Почувствовав, что я не спускаю с нее глаз, Елизавета тоже на меня посмотрела и сказала:
— Очень жаль, что я помешала вашим научным занятиям, леди Маргарита. Я уже написала матери. Вполне возможно, мне разрешат переехать к ней и поселиться в ее доме.
— Но почему вас вообще отослали из дворца? — полюбопытствовала я и даже попыталась изобразить улыбку, желая подбодрить ее и вызвать на откровенность. — Или вы попали в какую-нибудь глупую историю? Я ведь и сама пребываю у короля в полнейшей немилости всего лишь из-за того, что пыталась помочь собственному сыну, как вы, наверное, знаете.
Она покачала головой, и ее хорошенькое личико омрачилось.
— Мне кажется, король решил отправить меня в такой дом, где моя репутация уж точно не будет поставлена под сомнение. Дело в том, что по дворцу поползли слухи… Да вам, возможно, говорили о них?
Но я решительным жестом отмела эти предположения; пусть она будет совершенно уверена: я живу в такой глуши и такой тихой жизнью, что мне ничего ни о ком не известно.
— Видите ли, король был очень добр ко мне и всегда выделял меня среди других придворных дам, — продолжала Елизавета, солгав так легко и просто, как это удается только очень красивым девушкам. — Ходили всякие слухи — вы же знаете, как придворные любят сплетничать! А тут еще и ее величество королева умерла… Ах, это так печально! Мне так жаль ее… В общем, его величество решил: пусть всем станет совершенно ясно, что для домыслов нет ни малейшего повода. Потому и отправил меня к вам. И я очень благодарна, что вы согласились принять меня в вашем доме. Спасибо вам!
— Так о чем все-таки сплетничали при дворе? — осведомилась я, взглянув на нее в упор.
Ей даже стало неловко, и она заерзала на скамеечке.
— Ах, леди Маргарита, вы же знаете, там вечно все шепчутся по углам!
— И о чем же они шептались? — напирала я. — Если мне предстоит исправить вашу репутацию, то я должна понимать, по крайней мере, чем ваша репутация кого-то не устраивала.
Она посмотрела мне прямо в глаза, и мне показалось, что она с удовольствием считала бы меня своим другом и союзником. Если б могла.
— Главным слухом было то, что король хочет на мне жениться, — честно сообщила она.
— А вы сами хотели бы этого? — спокойно уточнила я, хотя в ушах отдавался бешеный стук сердца, разгневанного столь оскорбительным для меня и моего сына откровением.
Елизавета вспыхнула — ее щеки стали почти такого же алого цвета, как и шапочка, — и тихо промолвила:
— Это не мне решать. Я выйду замуж только по воле матери. И потом, я ведь уже помолвлена с вашим сыном. Нет, пусть моим браком занимаются моя мать и опекуны.
— Ваша девичья скромность и послушание делают вам честь, — произнесла я, чувствуя, что никак не могу избавиться от своего холодного, сурового тона.
Вновь уловив в моем голосе недовольство, она подняла глаза, заметила, видимо, гневное выражение моего лица, и вся кровь, казалось, отхлынула от ее щек. Она так побледнела, словно вот-вот упадет в обморок.
Тут в гостиную вошел мой муж в сопровождении дворецкого, который нес вино и три бокала. Стэнли, конечно, в одну секунду оценил обстановку и самым любезным образом воскликнул:
— Знакомитесь друг с другом поближе? Вот и прекрасно!
Когда все мы выпили по бокалу вина, мой супруг предложил принцессе отдохнуть от утомительного путешествия и проводил в отведенные ей покои. Вернувшись, он налил себе еще вина, плюхнулся в кресло, точно такое же, как мое, и, вытянув ноги в сапогах поближе к огню, заявил:
— Ты бы лучше не запугивала ее, Маргарита. Ведь если Ричард все-таки одержит верх над твоим сыном, то обязательно на ней женится. И после такой победы даже Север не будет против этого брака. А когда она станет королевой, тебе в жизни не удастся выбраться из этой крысиной норы.
