Таким образом, можно считать, что капитан Шпанберг выполнил возложенное на него поручение, состоявшее в том, чтобы дойти до Японии, определить расстояние до нее от Камчатки, что ранее с точностью было не известно, и при этом делать наблюдения надо всем, что ему по пути встретится.
Выполнив, таким образом, первейшее и главнейшее свое задание, Шпанберг не пожелал терять понапрасну времени и отошел от Японии, чтобы искать дальше, не найдутся ли еще неоткрытые земли, а также чтобы обследовать острова, уже встреченные им на пути туда. Если позволит время, он рассчитывал также совершить путешествие в западном направлении и обогнуть Японию с севера.
Не имея, однако, никакой уверенности в том, что встретит на своем пути землю, Шпанберг, во избежание недостатка в питьевой воде, пошел сначала в северо-восточном направлении, чтобы поискать пресную воду на одном из встреченных ранее островов. Это ему удалось: 3 июля на 43°50' северной широты он увидел довольно большой остров. Шпанберг послал к берегу свою березовую яхту и шлюпку, чтобы поискать воды, а сам между тем стал на якорь недалеко от острова, на глубине тридцати саженей.
Посланные вернулись на судно и доложили, что воды найти им не удалось и что вследствие крутизны прибрежных гор и глубины моря они не смогли найти места, пригодного для высадки. Поэтому он снова поставил паруса, приблизился к берегу и послал шлюпку в другое место берега.
Шлюпка привезла на судно тринадцать бочонков хорошей воды, и посланные сообщили при этом, что на этом острове растет много березы, зеленого кустарника и других неизвестных им пород деревьев. Они сообщили также, что встретили на берегу семь человек жителей, но не могли с ними переговорить, так как те от них убежали; впрочем, они видели весла от лодок и сани, сделанные наподобие тех, которые видели на Курильских островах и на Камчатке.
Он подошел еще ближе к берегу и стал на якорь на песчаном грунте на глубине восьми саженей. Здесь внутри довольно большой бухты он заметил какое-то селение. Он немедленно послал туда шлюпку, и вскоре ему было доставлено на борт восемь человек местных жителей.
По внешнему виду и росту они напоминали жителей Курильских островов, с тем лишь отличием, что все их тело было покрыто довольно длинными волосами. Он угостил их водкой и сделал им подарки из различных мелочей, которые они приняли самым дружелюбным образом. Они носили длинную одежду, сшитую из пестрых лоскутков шелка самого различного цвета, но ходили босиком.
Судя по одежде, можно полагать с полным основанием, что они имели сношения с японцами. На лице у них были черные бороды, а у стариков бороды совсем седые. У некоторых в ушах были вдеты серебряные кольца; говорили они, конечно, по-курильски. Их суда также совершенно похожи на курильские. Увидев на борту живого петуха, они все стали на колени, сложив обе руки над головой, низко поклонились ему; также поклонились они до земли за полученные подарки.
Вполне вероятно, что острова, расположенные между Камчаткой и Японией, от 51° до 44° северной широты, составляют одну группу Курильских островов, а числом они, крупные и малые, составляют свыше тридцати островов.
9 июля Шпанберг отошел от этого острова и лишь с большим трудом сумел выбраться оттуда. Впереди он видел песчаные мели, на которых разбивались большие волны; ему удалось пройти там на глубине трех, четырех и пяти саженей. Вследствие противных ветров на глубине семи саженей ему пришлось бросить якорь.
В общем, только через несколько дней ему удалось выйти в открытое море; проходили на глубине десяти, одиннадцати, двенадцати и четырнадцати саженей. Вследствие вредных испарений, наблюдавшихся в этих местах, многие из состава экипажа заболели. На своей карте Шпанберг назвал этот остров Фигурным[60], а бухту – Пациенция (бухта Терпения), так как им пришлось перенести там много трудностей, и немалое число его людей вскоре после этого умерло от болезней.
На карте Шпанберга, составленной на основании его личных наблюдений, а не по показаниям третьих лиц или по предположительным данным, указан целый ряд островов Курильской группы, вытянутых на небольшом расстоянии друг от друга, начиная от самой Камчатки, почти по прямой линии, в направлении к SSW до 43° – 44° северной широты.
Упомянутый выше остров Фигурный лежит примерно на 43° северной широты и настолько дальше к западу от прочих, что Япония находится прямо к югу от него. При этом вблизи расположены еще несколько больших островов, которые составляют как будто большую землю, так как одни острова, видимо, соединяются с другими.
Капитан Шпанберг не признал, однако, эти острова так называемой землей Иездо и не внес этого названия на свою карту, так как подробных данных об этой земле ему собрать не удалось, а ограничиться сообщением непроверенных сведений он отнюдь не желал; это значило бы подкреплять старые небылицы новыми.
Все же я лично остаюсь при твердом убеждении, что если только существует в этих местах земля, называемая Иездо, то это не может быть не что иное, как эти острова, равно как и вся цепь Курильских островов, которую тоже можно разуметь под этим наименованием.
Если бы где-нибудь существовала еще другая земля Иездо, то ее обязательно нашли бы в эту экспедицию; ведь на ее розыски не пожалели никаких трудов, ее искали три года подряд как на юго-востоке, так и на юго-западе, а не нашли ничего, кроме названных островов. При отправлении экспедиции нам было прислано несколько набросков профиля этой земли Иездо, видимой со стороны моря, с указанием названий отдельных ее местностей, обозначением рейдов и гаваней и даже глубин.
Я полагаю, что господам составителям этих профилей все это привиделось во сне или что они были введены в заблуждение своим легковерием и чужими рассказами, так как во всем этом обнаруживается столько же правды, сколько в существовании мнимой земли Хуана де Гамы, о чем речь будет впереди при описании нашего американского путешествия.
Не нужно особых усилий и не требуется большой учености, чтобы, сидя в теплом кабинете, на основании отрывочных сообщений и произвольных догадок вычертить подобные карты. С таким же успехом, живя в самой северной части Лапландии, я мог бы назвать по имени дитя, родившееся накануне у мыса Горн или у Магелланова пролива, и если бы кто-нибудь назвал меня обманщиком, – что, мол, дитя называется иначе, – то я мог бы ему ответить: не веришь – поезжай сам туда и спроси.
Ведь нельзя никого обвинить в обмане, не уличив его в том, что он сказал неправду, и только тогда обнаруживается вранье. Выдавая ложь за истину, я уверял бы в правдивости своих слов, полагая, что пройдет ведь много времени, пока ложь моя обнаружится, а между тем я могу умереть и, следовательно, вовсе не услышу, как меня будут бранить за ложь. А у живых эта ложь навсегда остается в памяти.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});