Читать интересную книгу Книга судьбы - Брэд Мельцер

Не успеваю я сообразить, что, собственно, происходит, как из правой руки Римлянина ударяет фонтан крови. Ярко-красная жидкость толчками брызжет с тыльной стороны его ладони, как раз под костяшками пальцев. Его ранили. От шока и неожиданности Римлянин нажимает на курок.

Краем глаза я замечаю, как Лизбет хлопает себя по плечу, словно убивает комара. Я вижу, как между пальцев у нее сочится что-то темное, кровь… подобно воде, вытекающей из треснувшей чашки. Она отнимает руку от плеча и подносит ее к глазам, растопырив пальцы. Когда Лизбет видит кровь, лицо у нее покрывается смертельной бледностью, а глаза закатываются. Все, готово, она лишилась чувств.

— Дерьмо, дерьмо, дерьмо! — вопит Римлянин, согнувшись пополам. Тело его странно подергивается, раненую руку он бережно прижимает к груди. Справа от него первая леди срывается с места, бежит к главным воротам кладбища и скоро исчезает из виду. Римлянину слишком больно, чтобы он попытался остановить ее. Дыра в его ладони размерами не больше пенни. Но подпись со стигматами распознается безошибочно.

— Ты обманул меня! Он — ангел! — доносятся из кустов в задней части кладбища завывания Нико.

Он ломится к нам сквозь темноту, держа перед собой револьвер, готовый убивать. Я не вижу его лица, в тусклом неверном свете фонарей угадывается только силуэт. Но рука у него не дрогнула.

— Т-ты попадешь в ад, — шепчет Римлянин, отчаянно пытаясь использовать последний шанс. — Как Иуда, Нико. Ты стал Иудой, и ты попадешь в ад.

Нико вздрагивает всем телом, и я понимаю, что он расслышал обращенные к нему слова. Но они не останавливают его.

— Законы Божьи живут дольше тех, кто их нарушает! — выкрикивает он, собираясь с силами. — Твоя судьба переписана заново!

Выйдя на дорожку, он одной рукой стискивает деревянные четки у себя на шее, а другой сжимает револьвер.

— Нико, вспомни о своей матери! — умоляет его Римлянин.

Нико кивает, и по лицу его текут слезы.

— Я помню, — хрипит он.

И вдруг, когда он уже поднимает револьвер, прицеливаясь, из-за забора кладбища доносится громкий свист рассекаемого воздуха. На рельсах появляется серебристый поезд — он мчится так быстро, что, кажется, возникает из ниоткуда. Его грохот и лязг оглушают. В уши мне как будто вставили ватные пробки. А что чувствует Нико с его обостренным слухом, мне страшно даже представить.

Он сопротивляется изо всех сил и, стиснув зубы, нажимает на курок. Но грохот и лязг делают свое дело. Рука Нико вздрагивает, раздается короткое шипение, и пуля, скользнув над плечом Римлянина, вырывает щепки из ствола ближайшего дерева. Должно быть, впервые в жизни Нико Адриан промахивается.

На лицо Римлянина возвращается мрачная улыбка. А поезд все грохочет и грохочет за оградой. Не в состоянии удержать пистолет в правой руке, агент Секретной службы отшвыривает зонтик и перехватывает оружие забинтованной левой. Судя по тому, как трясется его правая кисть, он испытывает сильную боль. Но не обращает на нее внимания. Римлянин расправляет плечи, колени у него больше не подгибаются. Когда он поднимает пистолет на уровень глаз и прицеливается, я уже бегу к нему. Как, впрочем, и Нико, но он отстает на добрых тридцать футов.

У Римлянина остаются считанные секунды на один-единственный выстрел. И никаких сомнений относительно того, кто из нас наиболее опасен.

Ба-а-ах!!

Раздается грохот выстрела пистолета Римлянина, но он тонет в шуме пролетающего мимо поезда. Позади меня, за моим правым плечом, слышится глухой стон — это пуля попадает Нико прямо в грудь. Он по-прежнему бежит к нам. Но недалеко. Через два шага ноги у него начинают заплетаться, а чересчур близко посаженные глаза испуганно расширяются, превращаясь в круглые блюдца. Он спотыкается и падает на землю лицом вниз. Четки вырываются у него из руки. Тело его замирает, и он не делает попытки встать.

Покончив с Нико, Римлянин направляет пистолет на меня. Но я двигаюсь слишком быстро для него. Я налетаю на Римлянина, который стоит неподвижно, как манекен в витрине, и с разбегу обхватываю его руками. От удара он отшатывается влево. Я с удивлением понимаю, что на груди у него металлическая пластина. Он научился этому у Бойла. Пуленепробиваемый жилет. Впрочем, хорошо уже то, что, получив ранение в руку, он ослабел. Мы спотыкаемся о его зонтик и валимся на землю. Я крепко вцепился в него, как лесоруб в падающее дерево.

Мы оказываемся на земле, пистолет падает у него из рук и скользит по мокрой траве. Спиной он врезается в выступающий из земли корень, а головой с размаху ударяется о булыжник с неровными краями. Жилет помогает ему уберечь спину, но лицо Римлянина, когда он прикладывается затылком о камень, кривится от боли.

