Читать интересную книгу Христианские древности: Введение в сравнительное изучение - Леонид Беляев

1. «Монастырская археология»

Средневековые опыты

Стремление узнать больше о прошлом церкви возникло в Англии, как и в других странах, в незапамятные времена. Уже Беда Достопочтенный передает историю того, как монахи аббатства Или в 660 г. решили поискать хороший каменный гроб, достойный помещения в него костей святого Этельреда. Они поступили, как заправские археологи: отправились в лодке вниз по реке Грант в Кембридж для «раскопок» на заброшенном римском кладбище. Беда описывает найденный там гроб как белый мраморный саркофаг прекрасной работы с хорошо пригнанной крышкой из такого же камня — подобное описание вполне мог бы сделать и какой-нибудь антикварий XIX века.

Конечно, братьями из Или в VII в. руководило отнюдь не стремление к знанию. Но именно оно подвигло монахов Гластонбери открыть в 1190 г. гробницу легендарного короля Артура и королевы Джиневры. Дело в том, что к XII в. настал черед Англии изучить свое происхождение и составить себе приличную «родословную». Когда-то миф о «троянских корнях» приняли римляне, за ними франки. Теперь список надо было продолжить, в чем помог труд Гальфрида Монмутского «История королей Британии» (в русском пер. «История бриттов»). Нормандские принцы начали изучать своих саксонских, кельтских и троянских предшественников. Открытие гробницы Артура (объявленного потомком Иосифа Аримафейского) и королевы Джиневры подоспело вовремя и было расценено очень высоко.

История работ не до конца ясна. Перестраивая аббатство после пожара 1184 г., монахи приступили к поиску могилы легендарного короля. В 1190 г. на кладбище была найдена гробница с останками мужчины необычного сложения и женщины, а также крест с надписью: «Здесь погребен знаменитый король Артур с Джиневрой, своей второй супругой, на острове Авалон». Обнаруженные скелеты перенесли в мраморную церковную усыпальницу. Результаты на первый взгляд не отличаются от любых средневековых эксгумаций мощей. Но они потрясают, если познакомиться с их тогдашней «фиксацией».1

Нам сегодня не очень важно, что скелеты явно не принадлежали указанным персонажам и крест сам по себе был, видимо, подделкой X в., взятой монахами с кладбища и включенной в контекст погребений для придания известной легенде достоверности. Археология часто помогала создавать «реквизит» для легенд и XII век недаром прослыл «золотым веком» средневековых подделок. Но факт раскопок 1190 г. — вне всякого подозрения. Интерес к древностям в этом случае, возможно, подогревался насущными нуждами (скоро монастырь получил богатые вклады и привлек новых паломников) — однако присутствие доли бескорыстного любопытства к прошлому совершенно очевидно. Современникам же результат казался вполне надежным, он принес ощущение исторической действительности. «Король Артур был отныне столь же реален, как Альфред Великий или Вильгельм Завоеватель».2

Раскопок с целью добычи останков королей, епископов, святых и особенно мучеников было в средневековой Англии очень много, их детали сохранены многочисленными хрониками. Есть такие эксгумации, которые имеют явно «археологическое измерение» и весьма интересны даже сегодня, например, перенос из одного собора в другой около 1200 г. англосаксонских епископов Уэллса (Wells, не путать с Wales, Уэльс). Хотя, конечно, в этих акциях больше было почтения, чем антикварного любопытства, которое станет нормой позднее, когда мощи стали вскрывать повторно (например, остатки св. Гутберта в Дэрхеме извлекли в 1827 и снова — в 1899 г.).

В XVI в. в Англии появился уже и первый специалист по охране древностей на службе правительства: интерес к ним возрос настолько, что ввели пост «королевского антиквария» (1533), причем установил его величайший разрушитель древних зданий и СВЯТЫНЬ Генрих VIII. Новое место занял королевский капеллан Джон Лиланд, обязанностью которого стало «искать описания, рукописи и реликвии древности во всех соборах, колледжах, аббатствах и приоратах Англии». Лиланд это и делал. Он путешествовал по стране и описывал, фиксируя именно тот момент, когда монастыри буквально обращались в пыль на его глазах. («Жаль, не было у него фотокамеры!» — меланхолически шутит известный современный археолог Уорвик Родвелл: Rodwell, 1989, 20).

Вернувшись из путешествия в 1542 г., Лиланд посвятил остаток дней обработке собранного и публикация материалов стала главным делом его жизни (Leland, 1549). Для церковной археологии особенно важен «Итинерарий», опубликованный позже в 9 томах (Leland, 1710-12). Здесь собрана масса описаний руин, дающих важные сведения археологу. Например, Лиланд отмечает: «Иоанн (Турский) разобрал церковь св. Петра в Бате и воздвиг новую, много более красивую, и был похоронен в ней в центре пресвитерия. Его образ я видел лежащим через 9 лет после этого; в каковое время весь храм, им воздвигнутый, был уже расточен, стоял без кровли и сорняки росли на надгробии Иоанна Турского… Но стены еще держатся». (Цит. по: Rodwell, 1989, 20). Конечно, такое описание очень многое прояснило археологам при раскопках в судьбе когда-то знаменитого храма эпохи нормандского завоевания.

