Читать интересную книгу Социальная философия - Олег Романов

Симптомы такого рода поворота событий выявились, и их множество. Сегодня на нашей планете наряду с существованием огромного количества стран Третьего и отчасти бывшего Второго мира, утративших способность к самостоятельному развитию (так называемых падающих или несостоявшихся государств), выделился целый ряд крупных стран, которые, несмотря на свое прошлое и даже нынешнее отставание от стран Первого мира (лидеров глобализации), быстро создают предпосылки для перехода на более высокую ступень мировой иерархии и начинают активно воздействовать на процесс формирования нового миропорядка, новой геострукгуры мира. В специальной литературе подобные государства называют восходящими странами-гигантами. Пальма первенства среди них принадлежит Китаю, масштабы территории, численность населения и темпы роста которого в своей совокупности беспрецедентны. В эту группу государств включают Индию, Бразилию и Россию. Появилась даже аббревиатура, состоящая из начальных букв в названии данных государств: БРИК – Бразилия, Россия, Индия, Китай. В последнее время стали говорить о втором эшелоне восходящих стран-гигантов, к которым относят ЮАР, Пакистан, Индонезию и Мексику. Для обозначения этих стран также уже появилась своя аббревиатура – ЮПИМ.

Восходящие страны-гиганты первого и второго эшелона успешно преодолевают комплекс периферийности и выходят на передовые рубежи. Сам факт их существования свидетельствует о неизбежности перехода от моноцентризма, навязываемого миру США, к полицентризму, от однополярности к многополярности.

Почему не глобализация, а регионализация становится доминирующим фактором мирового развития? Дело в том, что в современных условиях прежде всего из-за ограниченности ресурсов ужесточается конкуренция по всем направлениям и азимутам. В ситуации ужесточения глобальной конкуренции на мировых рынках подавляющее большинство государств нашей планеты могут сохранить суверенитет и политическую субъективность только в союзе с другими государствами созданием коалиции государств, позволяющей успешно противостоять давлению глобальных монополий и прочим глобальным опасностям и кризисам, которые породила глобализация. Прежде всего она запустила в действие механизм, позволяющий странам с производительностью труда выше среднемирового уровня выкачивать из стран с производительностью труда ниже среднемирового уровня всевозможные ресурсы – природные, финансовые, интеллектуальные, человеческие, включая даже красивых женщин. Дифференциация по уровню доходов между населением развитых и отставших стран стала в этой связи нарастать с угрожающей скоростью. Однако у государств и народов мира существует инстинкт самосохранения. К сегодняшнему дню его проявлением как раз и стал «переход от глобализации к регионализации, т. е. от формирования единого общемирового рынка к созданию системы региональных рынков. В их рамках в силу снижения остроты конкуренции смогут не только существовать, но и развиваться относительно менее эффективные общества»[225].

Регионализацию, таким образом, можно рассматривать как реакцию стран на вызовы глобализации, как способ ограничить ее негативное влияние на национальную экономику посредством установления внутрирегиональных преференций, внешних барьеров и коллективного протекционизма. «Регионализм – один из способов справиться с глобальной трансформацией, поскольку большинству стран недостает сил и средств для того, чтобы одолеть такие проблемы на национальном уровне», – пишет шведский политолог Б. Хеттне[226]. А вот взгляд на эту проблему известного российского экономиста академика С. Глазьева. Он пишет: «Нужно понимать, что весь мир стоит на пути создания мощных региональных союзов, которые могут выжить в конкурентной борьбе. Буквально через несколько лет мы станем свидетелями организации торгово-экономических отношений и связей не столько между странами, сколько между крупными региональными группировками, каждая из которых будет стремиться доступными ей способами накачать мускулы и стать весомым игроком, с которым считаются другие. Конкуренция будет вестись между ЕС, НАФТА (Североамериканская зона свободной торговли), Меркосур (Таможенный союз ряда государств Южной Америки), ЕврАзЭС, Индией, Китаем и Японией, которые создают зону свободной торговли в Юго-Восточной Азии»[227].