С трудом выпрямившись, я упираюсь коленом Римлянину в живот, левой рукой хватаю его за воротник рубашки, тяну на себя и изо всех сил бью кулаком ему в лицо, чуть повыше глаза. Голова агента снова со стуком ударяется о камень, а над глазом появляется небольшая рваная рана. Римлянин скрипит зубами от боли и плотно зажмуривается. В крови у меня бурлит адреналин, я бью его снова и снова. Рана над глазом расширяется и кровоточит все сильнее.

Однако настоящую боль ему причиняет булыжник под головой. С каждым ударом я слышу тошнотворный хруст — мне кажется, что череп его вот-вот расколется и в руках у меня останется лишь его скальп с черными, как вороново крыло, волосами. После недавнего ранения он явно потерял ориентацию в пространстве, но все-таки с трудом закидывает забинтованную руку за голову, пытаясь защититься от ударов о камень.

Я не могу унять бушующую в груди ярость и бью его снова. И еще раз. Это ему за все те операции, что мне пришлось перенести. И за то, что я вынужден был научиться жевать левой стороной рта. И за то, что я больше не могу облизывать губы…

Лежа на земле, Римлянин просовывает забинтованную руку между затылком и камнем. Моя рука взлетает в воздух для очередного удара, и тут я понимаю, что он не просто защищает голову. Он пытается ухватить камень. Ах ты, черт возьми! Собрав последние силы, я снова бью его в лицо. Римлянин взмахивает левой рукой, как бейсбольной битой. В кулаке у него зажат булыжник. Я двигаюсь быстро. Но он — еще быстрее.

Острый край камня, рассекая кожу, врезается сбоку мне в скулу, и я отлетаю вправо, ударившись плечом о сырую траву, растущую по краям дорожки. Римлянин уже предвкушает окончательную победу. Ему даже удается подняться на ноги. Я тоже вскакиваю с земли, стараясь отодвинуться как можно дальше, прежде чем он…

Он опять обрушивает на меня свой камень, как свайный молот. И попадает очень точно, как раз в основание черепа. Голова у меня гудит, руки и ноги слабеют. Спотыкаясь, я делаю неуверенный шаг вперед, к нему… Перед глазами все плывет, подступающая чернота грозит захлестнуть меня с головой. Нет, не смей терять сознание…

Я падаю на землю, успев выставить перед собой руки, и в ладони мне впиваются мелкие камешки, которыми усыпана дорожка. Римлянин слепо идет на меня. Он тяжело дышит, жадно хватая воздух широко открытым ртом. Он спотыкается о край плиты, и вылетевшая из-под ноги щебенка больно ударяет меня в спину.

— Ты… — Римлянин хватает меня сзади за рубашку. Я пытаюсь вырваться, но он намного сильнее. — Ты покойник, чертов урод! — рычит он, резким рывком переворачивает меня на спину и, подобно метателю молота, отправляет в сторону крипты из шлифованного камня, двери которой из красно-синего мозаичного стекла защищены перекрещивающимися металлическими прутьями. Если я врежусь в них спиной… Нет, лучше не думать об этом.

Прутья встречают мой позвоночник душераздирающим хрустом. Примерно с полдюжины витражных стекол с треском, очень похожим на рождественский фейерверк, разлетаются на куски, когда моя голова врезается в них. По затылку у меня течет что-то теплое и мокрое. Проклятье! Если я чувствую кровотечение, значит, оно очень сильное.

Римлянин хватает меня и тянет на себя, шейные мускулы у меня расслабляются, голова бессильно клонится набок. Сверху, как в замедленной съемке, падает дождь, и капли его напоминают мелкие хрустальные иголки. Перед глазами у меня снова все плывет. Небо становится темно-синим…

— О-о-о-о-о-х, — слышу я собственный стон. Я упорно стараюсь не потерять сознания, пока Римлянин оттаскивает меня от крипты в темноту. Не выпуская из рук моей рубашки, он на мгновение останавливается и оглядывается по сторонам. Неподалеку без сознания лежит Лизбет. Первая леди исчезла. Нико убит. Какие бы планы ни строил Римлянин перед этой встречей, теперь ему придется импровизировать. Он обводит глазами мрачный пейзаж и находит то, что искал.

Римлянин, дергая за рубашку, поднимает меня на ноги, и я, спотыкаясь, делаю неуверенный шаг вперед. Он обхватывает меня за шею рукой и ведет по тропинке, как собаку, которую за ошейник вытаскивают из столовой. Он так сильно сжимает меня своей здоровенной ручищей, что я начинаю задыхаться. Я пытаюсь остановиться, зарываясь каблуками в землю, но силы окончательно оставили меня. Тем не менее, только когда мы пересекаем дорожку, вымощенную каменными плитами, я вижу конечную цель нашей прогулки. По диагонали от небольшого уютного захоронения, в котором упокоились муж и жена, я замечаю небольшой пятачок травы, которая кажется более зеленой по сравнению с остальной растительностью. В одном месте пятачок дерна морщится, как задравшийся ковер. О боже! Это же искусственный газон. Он тащит меня… к свежевырытой могиле.