Книга Лиланда была последним словом средневековой науки в Англии, но она же открывает историографию Нового времени. Если в 1520-х гг. он описал монастыри как настоящие сокровищницы, то уже в 1535 г. король стал главой церкви в Англии и работу Лиланда «продолжили» комиссары — оценщики церковных имуществ (valor ecclesias-ticus). Специальные комиссары «оценивали» также религиозную, духовную жизнь обителей. Их отчеты и описи — две группы источников, лежащие в основе всякой работы по изучению английских церковных древностей.

Диссолюция как способ «формирования объектов»

Итак, по судьбам церковных древностей Англии в годы странствий Лиланда была проведена резкая черта, имя которой — «диссолюция». Этот процесс, покончивший с британским средневековьем, сравнительно мало известен в России — может быть, потому, что до сих пор не получил названия, адекватно отражающего английский термин «Dissolution» («упразднение», но также и «расточение», «растворение»). За пределами специальной литературы и учебников о нем узнаешь разве что из классического романа Хаггарда «Хозяйка Блосхолма». А ведь «эпоха упразднения» обладает для нас особым интересом. В русской истории у нее такие аналоги, как конфискация церковных имуществ Советской властью и кампания атеистического разрушения храмов, а также менее известные (но тоже очень широкие) меры Екатерины II по секуляризации монастырских земельных владений и выводу малых монастырей «за штат». Диссолюция в Англии оказалась тем историческим событием, которое, подобно Великой Французской революции и русскому революционному атеизму, решило судьбу национальных церковных древностей, тем самым наложив неизгладимый отпечаток на методы их дальнейших исследований.

Диссолюция (упразднение) монастырей представляла собою ключевое мероприятие церковной реформы короля Генриха VIII в его борьбе за независимость английской церкви и государства от церковно-политического контроля папского престола. Суть кампании состояла в лишении католических священников права собирать церковные подати и владеть имуществом на территории Британии, а также содержать на ней старые или основывать новые монашеские общины. Монашество как организованная сила попросту уничтожалось. Кампания в Англии и Уэльсе имела последствия немедленные и драматические; в Шотландии и Ирландии процесс шел медленнее, но к концу XVI в. завершился и там. Конечно, у подобного акта были прецеденты. В 1308 г. упразднили орден тамплиеров, конфисковав их имущество. В период Столетней войны закрывались связанные с Францией монастыри. В XVI в. их могли закрыть и просто за долги, и по решению высших церковных властей.3 Но никогда еще акция по секуляризации не осуществлялась в общегосударственном масштабе.

Реформа заняла несколько лет и шла постепенно. В 1535 г. провели общую оценку церковных имуществ. На ее основании парламенту в

1536 г. был представлен «Акт о подавлении» (Act of Suppression), который обрек на упразднение малые общины (до 12 братьев) или с доходом менее 200 фунтов, в которых «процветал грех и нечестие». Братия могла перейти в большие монастыри, где «вера правильно и благополучно поддерживается и сохраняется» или воспользоваться случаем и вообще оставить обеты. Имущество упраздненных обителей конфисковалось казной. Была устроена специальная судебная палата для проведения реквизиций и продаж, действовавшая много лет. В один прием уничтожили около трети монастырей.4

Все же к апрелю 1536 г. в Англии оставались еще 800 обителей. Общий доход с их владений, по тогдашним оценкам, составлял до 160 ООО фунтов (распределенных, конечно, неравномерно: Гластонбери имел 3000 ф., тогда как женский приют Уилберфос — 40 ф., и он не был беднейшим). Две трети всех монастырей никогда не имели капитальных построек и сколько-нибудь сносных условий для жизни; конечно, неодинаковой была духовная жизнь и моральный уровень. Разрушение тех общин, которые были связаны экономическими и духовными интересами с местным населением, вызвало восстание на севере (Йоркшир, Линкольншир) в октябре 1536 г. Монахи возвращались в монастыри; аббаты многих обителей, возглавив восстание, были казнены после его подавления, а имущество общин ушло в казну. Этот случай оказался роковым. Если бедные монастыри мало что добавили государству, то богатства крупных аббатств оказались просто вопиющими и жадность королевских комиссаров разыгралась. Один только свинец с кровель Жер-во и Киркстед был оценен в 1000 фунтов! Что было говорить об их землях! До этого речь шла о разумном реформировании монашества— теперь Корона задумала выдворить из страны всех сестер и братьев вообще. Начались массовые преследования и притеснения. В четыре года король Генрих и его главный министр, лорд-хранитель печати Томас Кромвелл уничтожили то, что создавалось столетиями.