Великанов. Эт-то что такое?
Глуповцы. Щи… – Щи из сапогов…
Великанов. Горчицы не хотите? Лаврового листку не желаете?
Глуповцы все, как один, бухаются на колени, молчат.
Велик<анов>.Ну-у?
Глуповцы. Уволь от горчицы… – Невмоготу больше… – Не жалаим! – Потуда с коленей не встанем, покуда не уволишь…
Великанов. Ка-ак? Бунтовать… на коленях? Да я васс… Эй, артиллерия! (Глуповцам – разъяряясь все больше.) А-а, бу-унт? Бу-бу-бууннт? Бу-бу-бууу…
Щеки у Великанова от ярости надуваются, и сам он – на глазах у всех – заметно увеличивается в объеме.
Евсеич. Глядите, глядите: гневается-то как – инда раздулся! Мать Пресвятая… что ж это будет?
Входят Оловянные солдатики с артиллерией, впереди – горнист. Великанов выхватывает у него трубу, трубит сигнал – раздувается еще больше.
Курицын-сын (Глуповцам). После третьей трубы – палить будет… Сдавайтесь!
Глуповцы молчат. Великанов трубит еще раз.
Кур<ицын>-сын. Да вы что – ослепли? Не видите: на него глядеть страшно… Сдавайтесь!
Пахомыч. Братцы, ай и правда – сдаться?
Чудак. Все одно подыхать-то…
Глуповцы. Так! Так! Пущай палит!
Великанов в третий раз подносит трубу ко рту – сейчас протрубит последний раз… Пока все это происходит – появляется Неизвестный молодой человек в очках, с портфелем и записной книжкой, тихо что-то говорит Смотрителю просвещения. Смотритель сломя голову кидается к Великанову и в ужасе кричит ему: «Вашесство… Открыли… Нас – открыли!»
Великанов. Как?
Смотритель. А так, что ввиду сверхурочной цивилизации нам даже, если угодно, и рапортов писать некогда было, про нас и забыли, а теперь – вот он…
Великанов. Кто?
Смотритель (берет у Неизвестного молодого человека документ и читает). «Корреспондент газет и эксперт наук для открытия удивительных явлений природы».
Великанов (свирепея и раздуваясь до невероятной толщины). В га-зе-ты?
Неизв<естный> молодой человек. Так точно.
Великанов. Прро на-ас?
Неизв<естный> молодой человек. Про вас.
Великанов. Прро меня-а-а?
Неизвестн<ый> молодой человек. Именно.
Великанов, указывая артиллерии на Молодого человека, подносит к губам трубу, надувает щеки, раздувается весь до последних пределов… и вдруг – лопается с треском и падает…
Евсеич. Гос-споди, Никола-Угодник! Чиновные. Что? Что это?
Доктор – нагибается, глядит и провозглашает: «От чрезмерной ярости – лопнул»…
Происшествие пятое: «грехопадение и покаяние»
Княжьи палаты, острог, кабак. Но острог теперь украшен нежно-алыми розами, а кабак – белыми лилиями. Цветами увенчана также и полицейская будка. Кроме того, сооружен из цветов грот с будуарным фонтанчиком и соблазнительной кушеткой. Ночь, окна в палатах освещены, оттуда слышна музыка. У входа – Квартальный и несколько Будочников. Поодаль группа глазеющих Глуповцев – с Пахомычем и Евсеичем. Дверь в палатах распахивается, оттуда выбегают одетые в маскарадные – очень вольные – костюмы, проносятся со смехом и криками, снова скрываются в палаты. Снаружи остаются: Казначей с Казначейшей, Садовая-Голова с Садовихой, Курицын-сын. Казначейша – одета по Ватто, костюм к ней очень идет. Казначей – Меркурием, с фиговым листком, с крыльями на пятках, в одной руке жезл, другой рукой – стыдливо прикрывает фиговый листок.
Казначейша (Казначею). Мучитель мой… опять он! Ну, кто, кто ты?
Казначей. Ка-казначей…
Казначейша. Боже мой… да запомни же: ты, идиот, – Меркурий.
Казначей. Я… я идиот Меркурий…
Казначейша. Так как же ты стоишь… ну?
Казначей становится на одну ногу – в позе Меркурия.
Казначейша. Вот… станешь перед ним так и скажешь ему…
Казначей. Ко… кому?
Казначейша. Ему – самому… нашему ангелу… Скажешь, что маркиза – сгорает и что только он может залить пожар.
