Хохотушка встрепенулась, хотела было открыть рот, но Данава спросил быстрее:
— Куда это?
— Ты никуды, — опять перейдя на издевательский тон, уточнила Дануха, — Неважна зверя таскать начнёт, помошь ей со шкурами. А мы сходим погулять тута не далеча, — и не давая брату даже слово вставить о его возражении, резко добавила, — я хочу сразу знать кого привёл. Родных аль ворогов? Я думаю эт справедливо желание. Коль родны окажутся, приживутся, а коль вороги, не боись, грызть не буду, просто отпущу на все четыре стороны.
Она посмотрела поочерёдно на каждую из гостей. Голубава решительно поднялась, изображая готовность идти. Хохотушка такой уверенности не излучала.
— Да как же в таком виде? — не унимался Данава.
— Елей, сястрёнка, — попросила она уже ласково, прижавшуюся у дальней стенки молодуху, — ты не дашь им ваши одеяла, сбегать туды обратно.
— Конечно, — проговорила Елейка, натягивая на голову остроконечную лисью шапку и быстро продвигаясь к выходу.
Дануха взяла со стола ту самую деревянную миску, что швыряла на стол и вышла из шатра первой, сразу окрикнув Воровайку, но ту кричать и не надо было. Она сидела прямо на верхушке дерева у самого шатра, с которого тут же спикировала на плечо хозяйки.
— Да тише, ты, дрянь, — пробурчала Дануха, — руку так кода-нибудь от сушишь.
Тут прибежала Елейка, гости завернулись в меховые одеяла и последовали за злобной ведьмой в неизвестность.
Поход на змеиный источник для обоих завершился удачно. Первой, вода приняла Хохотушку, а вот когда воду подала Голубава, Дануха впервые в жизни отошла от привычного ритуала. Начала она как обычно. Закрыла глаза, принюхалась. Затем открыла и с каким-то хитрым прищуром покосилась на стоявшую на коленях бабу. Опять закрыла, второй раз, шмыгнула носом. Удовлетворённо хмыкнула. Потёрла воду пальцами. Совсем повеселела. А когда попробовала на вкус и выплеснула содержимое, подняла Голубаву за плечи и обняла, расцеловав.
— Ну, чё, — проговорила она ласково, как-то по-старчески, — в нашей сямье прибавленице. Вы уж простите мяня вяковуху за несдержанность.
И при этих словах Дануха низко поклонилась бабам в пояс. Это растрогало обоих и они, что-то защебетали смущённо.
— Отныня, — продолжала Дануха, — вы мои сёстры и моим сёстрам, сёстры. Но всё ж помните, я здеся сястра старша, — съехидничала под конец вековуха, поднимая вверх указательный палец, отправляясь в обратный путь.
Вернулись они обратно, не проронив не слова. Вновь все собрались в Данухином шатре. Неважна добыла целую гору белок, лис и зайцев. Данава по локти в крови всё это хозяйство потрошил. Елейка помогала шкуры скрести и в рассоле замачивать. Дануха принялась за готовку. Только новенькие сидели без дела. На все их порывы помочь, им отказывали, пока Дануха не предложила им лучше рассказать о себе. Вот на пару они этим и занялись. В прочем ничего особенного не прозвучало в их рассказе. Они были такими же жертвами, как и все. Только Голубаве досталось по боле. Её как в куте поймали да повязали, прямо на глазах детей поубивали. Подробности она рассказывать отказалась на отрез. Нет в всё. Притом, самое интересное, на что все бабы обратили внимание, она, рассказывая всё это, даже слезинки не проронила, даже глаза не намокли. После чего вообще замолчала, вновь озлобившись и тут Дануха вдруг неожиданно спросила:
— Голубав, а ты эт куманилась?
Та замялась, пряча глаза от Данухи, видимо соображая врать или признаваться, вместе с тем понимая, что большуха этот вопрос не просто так задала, к тому же она, как будто её мысли прочла:
— Толь за раз давай по-честному. Пиздеть мяне тута не надобно.
Глубава прикусила губу, ещё поразмыслив о чём-то и решительно призналась, видимо понимая, что перед этой ведьмой таиться не стоит.
— Куманилась, а как же.
— Ну и как? — спросила Дануха напирая, выделяя каждое слово отдельно.
— Никак, — выдала Голубава и поникла.
