так что ему незачем знать о наших делах, — сказал Страйк. — Завтра я собеседую приятеля Уордла, и если все пройдет хорошо, Литтлджон уйдет.
Шах, Мидж и Барклай сказали: “Хорошо”. Пат, заметил Страйк, хранила молчание.
— Где он сейчас? — спросила Мидж.
— На Фрэнках, — сказал Страйк.
— Кстати говоря, у меня есть кое-что на них, — сказал Барклай, доставая из внутреннего кармана пиджака два листа бумаги, которые, будучи развернутыми, оказались ксерокопиями новостных статей. — Я все думал, сможем ли мы привлечь их к мошенничеству с пособиями, и в итоге нашел вот это.
Он пододвинул газету к Страйку. Обе газеты были небольшими, но в одной из них была помещена фотография старшего брата. Фамилия была указана не та, под которой братья Фрэнк жили сейчас, хотя имена остались прежними.
— Младший был осужден за непристояное поведение, — сказал Барклай Шаху и Мидж, пока Страйк читал. — Приговорили к условному сроку. Старший, по-видимому, является опекуном младшего. Не знаю, что с ним может быть.
— А старшего привлекали за преследование другой актрисы, — сказал Страйк, читая уже вторую статью, — Судья отпустил его с условным сроком, потому что он ухаживает за своим братом.
— Типично, — сердито сказала Мидж, стукнув стаканом по столу к легкому замешательству Шаха, который сидел рядом с ней. — Если я видела это один раз, то видела пятьдесят раз, когда служила в полиции. Таким как они дают слишком много слабины, и все потом удивляются, когда одного из них обвиняют в изнасиловании.
— Молодец, что нашел это, Барклай, — сказал Страйк. — Я думаю…
Зазвонил мобильный телефон Страйка, и он увидел номер Литтлджона. Он ответил.
— Только что видел, как Фрэнк-1 просунул что-то в конверте через входную дверь клиента, — сказал Литтлджон. — Я послал тебе видеозапись.
— Где он сейчас?
— Ушел.
— Хорошо, я позвоню клиентке и предупрежу ее. Оставайся с ним.
— Хорошо.
Литтлджон повесил трубку.
— Фрэнк-1 только что засунул что-то в почтовый ящик клиента, — сообщил Страйк остальным членам команды.
— Опять мертвые птицы? — спросила Мидж.
— Нет, если только они не поместятся в конверт. Я думаю, нам следует сообщить в полицию, что им уже приходилось иметь дело с Фрэнками под другими именами. Визит полиции может заставить их отступить. Я об этом позабочусь, — добавил Страйк, делая пометку. — Что нового по Бигфуту?
— Вчера он снова был в Челси Клойстерс, — сказал Шах.
— Та девушка, с которой ты сфотографировал его на улице, ничего нам не даст, — сказала Мидж Страйку. — Я разговорилась с ней в бутербродной на соседней улице. Сильный восточноевропейский акцент, очень нервная. Этим девушкам говорят, что они приезжают в Лондон, чтобы получить контракт моделью, не так ли? Я надеялась, что она захочет получить хороший куш от прессы за то, что продала его, но, думаю, она слишком напугана, чтобы говорить.
— Один из нас должен проникнуть в это место, выдав себя за игрока, — сказал Барклай.
— Я думаю, что фотографий, на которых он входит и выходит оттуда, будет достаточно для его жены, — сказал Шах.
— Она думает, что он как-нибудь объяснит это, — сказал Страйк, получивший утром от клиента раздраженное электронное письмо. — Ей нужно что-то такое, от чего он не сможет отвертеться.
— Например, фотография, на которой ему на самом деле отсасывают? — спросил Барклай.
— Не помешает. Может быть, лучше войти в здание в качестве какого-нибудь торговца или инспектора по технике безопасности, а не игрока, — сказал Страйк. — Больше свободы передвижения и, возможно, удастся застать его выходящим из комнаты.
После этого началось обсуждение того, кто из детективов должен взяться за это дело, и возможных вариантов прикрытия. В итоге за дело взялся Шах, который в одном из предыдущих дел успешно выдавал себя за международного торговца произведениями искусства.
— Немного не по моему уровню — инженер по отоплению, — сказал он.
— Мы достанем тебе поддельные документы и удостоверения, — сказал Страйк.
— Итак, мы уже собираемся принять новый случай из списка ожидания? — спросила Мидж.
— Подожди еще немного, — сказал Страйк. — Давайте сначала убедимся, что у нас есть замена Литтлджону.
— Кто завтра собирается посетить пластиковый камень? — спросил Барклай.
— Я, — сказал Страйк.
— Должно быть, она уже почти готова к выходу, — сказала Мидж. — Уже месяц.
— У нее пока нет ничего, что Эденсор мог бы использовать против церкви, — сказал Страйк. — Ты же знаешь Робин: никаких полумер. Ладно, думаю, это все. Я сообщу вам о замене Литтлджона, как только это произойдет.
— Можно тебя на пару слов? — Шах спросил Страйка, когда остальные направились к дверям.
— Да, конечно, — сказал Страйк, усаживаясь обратно. К его удивлению, субподрядчик достал из заднего кармана журнал Private Eye.
— Ты это читал?
— Нет, — сказал Страйк.
Шах пролистал журнал и протянул его через стол. Страйк увидел колонку, обведенную ручкой.
Эндрю “Медоед” Хонболд, королевский адвокат Великобритании, любимый юрист по делам о клевете среди британских красоток и самопровозглашенный моральный арбитр, возможно, вскоре будет остро нуждаеться в собственных услугах. Давнее предпочтение Медоеда хорошеньким юным юниоркам, конечно, полностью отеческое. Однако “крот” в судебных палатах Лавингтона сообщает The Eye, что молодая брюнетка с пышными формами распространяла рассказы о доблести и выносливости Барсука в контексте, отличном от зала суда. Пошли даже слухи, как возлюбленная предсказывала скорый крах брака Барсука со святой леди Матильдой.
Они женаты уже 25 лет и имеют четверых детей. В недавней статье в газете Таймс подчеркивается личная честность самых известных в Великобритании борцов со слезами.
— Я на собственном опыте убедился, какое влияние оказывают клевета и инсинуации на незаслуженно обиженных людей, — гремел Медоед, — и лично я ужесточил существующие законы о диффамации, чтобы защитить невиновных.
По слухам, нескромная дама, ведущая это дело, оказывает знаки внимания Корморану Страйку, частному детективу, о котором все чаще пишут в новостях. Может быть, она получает подсказки от скрытых камер и микрофонов? Если да, то адвокату Хонболду лучше надеяться, что ему придется иметь дело только с оскорблениями и инсинуациями.
— Черт, — сказал Страйк. Он поднял глаза на Шаха и не нашел ничего лучшего, как повторить — Черт.
— Я подумал, что ты должен знать, — сказал Шах.