преимущественно из тополей.
Благодаря дяде Лаки, кто обдал меня своим счастливым дыханием как только я родилась, а также великодушному покровительству своих бабушки и отца, я по праву могу сказать, что моя жизнь удалась. Я располагаю денежными средствами и свободой делать всё, что только ни пожелаю. Так, я могу полностью отдаться изучению географии Чили с её характерными отвесами и обрывами, и делать то, разумеется, с фотоаппаратом на шее, как, впрочем, я подобным и занималась последние восемь или девять лет. Люди коварно говорили, мол, в данной ситуации ничего другого и не стоило ожидать; некоторые же родственники и знакомые вовсе меня чурались, а если и случайно встречали на улице, тогда притворялись, что не знали меня. Просто они не могли терпеть рядом с собой женщину, которая вот так взяла да и оставила своего мужа. Подобного рода пренебрежения не покидают меня и во сне; я вовсе не обязана быть приятной и любезной со всеми и каждым, напротив, предпочитаю оставаться таковой лишь с теми, кто мне действительно важен, а их, надо сказать, не так уж и много.
Печальный результат моих отношений с Диего, казалось бы, должен навсегда внушить мне страх к опрометчивой и ревностной любви, однако ж, на деле так не случилось.
Конечно же, несколько месяцев я прожила будто с подрезанными крыльями, изо дня в день слоняясь с ощущением абсолютного поражения, неизбежно стоя перед необходимостью играть лишь одной картой и в результате потерять всё. Вдобавок ясно и то, что я приговорена быть женщиной замужней, одновременно живя без мужа – вот почему не так-то просто заново «перекроить» всю мою жизнь, как говорят мои тётушки, но данное странное моё положение даёт мне же великую свободу вести себя как только заблагорассудится. Расставшись с Диего, спустя год я снова влюбилась, а подобное говорит о том, что у меня дубовая шкура, благодаря которой я быстро восстанавливаюсь от душевных травм.
Моя вторая любовь отнюдь не была нежной дружбой, со временем перешедшей в настоящий роман, напротив, это, скорее, был просто порыв страсти, который по чистой случайности неожиданно охватил нас обоих. Надо сказать, что всё складывалось хорошо, ну, по крайней мере, до настоящего момента, а там, кто ж знает, как и что оно случится в будущем. Стоял зимний день, один из многих с характерным продолжительным и в то же время освежающим дождём, с рассыпающимися по небу молниями и таким знакомым беспокойством на душе. Дети Паулины дель Валье вместе с юристами-буквоедами в который раз надолго закрылись у себя, разбираясь с нескончаемыми документами, причём было их с тремя копиями на каждый и с одиннадцатью печатями, которые я подписывала даже не читая. Фредерик Вильямс и я покинули дом на улице Армии Освободителей и до сих находились в гостинице ввиду того, что всё ещё не закончились ремонтные работы в загородном доме, где мы живём и поныне. Дядя Фредерик случайно встретился на улице с доктором Иваном Радовичем, с кем мы не виделись уже порядочное время, и они оба пообещали пойти со мной, чтобы посмотреть на очередное исполнение испанской сарсуэлы, а соответствующая труппа в это время как раз и гастролировала по Южной Америке. Но так случилось, что в указанный день дядя Фредерик слёг в постель с простудой, и я в полном одиночестве прождала непонятно чего в зале гостиницы, причём руки мои были ледяными, а ноги постоянно болели, потому что обувь мне слишком жала. Снаружи, по стеклу окон лился нескончаемый водопад, а ветер, точно перья, тряс уличные деревья – этот вечер явно не располагал к прогулкам, и на какое-то время я даже позавидовала простуде дяди Фредерика, которая теперь позволила ему оставаться в кровати с хорошей книжкой и чашкой горячего шоколада. Однако ж, приход Ивана Радовича заставил-таки меня напрочь забыть о погоде. Доктор пришёл в насквозь промокшем пальто и как только мне улыбнулся, я сразу поняла, что, оказывается, человек-то на самом деле был гораздо привлекательнее, нежели я его себе помнила. Мы взглянули друг другу в глаза и, думаю, что тогда мы увиделись с ним впервые. По крайней мере, я за ним наблюдала, и то, что я увидела, меня весьма впечатлило. Затем последовало долгое молчание, в иных обстоятельствах показавшееся бы практически невыносимым, хотя тогда оно скорее явилось некой разновидностью диалога. Он помог мне надеть плащ, и мы медленно отправились к двери, ни на миг не выпуская друг друга из виду. Ни одному из нас не хотелось попасть под грозу, которая то там, то здесь разрывала небо, но и расставаться прямо сейчас не было никакого желания. Как нельзя кстати появился портье с огромным зонтом и любезно предложил сопроводить нас до экипажа, что уже ждал у двери. Только тогда мы вышли молча и всё ещё сомневаясь. Я не испытывала никакого ярко выраженного прилива сентиментальности, также не было никакого сверхобычного предчувствия по поводу того, что мы с ним родственные души. Я даже мысленно себе не рисовала того начала любви, о котором, как правило, пишут в романах – надо сказать, ничего такого между нами не было. Просто заметив собственное сильное сердцебиение как бы толчками, я поняла, что мне резко стало не хватать воздуха, что меня внезапно охватил жар и по всему телу от щекотки побежали мурашки. Я вся сгорала от огромного желания просто прикоснуться к этому мужчине. Боюсь, что со своей стороны я не наполнила нашу встречу ничем духовным, скорее, привнесла в неё лишь одно сладострастие, хотя тогда я была совершенно неопытна в данном вопросе, а мой словарный запас оказался слишком скудным, чтобы дать подобного рода волнению известное мне подходящее определение. Хотя нужное слово – это ещё ничего; самое же здесь интересное состояло в том, что на деле подобное внутреннее расстройство было способно на куда большее, нежели моя собственная робость и многое скрывающий экипаж, выбраться из которого оказалось не так уж и легко. Я просто зажала своими руками его лицо и, не думая дважды, поцеловала мужчину в губы с проникновением так, как много лет назад я видела целующимися столь же решительно и жадно Нивею и Северо дель Валье. Это ровным счётом ничего не означало и вышло как-то само собой. Здесь я не могу вдаваться в детали насчёт того, что именно произошло дальше, потому что не представляет никакого труда домыслить себе всё остальное, а вот если Иван прочтёт в этой книге подобное во всех подробностях, между нами непременно