Весной 1944 года теперь уже майор Кавицкий (политработникам были присвоены командные звания) был ранен осколком бомбы и вернулся в полк в звании подполковника уже летом, во время самых горячих боев под Пинском, и не на политработу, а на командную должность заместителя командира полка по строевой части.
Зная, что Кавицкий окончил политическое училище, во время службы в дивизионе артиллерией и топоразведкой не интересовался и предметы эти не знал, я не догадывался, для чего я ему понадобился. Единственное, на чем я мог остановиться, – демобилизация. В это время готовили документы на демобилизацию или, как тогда говорили, отправляли в народное хозяйство специалистов металлургической промышленности – инженеров и техников. Но почему вызвал замкомандира полка, когда демобилизацией занимался штаб полка?
Разговор подполковник начал с вопроса о том, как во взводе идут занятия по специальности и не забыл ли я теорию по топографии и арттопослужбе. Попросил рассказать, как эта служба выполняется практически, а затем, прервав меня на полуслове, попросил изложить элементарную топографию в виде конспекта. Вернувшись в штаб дивизиона, я доложил начальнику штаба предмет вызова, и все стало ясно. Капитан, улыбнувшись, рассказал, что есть приказ по полку начать занятия с офицерским составом. Занятия по топографии и арттопослужбе с командирами дивизионов, начальниками штабов и командирами батарей приказано проводить Кавицкому. Не знаю, как подполковник Кавицкий вел занятия по чужим конспектам, но с этого времени вести конспекты для него стало моей обязанностью.
Аналогичная ситуация произошла и позже, уже в 1946 году, когда я служил в комендатуре города Нордхаузен. Там комендант города, полковник Кравченко, тоже организовал учебу офицерского состава. Моему непосредственному начальнику, капитану Федько, было приказано провести занятие по арттопослужбе, поскольку он был одним из двух служивших в комендатуре офицеров-артиллеристов. Выбор был остановлен на нем, как на занимавшем более высокую должность, чем он был поставлен в весьма затруднительное положение.
Федько не имел даже семилетнего образования. В армии он служил в саперных частях. Во время войны окончил краткосрочные офицерские курсы артиллеристов и после курсов служил в управлении кадров штаба артиллерии армии. И только в течение последних четырех месяцев войны он служил непосредственно в артиллерии, и то в должности начальника штаба дивизиона. В должности, далекой от арттопослужбы. Федько откровенно мне признался, что он этой дисциплины не знает, и попросил меня написать ему конспект. Думаю, что занятия прошли успешно, так как в числе слушателей был только один артиллерист и тот со знанием артиллерии не больше, чем у лектора.
В один из дней сентября начальник штаба дивизиона объявляет приказ об откомандировании меня для прохождения дальнейшей службы в распоряжение штаба полка. Являюсь в штаб полка. Первый помощник начальника штаба, капитан Попов, объявляет приказ по штабу о назначении меня на должность заведующего делопроизводством строевой части штаба полка. Думаю, что не без ведома подполковника Кавицкого, прослужив 4 года и 3 месяца в первом дивизионе, стал я штатным работником отдела штаба, находящегося в ведении подполковника. Теперь я всегда был у него под рукой.
Германия, 1945 г.
С переходом на службу в штаб полка жизнь моя резко изменилась. Не было физзарядки, строевой подготовки, утреннего построения и вечерней поверки. Это меня устраивало. Не устраивало отсутствие работы и безделье… Все пять лет службы, в том числе четыре года войны, у меня не было свободного времени. Служба проходила с перегрузками, а теперь приходилось лишь отбывать время. Бумаг было немного, и с ними справлялись писари. На составление конспектов подполковнику тоже затрачивалось мало времени. Занятия он проводил редко – 1–2 раза в неделю. Литературы по теме не было. Писал по памяти. Кроме того, я знал, что слушатели предмет знали слабо или совсем не знали. В то время в полку не было ни одного офицера с высшим военным образованием и со средним очень мало. Большинство офицеров получило звание после окончания шести– или даже трехмесячных курсов. Причем, как они рассказывали, половину этого времени их использовали на заготовке леса и других хозяйственных работах.
