Вельзер мог выглядеть забавно — сочетание тяжелого рыцарского шлема и щуплого сухого тела, к которому он был пристроен, к тому же облаченного в потертый несвежий сюртук, делало его комичным подобием тех тряпичных кукол, что колотили друг дружку в уличном «Кашперльтеатре». Должно быть, подумала Барбаросса, его голова вытягивает все соки из тела, отчего то усыхает. Прежде она особо не сталкивалась с вельзерами, а потому немного оробела на пороге.
— Я не ведьма, — буркнула она, не зная, куда деть мешок, — Я…
— Формально — не ведьма, — согласился вельзер, качнув своей чудной головой и это, верно, должно было обозначать кивок, — По возрасту вам еще рано получать императорский патент, — Червь на дне ручья, четыре монеты в студеной воде… Но, насколько я могу судить, ваша душа вручена Аду, так что едва ли я пойду против истины, если назову вас мейстерин хексой.
Барбаросса стиснула зубы, надеясь, что мешок за ее спиной не очень бросается в глаза.
Если это и было комплиментом, сухой голос вельзера в сочетании с грозным видом его раздувшегося шлема начисто стирал все необходимые ему обертоны. Голос у него был не глухой и мощный, как ожидаешь от человека в тяжелом рыцарском шлеме, а слабый, немощный, с трудом преодолевающий мощную стальную преграду, в забрале которой не было оставлено даже вентиляционных отверстий. Должно быть, чертовски трудно говорить с такой штукой на плечах. Что там говорить, подумала Барбаросса, заставив себя закрыть за собой дверь, и жить с этой хренью тоже, наверно, непросто…
Сила, распирающая шлем вельзера изнутри, не была магической силой, напомнила она сама себе. Это мозговое вещество, вскармливаемое чрезмерными порциями информации, распираемое от чудовищного количества знаний, прущее с неудержимой силой наружу, сокрушая кости черепа и неуклонно разрастаясь.
Уже к десяти годам вельзеры, эти величайшие умники, выглядят как гидроцефалы — раздувшиеся головы покачиваются на плечах, едва не угрожая переломить им шеи при резком движении. Кости вельзеров обладают способностью быстро расти, кроме того, они мягкие, как у младенцев — жалкая милость со стороны адских владык, не намного облегчающая их положение. Даже их гуттаперчевой упругости не хватает, чтобы поспеть за их мозгами. Вельзеры обречены всю жизнь страдать от головной боли — распирающее стенки черепа мозговое вещество растет неумолимо и быстро, и чем больше вельзер думает, тем быстрее растет его голова. К двадцати годам черепа у вельзеров обыкновенно лопаются, не в силах выдерживать далее страшное внутреннее давление. Именно потому многие из них вынуждены добровольно надевать на себя тяжелые шлемы, сделанные словно в подражание рыцарям прошлого, но куда более утилитарные по своему назначению. Эти шлемы позволяют им продлить свое существование, пусть и ценой немалых мук. Ни одна дама из высшего света не истязает так свое естество, затягивая себя в крушащие ребра корсеты, как вельзеры, вынужденные заковывать в тяжелую сталь свою голову и расплачивающиеся за это до последнего своего дня страшными, сводящими с ума болями.
Барбаросса не имела ни малейшего представления о том, сколько лет прожил на свете этот тип. Судя по тому, как грозно выпучилось железо, легко сминая каленые заклепки, не меньше тридцати, а то и все пятьдесят. Чтобы не пялиться на хозяина, с трудом ковыляющего под страшной тяжестью своего нелепого доспеха, она бросила взгляд на контору. Она не знала, как полагается выглядеть конторе вельзера, но здешняя обстановка как будто выглядела без подвоха — старомодная мебель, порядком побитая древоточцем, но еще вполне крепкая, жидкие кисейные занавески на окнах, ухоженный письменный стол в углу… Если что и показалось ей странным тут, так это отсутствие тяжелых шкафов и конторок с кипами бумаг — все бумагомараки имеют слабость к такого рода мебели. Лишь с некоторым опозданием она вспомнила, что вельзеру не требуется ничего подобного — его голова сама была вместилищем документов, таким объемным, что ему позавидовали бы многие университетские библиотеки.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
[1] Триолизм — форма группового секса с участием трех партнеров.
[2] Акротомофилия — сексуальное влечение к людям с ампутированными конечностями.
