Читать интересную книгу Норвежский детектив - Герт Нюгордсхауг

— И поэтому он сам создавал себе сюжеты, верно? Птицу, которую подстрелил на море, корабль, который заманил на скалы?

— Я это поняла не сразу. Но потом… — Она снова закрыла лицо руками. — Наверное, он был душевнобольной!..

Гагара на картине была настолько живая, что было слышно, как она кричит, ударяясь о скалу. Конечно, он был сумасшедший. Потому и мог так хорошо изображать Норвегию.

Мы со Скоддландом тихонько вышли. В гостиной он не проронил ни слова, но его молчание было красноречивее всех слов. На пороге он обернулся и посмотрел на вздрагивающие плечи фрекен Фюре. И опять у него на лице мелькнуло сострадание, которое я видел у него по приезде сюда. Она, как и он, потерпела поражение в войне с провинциальным норвежским городком. Она была его сестрой по несчастью.

Ему бы ненавидеть ее, ведь она оказалась соучастницей преступления, сломавшего жизнь его отца, да и его собственную. Но в книге, раскрытой на столе, говорилось, что тому, кто много любил, многое простится. А Скоддланд хорошо знал эту книгу.

* * *

Мы зашли ко мне в комнату. Разлили остатки виски в стаканы для зубных щеток.

— Эгиль, как ты догадался, что это она?

— Только у нее могли быть основания разбить окно. К тому же только она знала, куда мы отправимся вечером.

Он задумался:

— Подслушала за завтраком?

— Да. Я помню, она подходила к столу, когда мы говорили об этом. Она спросила, не съедим ли мы еще по яйцу.

— Но зачем же было разбивать окно?.. Объясни мне, пожалуйста.

Я взял карманное зеркальце и поймал им луч лампы, стоявшей на тумбочке. По стене заплясал круглый зайчик.

— Когда Зауберманн открывал окно своего ателье под определенным углом, отблеск огней маяка попадал в мертвую зону юго-восточнее Хёгхолмена. Как раз туда, где вы с отцом видели огни маяка. Но видели их тогда только вы… Подойди к стене, Атле.

Он послушался, и я направил зайчик на стену у него над головой.

— Вот сейчас ты — впередсмотрящий. Луч проходит над тобой, и ты его не видишь. — Луч скользнул в сторону. — А сейчас ты — капитан Хогне, стоявший на мостике у правого борта. Луч проходит левее тебя.

Наконец я направил зайчик прямо ему в лицо.

— А вот теперь ты стоишь там, где вы стояли с отцом, посередине мостика. И вы видели огни маяка там, где был Хёгхолмен.

Я убрал зеркальце в карман. Скоддланд, присвистнув, вернулся к стакану с виски.

— Но какое отношение ко всему этому имела луна?

— А она направила меня по верному следу. Ведь луна — это зеркало. — Я с благодарностью взглянул на луну через окно. — Ночью мы находимся в мертвой зоне по отношению к солнечному свету. Но отраженным мы его видим.

— Отраженным луной? — Скоддланд снова присвистнул.

— Да, точно так же, как вы с отцом видели в море огни маяка, отраженные окном Зауберманна.

Была уже глубокая ночь. Когда-то существовало поверье, что во время полнолуния человек становится оборотнем. Что человек может лишиться рассудка, если во время сна ему на лицо упадет лунный луч.

— Мне приснились очень странные сны о луне, — сказал я. — А кроме того, они как будто намекнули мне, что Lunacy — это безумие.

— Мало увидеть сон, его еще надо уметь растолковать! — сказал Скоддланд. — Спасибо тебе, Эгиль!

Он стоял у окна рядом со мной и смотрел на свой родной город. В глазах у него больше не было горечи. Рассчитался ли он с Холмевогом? Или у него просто пропала потребность сражаться с ним?

Мы молчали со стаканами в руках. Нас связали события этих дней. Мне они не дали ничего, ни статьи, ни даже маленькой заметки. Но один подарок я все-таки получил. Наверное, это и есть тот самый обходной маневр, который делает жизнь, чтобы возникла дружба, подумал я.

Скоддланд поехал сюда со мной, чтобы восстановить честное имя своего отца. Теперь действовать предстояло ему.

— Что ты намерен предпринять, Атле?

Он пожал плечами, с них свалилась огромная ноша.

— Мертвых не вернешь, а вот живые, бедняги, еще маются. — Он кивнул на комнату, которую мы только что покинули.

— А тайна, которую мы раскрыли? — спросил я.

Он с улыбкой показал на окно:

— Тайна пусть останется луне… Так будет лучше.

