быстрым шагом направился в конец колонны.
***
Сознание индуринга отогрелось, когда похотливый слуга караванщика в кузове фургона с рабами пыхтел над ней, пытаясь проникнуть внутрь, – Вах, ну какой холодный девушка? Хозяин сказал нагреть, я буду нагреть, – индуринг понимала с трудом его слова, акцент чётко говорил о его южном происхождении.
Её сильно бесило всё, что сейчас происходит. Эмоции лавинно взорвали замёрзший организм до кипятка в жилах. Насильник был готов к этому пробуждению и ловко парировал все попытки сбросить его. В суматошном начале она поняла, что проигрывает, и умышленно сыграла собственную слабость. Когда тот успокоился, почуяв победу, она нашла на его поясе стальную ложку, которая до этого периодически упиралась ей в бок. Превозмогая физическую слабость, она со всей имеющейся силой, всадила эту нержавеющую железку ему в горло.
Резко запахло горячей едой. Разогретая азартом плотской любви кровь Хукмата, привлекла аппетит оголодавшего индуринга. Как пиявка, она впилась в фонтанирующую рану, при этом скрутив его тело всеми руками и ногами. Насытившись через пару минут, она встала с колен откинув бездыханное тело вернувшего её к жизни человека.
Только теперь ей стало понятно, что это грузовой фургон автомобиля, который сейчас в движении. Вокруг четыре обомлевших человека, которые были прикованы железом за шею к стойкам фургона. Короткая цепь позволяла им только положить голову на пол или встать на колени.
– Как он всегда просил остановку у водителя?! – индуринг стояла, держась за стойку и выпрямившись в полный рост. – Вы понимаете мою речь?
– Угу, – в гуле движения было трудно понять точно, от кого этот посыл, но ей становилось всё лучше и лучше, жертвенная кровь максимально быстро работала на регенерацию, зрение вернулось в свою норму индуринга. Кто-то очень напуганный стоял, прижавшись спиной к задним дверям, и показывал ей дуло пистолета сильно трясущимися руками.
– Ну и как он просит остановить машину? – она легко забрала у перепуганного охранника пистолет, после чего сильно шибанула им же ему в висок.
– Шабааааааш, – кто-то из рабынь потихоньку попыталась повторить то самое «стоп» слово, – Мы один раз пробовали так – не получилось.
– А ты сможешь повторить это его голосом? – индуринг была решительна в требовании. – Он стучит в кабину при этом?
– Да, стучит, – вмешалась другая рабыня. – Тук, дык-дык, тук. Это косточкой, ладошкой, и опять косточкой. Вот сюда он стучит, – она показала место рядом с собой.
***
Назир до конца своих лет так и не смог узнать, кто именно в ту ночь уничтожил весь его караван, придав огню. Все люди и даже рабы сгорели вместе с техникой, многие даже не успели покинуть машины. Тот, кто попытался бежать, был застрелен в затылок. Товар весь сгинул в том же пламени. Ему твердили, что это урок Покупателя, но он не верил.
***
С этой стороны жизни тот же самый мир был совсем иной. Беглый индуринг вынуждена была скрывать своё происхождение, воспитание, образование, а главное свою физиологическую уникальность. Ей также пришлось признать свою реальную гендерную принадлежность, и вернуть своё имя Сигрун, скандинавское, которое в этих краях было неведомым.
– Странное имя, – ухмыльнулся старший патрульной группы. – Откуда ты?
– Далеко. Из-за восточных гор. Общину Наружного знаете? – она нарочно назвала очень далёкое, но реальное поселение, где она точно и хорошо знает всех ключевых людей, на случай если и захотят её проверить на соответствие. – Там отец с двумя сыновьями заправляют, может слыхали?
– Да-да. Что-то слыхивали мы про те места и людей тамошних, – встрепенулся тут другой патрульный и, резко отшагнув, направил на нее взведённое оружие. – Мы доходили до гор этих отрядом большим, да только местные о вас горных ничего хорошего не сказывали. А ну руки к верху, чтобы видно было!
– Погоди ты! – старший с усилием рукой опустил напарнику оружие. – Знаю я вроде об таких. В столицу на торг приходили осенью вот. А ну, как звать там отца и сыновей этих?
– Олег, Бурый прозвище, это отец. Сыновья Денис да Игорь.
– Точно, – окончательно успокоился старший. – Один из них и приходил торговлю ладить, я просто точно не запомнил, толи Егор его имя, толи Игорь. Всё! Успокойся уже ты! – ему пришлось даже прикрикнуть напарнику, чтобы тот убрал оружие. – Знаем ваших. Нормальные люди. А ты чего, одна что ли?! Или отстала просто?
– Одна.,– сгримасничала та юную самоуверенность.
– Вот как? Баба вроде взрослая, а поступок, как у моей десятилетней дочери, – усмехнулся патрульный. – «Уйду от вас на юг с Лёшкой!»
– Уходила не одна, – индуринг вдруг вспомнила, что теперь выглядит намного старше привычного, и поправилась. – А дойти смогла только я. С мужем вышли. А дней десять назад шатун попался, Айрат встал против него, мне бежать приказал. Я вернуться долго боялась, но вернулась… – опустив глаза, она опустила бессильно плечи и замолчала.
– Поднял же его кто-то. Весной-то его обходить лучше, а сейчас будить – ещё хуже, – вздохнул тот и, подойдя вплотную, приобнял свободной рукой убитую горем женщину. – Вот она, правда жизни такая. Сильнее всех ты оказалась, потому что жить продолжаешь вопреки всему.
– Айрат не боялся смерти, – через секундную паузу Сигрун взорвалась горючими слезами. – А я боюсь! Боюсь! Ооочееень…
– Ой. Ну всё- всё, – слёзы растопили настороженное сердце второго патрульного. – Ты добралась, смогла. Теперь всё будет хорошо. Ты же добралась? Вы шли куда, для чего, за чем?
– Игорь рассказал, что у вас собаки есть, – посмотрев на обоих, она поняла, что этого мало для них и поспешила дополнить. – Питомник у вас есть, собак разводите.
– Каких собак? – тут же удивился второй.
– Да это она про Лисий остров говорит, – разобравшись, пояснил первый. – Там старый Макароныч собачатню развёл. Для охотников псов разводит и тренирует.
– Ааа! Так это ты не туда совсем топаешь, дурёха! – надеясь, что этим сможет поднять ей настроение задорно включился второй. – Там, с первой заставы, надо было сразу вправо выбирать. Спросила бы этих, сразу бы сказали. Теперь отсюда прямо на север шуруй. Там до реки мутной. По ней вверх до брода пройдёшь, не пропустишь, заметный шибко. Там через лесок до полей посевных…
– Ты чего несёшь?! – возмущённый откровенным невежеством