[3] Жозеф де Сакс, барон фон Табельтиц (1767–1802) — сын саксонского принца-регента Франца Ксаверия, получивший известность как «король дуэлистов», известный своей силой и фехтовальным искусством.
[4] Саксонская миля — принятая в землях Саксонии мера длины, равная примерно 7,5 км. Здесь: около 161 км.
[5] Зауэрбратен (нем. Sauerbraten) — «кислое жаркое», мясо, замаринованное в винном уксусе, с разного рода добавками и специями.
[6] Семь мудрецов — древнегреческие философы и мыслители: Фалес Милетский, Солон Афинский, Биант Приенский, Питтак Митилинский, Клеобул из Линда, Мисон из Хены, Хилон из Спарты.
[7] «Кашперльтеатр» — немецкий уличный театр марионеток; Кашперле (Каспер) — его главный герой.
[8] Todestrauer (нем.) — смертельная тоска.
[9] Штеххельм (нем. Stechhelm) — тяжелый рыцарский шлем типа «жабья голова», распространенный в качестве турнирного, отличался мощной защитой шеи и лица, а также обтекаемой формой.
Глава 11
— Откуда вам знать, что я ведьма? — осведомилась Барбаросса, пристально разглядывая это существо с несуразной головой, сухонькое, как столетний корень и немощное.
— Три черных птицы на старой иве, холодный платок на кровавой культе… — забормотал вдруг вельзер. Шлем его задрожал, но дрожь эта длилась недолго, всего несколько мгновений, после чего он заговорил своим прежним тоном, — Ваша одежда сообщила мне все необходимое. Вы носите мужской костюм с тяжелыми башмаками, в черных и серых цветах. На вашем правом плече я не вижу белого платка, но и без этого очевидно, что вы имеете честь принадлежать к «Сучьей Баталии», ковену госпожи фон Друденхаус.
Зоркий ублюдок. Прорези для глаз в шлеме вельзера были крошечными, такими, что не просунуть и стилета, удивительно было, как он вообще мог хоть что-то через них рассмотреть, не говоря уже о том, чтобы разглядеть облачение гостьи, стоящей на пороге. Херов умник.
— Я здесь не по делу ковена, — быстро произнесла Барбаросса, — А по приватному, своему собственному.
— И потому вы заплатите мне не пятнадцать грошей, как обычные клиенты, а двадцать пять.
Барбаросса мгновенно оскалилась.
— Что?
— Плата за приватность, — спокойно сообщил вельзер, усаживаясь за стол, — Желтая замша и восемь серебряных ножей… Свисток на синей нитке и гнилая вода… Пятнадцать вы заплатите мне за ответ на ваш вопрос и еще десять — за то, чтобы ни этот вопрос, ни этот ответ не стали достоянием ваших сестер из ковена.
Ах ты херов ссохшийся мудак с железным чаном на голове… Барбаросса едва сдержалась, чтобы не шагнуть в сторону вельзера, непринужденно сидящего за столом.
Спокойно, Барби, уймись и спрячь клыки.
Твои кулаки больше создают проблем, чем решают, пора бы тебе убедиться в этом. Кроме того, хитрый сукин сын и впрямь умеет соображать. Очень быстро соображать. Наверняка он сообразил что-то и на счет гостей с недобрыми помыслами. Может, держит снаряженный пистолет в ящике стола или загодя расставил невидимые силки охранных чар, проявив в этом больше прилежания, чем неведомый ей старикашка фон Лееб?.. Едва ли она в том положении, чтобы рисковать.
Тем более, что этот болван с ведром на голове явно рисуется, набивая себе цену — обычное для барышников Броккенбурга занятие. Но если он надеялся, что сможет ее смутить, то нарвался не на ту суку.
— Сомневаюсь, — холодно произнесла она, — Чтобы вы были знакомы с моими сестрами из ковена.
Вельзер склонил массивную голову над столом.
— Вы так считаете? Пепел, сурьма и ржавый серп… Собачьи глаза и тертый миндаль… Мне никогда не приходилось бывать в Малом Замке, но смею полагать, мне известно о «Сучьей Баталии» немного больше, чем обычному горожанину.
— Собирать слухи умеют и старухи возле рынка, — буркнула Барбаросса, ощущая досаду оттого, что приходилось торчать перед сидящим эделем, да еще и с несуразным мешком за плечом.