пересказах общения с иностранцами создавало иллюзию того, что Райт – сексот, на зарплате у органов и половину времени проводит в заграничных командировках. Это были лживые слухи, клевета, распускаемая завистниками. Райта никогда не пускали за границу из-за его якобы диссидентских связей. Но и его диссидентские связи были иллюзией – в данном случае со стороны органов. Райт просто-напросто не чуждался ни иностранцев, ни секретных органов, ни диссидентов. Он общался со всеми. Он обладал своего рода бесстрашием: он знал, что все всем всегда известно и поэтому лучше признаваться в этом открыто самому. Для него встречи с иностранцами, рассказы об этих встречах, сувениры, связанные с ними, и были заграницей. Заграница была удивительной страной, не существовавшей географически, заселенной лишь иностранными контактами Райта, страна, существующая лишь у него в голове.
Вдова подвела Веру к письменному столу, за которым работал Райт. Тут были свидетельства и улики его пребывания «за границей», точнее, свидетельства того, что он бывал в местах, связанных с заграницей. У кого-то в аэропорту он подхватил банку кока-колы, где-то он держал набор карандашей и шариковых ручек. А где-то еще маленькую бутылочку виски: такие дают в самолетах или держат в мини-барах в номерах отелей. Всякая ерунда, мелочь, сувенирная дребедень, но в ней жило дыхание другой цивилизации.
«Вы все забыли, чем для нас, в России, в те годы была заграница. Заграница была для нас наше все. Это все было связано с вами, Вера, потому что вы жили там. Поэтому он к вам, к этой жизни там, где наше все, и стремился все эти двадцать лет. Год за годом лишая всякой жизни меня здесь. – В глазах у нее стояли слезы. Этот мужчина сумел заставить плакать не одну женщину. Слезы стояли в глазах и у Веры. Но вдова Райта справилась со своим потоком слез быстрей. – А как только грянула перестройка, тут его удержать было уже немыслимо. Только не воображайте, что он мчался к вам на крыльях Амура. Или Эроса. Вполне возможно, он вообще не к вам рвался конкретно».
«К сэру Обадии?»
«Откуда вы знаете?» Надежда Райт оценила проницательность соперницы.
«Это как-то само собой понятно. Академические контакты были для него гораздо важней старых московских друзей», – пробормотала Вера неуверенно.
«Важней друзей и любовниц, да. Сэр Обадия его засыпал письмами».
«Я думала, что это Геня его засыпал письмами». И действительно, мы с Верой считали, что вся идея командировки в Кембридж была инициативой напористого Генриха. Райт, по слухам, получил даже деньги из Фонда Сороса на визит в Англию. Он сам довольно цинично пересказывал письмо сэру Обадии, написанное им из Москвы, где Генрих напоминал стареющему рыцарю холодной войны о славных днях словесных битв под бряцание железного занавеса и грохот ручьев оттепели. У Обадии Гершвина, старого болгарского еврея, просто не было никакой возможности уклониться от этого эмоционального шантажа с сантиментами о героическом прошлом. Старик был вдвойне растроган, потому что к тому времени уже практически удалился