Некоторые авторы считают, что сегодня обозначились контуры мира без Запада. Этот новый мир покоится, с их точи зрения, «на углубляющихся быстрыми темпами взаимосвязях между развивающимися странами (через потоки товаров, денег, людей, идей), которые, на удивление, неподконтрольны Западу. В результате формируется новая, параллельная, международная система с собственными нормами, институтами и общепринятыми структурами власти… Восходящие державы начали выстраивать альтернативную архитектуру институтов и особые модели государственного управления, которые составляют каркас их собственного – и очень реального – устойчивого и легитимного (в глазах большей части остального мира) политико-экономического порядка»[228].

Охвативший планету в конце 2010-х гг. финансово-экономический кризис стал ускорять процессы регионализации мира и привел к противодействию схеме всеобъемлющей, стандартизирующей глобализации (точнее, американизации). Глобальный кризис убавил разговоры о регионализации как ступени на пути к глобализму или о глобализации как процессе, осуществляющемся через регионализацию, дал серьезные основания многим исследователям полагать, что регионы в послекризисный период представляет собой вполне самостоятельные образования, которые изначально по своим целям и функциям будут направлены против глобализма, поставившего их в докризисное время в крайне невыгодные условия. Более того, кризис позволил некоторым аналитикам с достаточной степенью доказательности говорить о разворачивающемся на нашей планете процессе деглобализации. После победы над Советским Союзом в «холодной» войне экономически развитые страны перекроили мир исключительно в интересах своих глобальных корпораций. И сделали это так недальновидно, что лишили половину человечества возможностей нормального развития. Эта геооперация вызвала не только глобальную напряженность, всплеск терроризма и миграций, но и ограничила возможности сбыта товаров, произведенных в самих этих странах. В результате данные страны (прежде всего США) и сами попали в объятия кризиса перепроизводства. Эффективность модели развития евроатлантической цивилизации повсеместно стала подвергаться сомнению и критике. Вот некоторые суждения, высказанные в эти кризисные 2007–2010 гг. целым рядом исследователей.

Американский экономист Р. Олтман (занимавший в 1993–1994 гг. должность заместителя министра финансов США) в своей статье «Геополитическое поражение Запада» пишет, что глобальный финансово-экономический кризис подорвал доверие к экономике Запада, что он уводит мир от однополярной системы и смещает мировой фокус в сторону от США. Р. Олтман считает: «В среднесрочной перспективе глобальный плацдарм Соединенных Штатов будет уменьшаться, в то время как другие страны, особенно Китай, получат шанс ускорить свое восхождение»[229]. Британский эксперт Андриан Пабст заключает: «Мир больше не будет тянуться за Западом. Атлантическая однополярность… уже не формирует и не направляет глобальную геополитику и геоэкономику»[230]. Министр иностранных дел Сингапура Дж. Ео отмечает: «Развивающиеся страны уже не станут устремлять свои взоры только на Запад как источник вдохновения; они тоже повернутся к Китаю и, может быть, к Индии»[231]. А бывший премьер-министр Бельгии Ги Верхофстадт утверждает: «Совершенно очевидно, что однополярное мироустройство доказало свою неэффективность и нежелательность. Так что, нравится нам это или нет, мы в каком-то смысле возвращаемся к региональным империям и вступаем в новый век»[232]. По мнению директора лаборатории стратегических сценариев Института экономических исследований Nomisma (Болонья, Италия) А. Полити, идеология рыночной экономики (невидимая рука, витальная сила и демократия рынка) подорваны. «Если все это, – пишет он, – и не станет концом рыночной экономики по сути, мало сомнений в том, что управляемая рыночная экономика стран БРИК (Бразилия, Россия, Индия, Китай) будет разительно отличаться от евроатлантической. Сценарий упадка привычной системы может показаться пугающим, но лучше смоделировать его (и сделать выводы по изменению курса), чем идти на поводу у инерции мышления, интересов привилегированных кругов и невежества, которые стремятся заблокировать радикальные перемены»[233]. Д. Белл, всемирно известный автор теории постиндустриального общества, анализируя процессы регионализации мира, приходит к выводу о том, что наша эпоха становится «эпохой разобщенности». Он подчеркивает, что, несмотря на усилия некоторых политиков сконструировать однополярный мир, реальные события идут своим чередом. Согласно ему «именно поэтому мы наблюдаем сегодня прецеденты региональной интеграции… Регионы – вот те политические, социальные и культурные единицы, из которых будет строиться мир XXI в.»[234].