— Во-первых, мой дом вряд ли можно назвать крысиной норой, — возразила я, — во-вторых, я вовсе не запугиваю ее. Я всего лишь спросила, почему ее отослали ко мне, и ответ у нее получился отчасти правдивым, отчасти лживым, как, впрочем, всегда бывает с девушками, которые не отличают правду ото лжи.
— Она, может, и лгунья, а может — во всяком случае, по твоим меркам, — даже и шлюха, — усмехнулся Стэнли, — но именно она станет следующей королевой Англии. Если твой сын действительно налетит на нас «подобно дракону из Уэльса» — о драконе из Уэльса, кстати, уже сочинили новую балладу и теперь повсюду ее распевают, — то ему, каково бы ни было прошлое Елизаветы, все равно придется сочетаться с ней браком, если он желает пользоваться поддержкой йоркистов. Ну а если выиграет Ричард, что лично мне представляется более вероятным, то он тоже непременно на ней женится, но уже по любви. В общем, как ни крути, а эта девочка станет королевой Англии. И ты поступишь весьма мудро, если не будешь сразу превращать ее в своего врага.
— Не волнуйся, я буду обращаться с ней в высшей степени любезно, — холодно заверила я.
— Да уж, пожалуйста, будь добра. И вот еще что я хочу тебе сказать…
Я выжидающе посмотрела на мужа, и он продолжил:
— Не пользуйся своим преимуществом, постарайся быть к ней терпимой — на всякий случай, чтобы и она в свое время не вздумала тебе отомстить или обойтись с тобой грубо. Ты должна притвориться, что ты заодно с ней, Маргарита. Не изображай из себя представительницу семейства Бофор, душа которой исполнена уязвленной гордости, — будь просто моей женой, членом семейства Стэнли. Тогда в случае чего ты окажешься на стороне победителя.
МАЙ 1485 ГОДА
Я не последовала совету мужа. Мы с «леди Элизабет» держались настороженно, постоянно наблюдая друг за другом и как бы пребывая в состоянии вооруженного молчания, точно две армии, готовые к бою и просто взявшие паузу.
— Вы как две кошки на крыше конюшни, — заметил мой муж, которого все это весьма забавляло.
Порой Елизавета задавала вопрос, нет ли вестей от моего сына, — словно я могла ей довериться и объяснить, какие унижения он вынужден терпеть, находясь при французском дворе и пытаясь обрести поддержку и необходимые денежные средства для нападения на Англию! Я тоже иногда интересовалась, что слышно от ее сестер, которые по-прежнему пребывали в столице. Она поведала мне, что Ричард со своим двором собирается переезжать в Ноттингем, что этот темный замок в самом сердце Англии он выбрал специально для встречи с врагом, высадка которого на английский берег явно не за горами. Елизавета сообщила также, что ее младших сестер в целях безопасности должны отослать в Шериф-Хаттон и она тоже мечтает к ним присоединиться. В целом она без возражений и полностью подчинилась правилам моего дома, а во время молитв была столь же молчалива и сосредоточенна, как я сама. Я часами держала ее в часовне, не давая даже позавтракать, однако она ни разу не пожаловалась, не издала ни одного вздоха. Но день ото дня она все больше бледнела, подавленная тишиной и богобоязненной атмосферой моего дома; порой я чувствовала, как тяготит ее пребывание здесь, какими долгими кажутся дни, проведенные под моим присмотром. Та ярко-алая роза, какой она казалась, появившись в воротах нашего поместья в своей алой амазонке, теперь словно увяла или поблекла настолько, что и впрямь почти превратилась в розу белую. Елизавета по-прежнему была очень красива, но теперь будто снова стала той молчаливой девушкой, которую мать растила в полумраке святого убежища. Ей, бедняжке, довелось познать лишь весьма сомнительную и быстротечную славу непризнанной королевы при дворе своего господина, и теперь она вновь была вынуждена безропотно отступить в тень.