Элисабет прервала молчание, наступившее после рассказа Странда. Круглыми, как у ребенка, глазами она смотрела на огонь.

— До чего все-таки интересно жить!

Странд был с ней согласен. Особенно интересно ему было сейчас — он ждал суда доктора Карса.

Долгий рассказ сожрал много поленьев, и в комнате было очень жарко. До сих пор доктор Карс сидел в застегнутом пиджаке, теперь он его расстегнул и уютно развалился в кресле. Новая проблема, поставленная в последнем рассказе, по-видимому, не потребовала от него особых усилий мысли. Он дружелюбно поглядывал на журналиста, благодарный за приятное развлечение.

— Итак, в этой истории вы выступали как детектив и руководствовались своими вещими снами.

Странду это понравилось:

— Можно сказать и так.

Директор Бёмер положил в пепельницу окурок сигары:

— И что же говорит наука о детективах, которые руководствуются вещими снами?

— Что они оперируют вполне объяснимым феноменом. — Доктор Карс просунул большие пальцы в проймы жилета. — В истории господина Нордберга мы видели, как с помощью подсознания можно иногда разгадать тайны, недоступные сознанию. А в данном случае тайна раскрывается благодаря двум снам.

— Вообще-то, трем, — поправил Странд. — Даже четырем, я забыл про четвертый, но по-моему, и он был о том же.

— Помню, помню. — Профессиональная улыбка доктора Карса подтвердила, что он — хороший слушатель, что ни одна деталь не ускользает от его внимания, но выбирает он самые существенные. — Главную роль играют первый и последний сон, остальные — это связующие звенья. В первом сне подсознание поставило проблему, которая, когда вы проснулись, побудила вас предпринять определенные действия. В последнем сне было найдено решение этой проблемы, и опять же оно сформировалось в вашем сознании, когда вы проснулись.

Странд взъерошил свои густые волосы, словно ему требовалось привести в беспорядок прическу, чтобы навести порядок в мыслях.

— Но ведь в некотором смысле отгадка содержалась уже в первом сне. Правда, она была выражена символически: солнечный свет оказался вдруг лунным. А главное, этот сон приснился мне до того, как я поехал в Холмевог, и вообще до того, как я углубился в это дело!

— Ну и что? — Взгляд за стеклами очков был полон внимания. — Вы хотите еще что-то сказать?

— Да! А тот сон, когда я понимал, что мне необходимо открыть окно? Ведь он приснился мне до того, как я побывал на Художниковом острове, то есть до того, как я догадался, что главную роль в этой истории играло зеркало!

— Но вы же не смогли открыть тогда окно, — заметил доктор Карс. — И не поняли, что за свет там прыгал. Тогда догадка только еще приближалась к вам.

— Нет, это были вещие сны! — стоял на своем Странд.

— Едва ли. — Доктор Карс взял коньячную рюмку за ножку и начал медленно вращать ее на столе. — Что, собственно, произошло? Во всех трех сновидениях фигурирует свет. В первом была поставлена проблема: каким образом можно перепутать два источника света? Как «солнце» может оказаться «луной»? В другом сне у вас возникает предчувствие, начинает брезжить догадка: зеркальная поверхность. И в третьем — догадка переходит в уверенность. Потому что ваше сознание обогатилось новым опытом.

Он продолжал вращать рюмку, пустую и прозрачную. Смотрел через нее на свет, поворачивал под разными углами.

— Нет никаких оснований полагать, что человек обладает неким даром ясновидения. Фантазия сновидений пользуется только тем материалом, который поставляет ей память.

— Какой еще материал? — Рука Странда беспокойно ерошила волосы.

— Вы слышали об огнях маяка, но оказалось, что их видели совсем в другой стороне, ведь так? — Рюмка остановилась. — Разве в этом случае объяснение, что это был «зайчик» зеркала, не лежит на поверхности?

Голова Странда была похожа на голову мальчишки после драки.

— Но ведь оно пришло мне в голову только потом…

— Сознательно да, а подсознательно… У подсознания очень хорошая память, оно бережно хранит опыт, приобретенный в детстве. Кто из детей не пускал солнечных зайчиков обыкновенным карманным зеркальцем, которым вы так хорошо воспользовались, чтобы проиллюстрировать свою мысль Скоддланду… Догадка вполне могла вам присниться до того, как ее нашло ваше бодрствующее сознание.

— Насколько я понимаю, вы в этом случае признаете интуицию, доктор Карс? — немного презрительно заметила Элисабет, она еще не забыла, как он анализировал ее «приступ истерии». — А я-то думала, что вы допускаете эту способность только у женщин.