— А что, мысль интересная. Вид у тебя более чем внушительный. Сделай серьезное выражение лица, то есть морды.
Дим нахмурился, отчего меня чуть не разобрал смех. Вид собаки, выглядевшей как размышляющий философ, был весьма удивителен.
— Ну как? — поинтересовался мой мохнатый друг.
— Впечатляет. Если потренируешься, будет вообще замечательно.
Прошагав по утоптанной грунтовой дороге, мы перешли по мосту через речушку и расположились на ночлег в рощице. Блуждать в темноте в поисках пристанища не хотелось.
С одной стороны меня согревал небольшой костер, с другой — густой мех Дима. Так я с удовольствием и проспал до утра. Не окруженный уютом, но с полным ощущением свободы, вольного ветра и запаха костра.
Позавтракав остатками колбасы, мы испили воды из речки и направились дальше. Путь наш лежал к поселку, который при свете дня стал виден совершенно отчетливо. Знай мы о нем раньше, могли бы дойти еще вчера. С другой стороны, заявиться в село среди ночи было не самой хорошей идеей. Вот с утра — совсем другое дело.
Встречные крестьяне раскланивались с нами и провожали настороженными взглядами. Эти почтительные люди были не слишком разговорчивы, но я тогда не придал этому значения.
— Дим, ты посмотри, как меня здесь приветствуют.
— Почему это тебя?
— Как почему? Это же я иду в сопровождении такой огромной собаки.
— Логично, — согласился Дим. В общем-то с этим трудно было не согласиться.
Так все и продолжалось, пока мы не вышли на главную площадь поселка. Вообще-то в поселке она была единственная, но так уж жители поселка с названием Туулеб ее называли — главная. Не могу заподозрить их в большой оригинальности, но кто позволит отказать им в этом праве? Как и в праве собираться на этой площади. Не для того ль она здесь и есть?
— Добро пожаловать, достославные путешественники.
Я оглянулся в поисках еще каких-нибудь путешественников кроме нас с Димом. Никого. Неужели этот славный сухой долговязый человек с коварной усмешкой обращается к нам? Его невысокий помощник держал свиток и перо с таким сосредоточенным лицом, будто готовился записать все, что мы скажем, как непреложную истину.
— Спасибо, конечно. Только мы не ждем никакой встречи. Вы случайно не перепутали нас с кем-нибудь?
Помощник с беспокойством зашуршал бумагой. Наконец, найдя что-то, ткнул пальцем, и долговязый кивнул:
— Все точно. Человек никому не известный — один, собака большая лохматая — одна.
— Похоже, встречают действительно нас, — проговорил Дим.
Долговязый с помощником подпрыгнули. Они что, говорящих собак не видели?
— Позвольте угостить вас по поводу прибытия в славный поселок Туулеб, — долговязый сделал жест в направлении открытой двери, из-за которой доносились вкусные запахи.
Ага, видимо, это местный трактир. И вывеска есть — «Соленый ветер». Очень романтично.
Местные пропустили нас вперед. Интересно, с чего это они решили нас встретить? Стоит этим поинтересоваться сейчас или лучше сделать это после обеда?
Как в воду глядел — интересоваться надо было сразу. Потому как сделать это после мы просто не успели.
— Ваша собака пиво пьет? — поинтересовался долговязый.
— Вообще-то она не моя. В смысле, он мой, конечно, но не собственность, а друг. Дим, ты пиво будешь? Если нет, то я могу выпить обе кружки.
— Пиво? — Дим зажмурился мечтательно. — Буду.
Лучше бы он отказался. Тогда хотя бы один из нас остался в неспящем состоянии и смог за нас постоять. Ах, этот коварный блюститель Лютис и его менее коварный помощник Арчи. Почему менее? По крайней мере, он хотел отвезти нас в город. Лютис же был за то, чтобы расправиться с нами прямо на месте.
— И все-таки, господин блюститель Привер, мы не можем исключать возможности ошибки, — заявил помощник Арчи.
— Не вижу смысла. Но, если вы настаиваете, можем провести испытание — кинем их в озеро. Если обвиняемые не прибегают к недозволенному колдовству и не являются прирожденными Магистрами, то они пойдут ко дну. Ну, а если выплывут — значит, виновны.