— Я так и думала, — спокойно подытожила вековуха, говоря уже как бы сама с собой, — вот тольк не пому никак, зачем тябя таку ко мне прислали. Не спорь, — тут же остановила она Голубаву, которая уже хотела было огрызнуться, — прислали, притом сознательно.
На что в итоге Голубава просто пожала плечами, но на словах ничего не сказала.
— А что не так? — неожиданно подал голос любопытный Данава.
Дануха обернулась и только сейчас заметила, что все дружно прекратили работать и уставились на неё, ожидая раскрытия страшной тайны.
— Понимашь, непутёвый, ты мой колдунок, — начала она, — вот ты с виду мужик мужиком, а по мозгам-то чистой воды баба.
— Ну, началось опять.
— Так вота она как раз наобороть, — прервала его недовольное ворчание Дануха, — она с виду баба, а мозгами-то мужик.
Наступила полная тишина, притом затянулась она на долго. Каждый что-то про себя соображал, уставившись всем скопом на Голубаву, что-то переваривал. Похоже, что с подобным чудачеством природы все сталкивались впервые и не знали, что делать и как себя вести. Голубава тоже чувствовала себя как не в своей шкуре. Она всю жизнь всячески скрывала от всех свой бабий дефект, а тут вдруг взяла и призналась. Она мысленно проклинала себя, обзывая самыми последними словами, из которых «дура», было самым ласковым. Ситуация складывалась безвыходная, но её с лёгкостью разрядил самый неразумный:
— А что, — промямлил Данава, — мужицкий ум разве плохо? Если голова варит, то всяко полезна будет. Нам же мужиков бить, а кто как не мужик мужика поймёт да заранее предвидит?
У Данухи словно солнечный зайчик в голове промелькнул.
— А скажи-ка нам Голубав, как ты побег сотворила? Ведь эт ты всё сделала?
Голубава встрепенулась. Внимательно посмотрела на Дануху, перевела взгляд на Данаву, расправила плечи, как мужик, выпрямилась, лицо её приняло некою задумчивость. Она вдруг и сама поняла, что этот проклятый её недостаток, который всю жизнь поперёк горла стоял, вдруг действительно мог сослужить на её благо, притом, наконец-то, можно не прятать саму себя, наоборот, освободиться и просто, быть такой, какая есть. Она вдруг поняла, что здесь была не изгоем, а особенной, ведь Данава и трепался по пути сюда, что здесь собираются все особенные и она поняла, что не урод, а такая же, как и все «особенная».
— Я, — ответила она уже уверенно и даже впервые улыбнулась свободно, — это было не сложно, просто потребовало какое-то время на подготовку. Для начала я нашла слабину каждого, кто меня окружал, в том числе надсмотрщиков и их жён. Они тоже люди и тоже не без греха. На кого наехала, к кому подъехала, кого лестью подсластила, кому секретом его пригрозила. В общем я сними договорилась. Собак подпоила. Ну в общем, если б не она, — Голубава указала на Хохотушку, — ушла бы без шума. И не понятно, когда б хватились.
Теперь глазки потупила Хохотушка.
— Я должна была уплыть по реке, там у меня и плотик был припрятан, но Хохотушка догнала меня, когда я уже грузилась. Она оказывается за мной сразу пошла, а я дура даже не подумала, что какая-то безголовая решится на такое. Плотик маленький был и двоих бы не выдержал. Пришлось менять планы. Коль одна бы ушла, охрана бы тревогу не подняла. Они собак спустили именно за ней. Они ж не знали, что она за мной увяжется. Видимо посчитали, что просто воспользовалась, что собаки спали. Правда пока собак раскачали, мы уж до лесов добрались. Ну, а дальше вы знаете.
— Ладноть, — подытожила Дануха, — поживём увидим. А ты чё побежала? — обратилась она уже к Хохотушке. — ведь как я понимаю у тя ж рябёнок то ара.
Молодая баба как-то разом раскраснелась, глазками стрельнула и гордо насупилась.
— Это мой сын, а не ара.
— Ну так чё бежать-то. Растила бы сябе на здоровье, у тябя кто отбирал чё ли? А настигли бы собаки и тябя б порвали и сына с тобой вместе.
Хохотушка, как-то сразу поникла, обвисла в плечах и только и выдавила из себя:
— Не знаю. Просто увидела, случайно, как Голубава уходит и будто кто под зад пнул. Бежать и всё. Даже не думала куда, зачем… Не знаю.