Благо, что Тури не стала долго пялиться на это безглазое чудище. Развернула Ветра и помчалась прочь, свистнув вулху, который присоединился с радостью. Я тоже присоединился к ним с радостью, правда, мысленно. Невольно вспомнились огни на дне неправильной реки — веха огня выглядела скромнее. Хотя джерхи их знают, эти стихии. Любой пожар начинается с очень маленького и безобидного на вид огонька. Уже проваливаясь в плотное море мрака, я подумал: а ведь около вехи наверняка слоняется Страж. Хорошо, что мы с ним не столкнулись.
Мельком я просыпался ещё дважды: когда Корняга ныл, что хочет пить, и перед самым закатом Четтана, когда смерклось и стало почти темно. Вулх, как всегда, беспокоился перед превращением и не находил себе места. Его бесхитростное звериное «я» не хотело умирать даже временно, и, похоже, он искал поддержки у меня. Но могучие силы, которые полностью изменяли тела оборотней за какие-то мгновения, скорее всего, были несовместимы с бодрствующим разумом. Может, это и к лучшему.
Чувствуя, как толчками откатывает и отступает нестерпимый пересветный жар во всём теле, я, пошатываясь, поднялся на ноги. Я, Моран. Анхайр-человек.
Вокруг неровными зубьями торчали из почвы голые скалы. Невысокие, острые скалы. Эх-ма, опять горы! Честно говоря, я очень жалел, что не удалось постранствовать по дну неправильной реки ещё некоторое время — день или два. Сколько там, поди, диковин! Отыскать бы туда дорогу от Юбена, я б такую торговлю открыл… Только от Юбена, боюсь, большинство караванов дошло бы лишь до Сунарры.
Однако хватит размышлять о пустяках. Где Тури? На этот раз я не стану прятаться и тратить зря драгоценные минуты, которые обязательно нужно употребить на разговор. Короткий… но разговор.
Я увидел её, едва выскользнул из-за раздвоенного, как огромная рогатина, обломка.
— Тури!
Она кошкой прыгнула сверху, с покатой вершины ближайшего камня.
— Ты чего это? — я не понял, что ей понадобилось там, на макушке скалы.
— Не знаю. Захотелось поближе к звёздам, — сказала Тури.
«Мечтательница…»
Ну вот. Встретились. Слова куда-то исчезли, и я глупо стоял перед ней, злясь на собственную тупость и стыдясь наготы. Тьма, уже который день я без своего плаща, который носил много кругов, от пересвета до пересвета! Не люблю оставаться голым, ужасно не люблю.
— Ну, — Тури нарушила тишину, — веху земли мы прошли…
— Угу, — проворчал я, обрадовавшись. Молчать дальше было невыносимо, и первый вопрос получился у меня достаточно дурацким:
— Куда Лю делся-то?
Тури усмехнулась:
— Я это у тебя хотела спросить! Ты его последним видел. Сегодня одиннадцатый день пути, так что завтра нам полагается быть в У-Наринне.
Чушь, до Каменного леса ещё больше трёх дней пути. Почти четыре — по два красных и синих. Да и Лю, когда я его видел, говорил о пяти днях. Только я отвлёкся тогда, увидев испорченные магией самоцветы, и принялся орать на Лю вместо того, чтобы подробнее расспросить о сроках. Даже удивительно, какой же я всё-таки болван!
— Позавчера Лю сказал — пять дней осталось, — сообщил я спутнице.
Она кивнула, словно догадывалась о чём-то подобном. Наверняка догадывалась.
— Лю — урод, — вырвалось у меня. Впрочем, я действительно так думал. — Похоже, у Трона надо будет полагаться только на себя.
О том, что Тури может и не знать о Троне и неизбежной схватке рядом с ним, я подумал много позже.
— А здорово ты вампиру голову снёс мечом! — вдруг сказала Тури, как мне показалось — с восторгом. — Красиво! Я так не умею!
Если бы я был вулхом — я бы завилял хвостом. Любой мужчина знает, что такое женская похвала, да ещё если это именно та женщина, о которой думаешь чаще всего…
Впрочем, что там — мечом махать… Дурное дело не хитрое.
— Это ты молодец, Тури. Без тебя и меча не было бы. А уж что ты с вампирами на верхотуре делала, я и знать не хочу…
Тури опять улыбнулась.
— А ты, что ли, всё помнишь? — спросил я. Интересно всё-таки, как память пробуждается у неё.
— Не всё. Кое-что.
Я хотел сказать сразу многое — что я вечно оставляю её в таких дурацких ситуациях, что и врагу не пожелаешь, а ей приходится выкручиваться за себя и за вулха, который, конечно, предан и старателен, но с которого спросу всё равно мало, что постоянно отвлекаюсь на свои ничего не значащие мелочи, вроде испорченных самоцветов, что, наконец, это именно я завёл нас в Сунарру…
Но вместо этого во мне вдруг проснулся вулх. Не тот вулх, который живёт красным днём, а та часть меня, Морана, которая сознаёт себя человеком, но хочет оставаться беззаботным зверем. Я наклонил голову и, словно малый щенок, ткнулся спутнице в плечо.
До сих пор не понимаю, почему мой внутренний щенок так нравится женщинам. Тури обняла меня и прижалась щекой к взлохмаченной шевелюре на макушке. А в следующий миг тело её мучительно изогнулось — одновременно с первым лучом Меара, вырвавшимся из-за горизонта. Я бережно опустил спутницу на землю и отступил на шаг.
Вскоре в мои глаза взглянула карса. Взглянула, и стала старательно вылизывать и без того гладкую шерсть.
Женщина…
Надевая курткоштаны, я снова вспомнил свой плащ, оставшийся в старой мельнице на берегу Юбена. Слов нет, одежда хорингов хороша и удобна… Да и от всякого оружия спасает почище кольчуги. Стрелы, например, её не берут. Не взяли и огненные шарики вампиров. Но почему-то вдруг мучительно захотелось запахнуться в привычный плащ, наведаться в нуртские трущобы и выколотить из Вара Гремячей Глотки очередную порцию дани, а потом сходить в «Маленькую карсу», испить доброго пива…
Тьфу! Опять я о пиве. Моран, по тебе точно Сунарра плачет!
О «Маленькой карсе» думать буду потом. Пока с меня достаточно и большой — Тури-кошка бесшумно явилась из-за скал и развалилась рядом с нетерпеливо гарцующим Ветром. Вот ведь конь неутомимый! Впрочем, от него так несёт магией, что любое удивление относительно его необычной выносливости становится просто неуместным.
Корняга приплёлся с почти полной флягой воды.
— Привет, Одинец! — буркнул он настороженно. У меня вообще складывалось вполне правдоподобное впечатление, что он постоянно ждёт от меня какого-нибудь подвоха. А чего? Заслужит — получит. Пусть не сомневается.
— Привет, деревяшка, — отозвался я благодушно. — Как твои бока?
— Зарастают… Эх, и почему вы, люди, огонь так любите?
Я хмыкнул. Обыкновенно я промолчал бы, но сегодня хорошее настроение развязало мне язык.
— Потому что огонь — это жизнь, сколько бы ты, пень, не утверждал обратное. Да и не от людского огня ты пострадал.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});