Улучшились и жилищные условия. Из казармы я переселился в офицерский особняк, в комнату на двух человек. Вместе со мной жил старшина штабной батареи – сверхсрочник. Штабная батарея – это батарея без пушек для хозяйственного обслуживания штаба полка с двумя взводами – разведки и топослужбы. Эти взводы всю войну занимались охраной штаба полка. В штабе я мучился от безделья – отлучаться было неудобно, так как один из заместителей начальника штаба все время был на месте, а другой дома отдыхал. Старшина был на редкость добрый и общительный человек. За несколько дней в подробностях узнал его интересную жизнь. Не могу удержаться, чтобы не рассказать один даже не самый занимательный из его рассказов – эпизод из его жизни.
В довоенные годы он служил сверхурочную службу в нашем полку в должности заведующего складом. Был женат. Жена служила медсестрой в медсанбате нашей 194-й дивизии и уже на фронте была переведена в армейский госпиталь нашей же 61-й армии. Выяснилось, что я ее знал. Когда я залечивал раны в армейском полевом госпитале в Латвии, она, как палатная сестра, меня перевязывала. Должен заметить, что, как и ее муж, очень добрая, внимательная и очень красивая женщина. Мы ее считали девушкой, настолько молодо она выглядела. Старшина, звали его Владимир, безумно ее любил, и любовь эта причиняла ему очень много переживаний. По службе у него дел было немного, и долгая совместная служба с заместителем командира полка по хозяйственной части позволяла ему часто навещать жену. Как медсанбат со штабом дивизии, так и армейский госпиталь всегда был если не рядом, то в непосредственной близости со штабом армии или штабом корпуса. Там же находились и склады боеприпасов, и продовольственно-вещевые склады. Поэтому с транспортом проблем тоже не было.
И вот что рассказал мне Владимир:
– В тылы шла полковая машина. Начальству доложился, получил добро, отпустили на сутки, через час был в госпитале. Подождал, пока жена освободится, поужинали, я кое-что привез, в том числе и бутылку, и завалились в постель. Жили они вдвоем в комнате, но подружка создала нам условия. Не успели нацеловаться, как стук в дверь – дежурный по госпиталю. Надо срочно явиться к полковнику «икс». У меня сразу сердце сдавило. Говорю: «Не пойдешь!» А Надя взмолилась: «Володя, да ты что, ты мне не доверяешь? Может, там что-нибудь случилось. Я на одну минутку. Да как можно не выполнить приказ! Да я ведь человек военный!» А я приказываю не ходить. Удерживаю, а у самого, кроме бешенства, появилось еще и любопытство. Думаю, ну хорошо, сегодня я ее не пущу, а завтра меня здесь не будет. Решил проверить, какие служебные дела у полковников с чужими женами. Надя оделась. Поцеловала и на ходу шепнула: «Не беспокойся, я сейчас». Она за порог, а я за считаные секунды в полном боевом. Выскакиваю на улицу, а сам думаю – куда же я пойду, как я узнаю, где этот полковник живет. Думаю – все, упустил. Даже пот выступил. Но бегу, не останавливаюсь. Смотрю, моя Надя заходит в подъезд. Я за ней. А сам держусь в тени, чтобы не заметила. Крадусь по ее следам. Неплотно прикрытая дверь. Свет пробивается. Остановился. Прислушиваюсь. Надиного голоса не слышно. Она, видно, уже доложила о явке по приказу. А мужской голос: «Ты что так долго шла? Раздевайся!» И тут меня как обухом огрели. Не помню, как выхватил из кобуры пистолет и рванул дверь. Надя только голову в плечи втянула, как стояла посреди комнаты, так и шагу шагнуть не смогла. А полковник, судя по седым волосам, уже не молодой, увидев наведенный на него пистолет, побледнел, как наволочка подушки, на которой покоилась его командирская голова. Губы затряслись, зашлепали, видно, пытался что-то сказать и не мог. Испуг его парализовал. После жалел, что не сбросил с него одеяло. Думаю, что он обложился. Противно было смотреть, как быстро он из резвого жеребчика превратился в слизняка. Схватил Надю за руку и был таков.