Это что еще за самоуправство? Кто позволяет себе честных граждан кидать в озеро? Мы с Димом запротестовали. Нет, вообще-то я плаваю неплохо, Дим в образе собаки, должно быть, тоже — у собак это в крови. Вот только у меня были сильные подозрения, что кидать нас в воду собрались так, как есть — то есть связанными. И стоило для этого покидать замок Баралора?
Печально. Я подумал было, что настало время подводить итоги моей не такой уж длинной жизни, попрощаться с Димом (к сожалению, завязанный рот не позволял мне этого сделать словами), вспомнить о главном. Но события неожиданно свернули в сторону от намеченного коварным Лютисом плана. Что было в моей жизни главным, вспомнить я так и не успел.
— Граф, граф, — это слово пробежало как ветер по толпе, собравшейся на нас поглазеть.
Относилось оно, судя по всему, к человеку, только что въехавшему на площадь в сопровождении двух верховых стражников. Граф Зарлин был статен и породист, да простит он меня за столь сомнительное выражение. Но это было именно так. При одном взгляде на него чувствовалось, что он потомственный дворянин, как минимум, в десятом поколении. Подобная смесь властности, снисходительности и благородства, что читалась в его взгляде, не берется из ничего. Такое впитывается с молоком матери и лишь крепнет с годами. Годами, кстати, он был уже немал — зрелый мужчина в полном расцвете сил.
— Что здесь происходит? — спросил граф, не слишком напрягая голос. Тем не менее его услышали все, собравшиеся на площади.
— Мною пойманы две сомнительные личности, обвиняющиеся в недозволенном колдовстве и причинении ущерба местным жителям, — заикаясь, проговорил Лютис Привер.
— В чем именно они обвиняются? — полюбопытствовал граф.
Лютис отобрал у Арчи бумагу, зашелестел ею, отыскивая нужное место.
— Вот. Человек обвиняется в том, что летел по небу верхом на собаке. Собака большая лохматая здесь присутствует.
Мы с Димом замычали, пытаясь опровергнуть это нелепое утверждение, а Лютис между тем продолжал:
— Тем самым вышеназванные испугали жителей ближайшего к Туулебу хутора. Отчего у коров на целый день пропало молоко. Затем злоумышленники разбросали по полю скирду с соломой и оставили сторожить ее невидимое чудовище, которое набросилось на подоспевших хуторян и нанесло побои двоим из них. В неравной битве чудовище было повержено.
Меня разбирал смех, несмотря на то что ситуация совсем к этому не располагала. Это что же, они воевали с моим дельтапланом? Наверное, споткнулись и понабивали себе шишек.
— Что говорят обвиняемые в свое оправдание? — поинтересовался граф.
— Обвиняемые своей вины не отрицают.
— Ты тупица, Лютис. Как они могут отрицать, если у них завязаны рты?
Граф сразу стал мне симпатичен. Сразу видно — человек разумный. По крайней мере, он последователен.
Я взглянул на его ауру. Среди разнообразия цветов преобладали синий и оранжевый. Что говорило о холодной рассудительности и горячем темпераменте графа. Как эти два качества уживались в нем? Впрочем, какой только смесью характеров не наделяет человеческих существ изобретательная природа.
Я взглянул на ауру Лютиса. Надо было сделать это сразу. Сколько тренировался, пытаясь разучиться видеть ауры, а вот о том, что можно на них посмотреть, в нужный момент позабыл. Преобладание грязно-фиолетового говорило о коварстве и недальновидности блюстителя Лютиса.
— Развяжите, — сказал граф, и помощник Лютиса Арчи бросился выполнять его распоряжение.
Фух, как здорово снова не быть связанным. Дим разминал лапы, видимо, ему тоже надоело лежать неподвижно. Одним глазом он недобро косился на злонамеренного блюстителя. Лишь бы он не собрался его покусать до той поры, когда нас признают невиновными.
— Что вы можете сказать в свое оправдание? — спросил граф.
— Абсолютно ничего, — ответил я.
— Вот как?
— Да, именно так. В свое оправдание может говорить лишь виновный. Мы же с Димом не виноваты ни в чем из только что перечисленного.