Казначей. Пожар… Слушаю, матушка… (Уходит.)
На освещенном месте появляются Курицын-сын, Садовая-Голова и Садовиха. Садовая-Голова – во фраке с чужого плеча, рукава коротки. Садовиха – в современном, коротком – выше колен – платье.
Кур<ицын>-сын (Садовой-Голове). Поздравляю. Вы заметили, как он сам, батюшка наш, благосклонно смотрел на вашу супругу?
Садовая-Голова (Садовихе). Ну, если ты будешь еще перед ним голыми титьками трясти, я тебе… во! (Кулак.) Очень просто!
Садовиха. Маркиз… Митька, пользы ты своей не понимаешь.
Куриц<ын>-сын (Садовой-Голове). Да… Любовь к отечеству…
Садова я-Голова. Не тем местом она любит!
Курицын-сын. А каким же, по-вашему, любить?
Садова я-Голова. Я ей покажу, каким…
Курицын-сын. Тесс! (Уводит обоих.)
Пахомыч. Ну, братцы, до-ожили! При новом-то при батюшке – каждый день масленица!
Крамольник. Погоди: будет и великий пост. Вон: слышишь?
Издали – чуть слышна барабанная дробь.
Пахомыч. Это… что же такое?
Крамольник. А вот как придет – тогда узнаешь, что такое…
Пахомыч. Да ты что стращаешь, что каркаешь? Крамольник!
Глуповцы. Бей Кррамо…
Куриц<ын>-сын (подбегает). Тсс… Вы, Головотяпы!
Пахомыч. Ваше курицсынство… да это не мы, это – Крамольники…
Курицын-сын. Как, опять они? Ну, чего, чего им, подлецам, еще надо? (Квартальному.) Если сам выйдет – береги его, ни на шаг от него не отходи… слышишь? Избави Бог что случится – ты в ответе…
Кварт<альный>.Слушссс…
Грустилов – выходит из палат с Пфейфершей; сзади у него, на мундире, крылья – не то ангельские, не то петушиные – и хвост.
Глуповцы. Сам… – Глядите: сам, сам… – Батюшка наш… – С крылышками…
Байбаков (мимо которого проходит Грустилов). А-а… Пахнет-то от него как… Видать – пищу легкую принимает.
Крамольники громко фыркают.
Куриц<ын>-сын (кидаясь к Глуповцам). Вон… вон отсюда… все!., пока целы…
Глуповцы уходят. Курицын-сын и остальные исчезают в неосвещенных углах, дабы не мешать самому. Один только Квартальный, непрестанно отдавая честь, на цыпочках идет сзади Грустилова.
Грустилов. Какая поэзия! Что за ночь, что за луна… с правой стороны… (Цитирует нечто высоко-поэтическое из Вертинского.) Какое неземное благоухание! (Наклоняется к корсажу Пфейферши.)
Пфейферша. Это – лориган. Я – грешница – я обожаю духи, цветы… и митрополита Введенского…
Грустило в. Цветы – дети земли… Я хочу подарить вам хотя бы такое дитя… (Нагибается за цветком.)
Квартальный – немедля кидается, срывает цветок и подает его.
Груст<илов> (Квартальному – с ласковым бешенством).Mon sieur agent, в ночное время вы можете не утруждать себя исполнением служебных обязанностей…
Кварт<альный>. Слушшссс… вашесство… (Отходит.)
Казначейша (подлетая к Квартальному). Ты что же – погубить его хочешь? Тебе это приказано? Чтобы ни на минуту не оставлял его!
Кварт<альный>. Слушшссс… (Снова следует за Грустиловым.)
Груст<илов> прикалывает цветок к корсажу Пфейферши.
Пфейферша. Нет, нет… оставьте меня… Я мечтаю только об одном: об уединенной келье…
Груст<илов>. Келья… Кель… Ке-ке-ке-ко-ко… (Распустив крылья и хвост, по-петушиному кружит около Пфейферши, загоняя ее в грот.)
Квартальный, улучив момент, кидается в грот и прячется там за кушеткой.
Пфейферша (Грустилову – в гроте). Что вы делаете… что вы делаете? Скорее… ради Бога, скорее…
У Грустилова, продолжающего петушиное действо, вдруг отваливается хвост. Квартальный, не выдержав, поднимает его и подает: «Вашесство… Хво… Хвостик ваш…» Пфейферша: «Ах» – и убегает.
Грустилов (бешено). Русским языком тебе, прро-хвост, говорю: не сметь подстерегать меня… Ввон, мерзавец!